мировоззрения, ну, ничем, ни в чем и никогда не могут уступить друг другу своего принципиального отношения к сверхъестественному: атеизм всегда стоит на позиции, что ничего сверхъестественно и в помине нет, религия обязательно утверждает веру в реальное существование сверхъестественного. Атеизм с верой в сверхъестественное — это уже не атеизм; религия без веры в сверхъестественное — это уже не религия. Вот что касается мировоззрений атеистического и религиозного.

Но верующие и атеисты состоят не только из их мировоззрений. Они — реальные люди со множеством конкретных материальных и духовных элементов и потребностей. Как реальные люди, верующие и неверующие могут мирно сосуществовать, совместно трудится и решать ряд общих проблем, искренне дружить друг с другом. То, что нас, верующих и атеистов, объединяет, гораздо и гораздо больше, гораздо и гораздо важнее того, что нас разъединяет.

А теперь по существу и в заключение нашего обстоятельного разговора о вознаграждениях за доказательство малейших признаков сверхъестественного. По действующим законам бизнеса мы, атеисты, имеем право претендовать, как минимум, на 0,01 % заработка тех, в пользу кого посредничаем. Из $ 2 000 000 нам в случае выигрыша причитается 2000 (две тысячи) долларов. Но вряд ли богословы поступятся нам этой суммой. А с бедных «ученых» нам стыдно что-либо требовать. Мы удовольствуемся тем, что возможные защитники веры в Бога, Библии и дел сверхъестественных поделятся с нами своим духовным творчеством, а мы познакомим с их соображениями на этот счет посетителей нашего атеистического сайта.

Или я что-то не то и не так сказал?

Или у богословов нет никакой веры в Бога, а у верующих «ученых» сильно желание не упустить своего авторского права на свои открытия в области сверхъестественного, и у экстрасенсов есть только, что показать, и нечего об этом сказать? В таком случае мы как-то, с Божьей помощью, переживем ваше — неверующие богословы, несостоятельные «ученые» и призрачные экстрасенсы — мертвое молчание и будем утешать себя хотя бы тем, что желали вам всяческого добра и прибылей в грядущем третьем тысячелетии.

По крайнем мере, христианской, иудейской и исламу. Здесь, безусловно, тоже надо уточнять, какая религия имеется в виду.

(А — М. Войнаровский) Надо ли говорить о таких явлениях в науке, как коррупция, бездумное поклонение авторитетам, бахвальство, вера, демагогия, некомпетентность, излишняя заумность? Разумеется, о таких недостатках можно и нужно говорить. Однако. Обратите внимание, что я употребил слово «недостатки». То есть, такие черты считаются в научной среде неправильными. То, от чего всеми силами полагается избавляться.

Отличие науки от религии просто: в науке стараются избавиться от элемента веры. В религии стараются культивировать элемент веры. И в науке, и в религии могут быть утверждения, которые принимаются без доказательств. Но реакция ученого и священника на такие утверждения противоположна. Что происходит, когда появляется возможность убедиться в правильности знания, которое ранее принималось на веру? То есть, возможность проверить верование? Например, появляется возможность узнать, действительно ли Земля плоская?

Если ученый видит возможность экспериментально проверить такое утверждение, то он его проверяет. Если проверка показывает, что утверждение неверно, он его отбрасывает. Какой-то определенный исход эксперимента (подтвердилось/не подтвердилось) ценится намного меньше, чем тот факт, что эксперимент вообще стал возможным. Ценится знание истины, а не то, соответствует истина прежним верованиям или нет.

Если священник видит возможность экспериментально проверить верование, то его устроит только такой вариант проверки, который подтверждает это верование. Иной вариант отвергается до последней возможности.

Возникает вопрос: почему новые научные теории часто отвергаются ортодоксальными учеными? Это похоже на то, как богословы отвергают все, что противоречит вере. Похоже, да не совсем. Общее в этих ситуациях лишь то, что отвергается новое, которое противоречит старому. А разница в том, по каким причинам новое может быть отвергнуто.

Если священник отвергает новую теорию, то делает это только потому, что она противоречит старой. Старое есть всегда лучшее, поскольку постулаты веры исходят из далекого прошлого, а новое, как правило, вносит в них какие-нибудь изменения.

Если ученый отвергает новую теорию, то делает это потому, что она в чем-то хуже старой. Менее точная, более сложная, труднее проверяемая.

Старые теории прошли много разных испытаний на прочность. Поэтому придумать новую теорию лучше старой просто трудно, хотя и вполне возможно. Это постоянно делается, постоянно обнаруживаются новые интересные законы природы. Но это — все-таки сложное занятие, и не каждому дано. А тщеславие человеческое велико. В результате, с одной стороны появляются многочисленные «отвергнутые», страдающие манией величия в слабой форме, которые ноют и ноют… А с другой стороны, возникает консерватизм, как реакция на это нытье и этих больных на голову. К счастью, научный консерватизм не идет ни в какое сравнение с религиозным. Он вполне преодолим, если новая теория действительно хороша. Сильнейший удар по консерватизму нанес Internet, который снимает вопрос о разрешении на публикации.

А что происходит с теми верованиями, которые пока проверить нельзя? И здесь есть существенная разница между наукой и религией.

В религии такие верования являются нормой и не вызвают каких-либо проблем.

В науке стараются свести количество верований к необходимому минимуму. Из равноценных выбираются самые простые (Бритва Оккама). Те верования, которые вообще не дают никаких ощутимых выгод для научных рассчетов, объявляются «ненаучными». Заметьте, не ложными и не истинными, а ненаучными.

Еще одна тема, в связи с которой сравнивают науку и религию. Это — влияние авторитетов. И в науке, и в религии к мнению авторитета прислушиваются больше, чем к мнению новичка. Но то же самое можно сказать и о хоккее, и о живописи и о многом другом. Авторитет — это тот, кто уже доказал, что он хорошо разбирается в своей области. Это значит, что он не так часто ошибается, как новичок. Вполне естественно ожидать от авторитета более точных суждений.

Можно найти много других черт, одинаковых для науки и для религии. Например, то, что все ученые и инженеры — люди, а не суслики. То же самое можно сказать и о регилиозных деятелях. Грызунов среди них как-то не встречал. Те и другие дышат, думают, чувствуют и мечтают. Но любое количество общих черт не позволяет поставить знак равенства между наукой и религией. Потому, что есть одна разница, но большая. Это — критерий истины. И священники, и ученые стремятся к тому, что они называют истиной. Но истиной они называют совершенно разные вещи.

Для ученого истина — то, что подтверждено экспериментом.

Для священника истина — то, что согласуется с постулатами веры.

В качестве постулатов веры выступают обычно древние священные тексты и откровения «святых». А о том, что можно называть экспериментом, мы еще поговорим.

Под религией я понимаю систему взглядов, полученную с помощью критерия истины, который приведен выше. Важно понять, что в религиозном познании эксперимент не отвергается. Например, «молитесь — и будете услышаны» — чем не эксперимент? И в чем же разница? Во-первых, для религии эксперимент имеет меньший приоритет, чем постулаты. На тот случай, если эксперимент не сработает, заготовлен набор универсальных объяснений: «мало молился», «пути господни неисповедимы». Причем, эти объяснения проверить экспериментом уже нельзя. Во-вторых, эксперимент в рамках религии ограничен: огромное количество вещей принимаются на веру просто так, без каких бы то ни было