холодные кроссовки.
Слух, помимо устойчивого звенящего гула, улавливал мужские голоса, доносящиеся из-за двери.
— Там было все, — канючил некто с сильным акцентом, — паспорт, кредитки, наличность, страховка… Мне теперь, как это сказать, не ехать в гостиницу…
— А вы уверены, что бумажник у вас украли, а не вы сами потеряли? И где вы видели его в последний раз?
— Нет, нет, я не терять его… Он лежал здесь… Когда я сходить с поезда, то проверил… А в такси его уже не быть. Я отдал драйверу часы. Пятьдесят ойро… То есть евро по вашему.
— И что вы хотите? Чтобы мы нашли ваш бумажник?
— Нет, нет, я понимать, что это не реально. Мне надо бумагу, что я к вам обращался. В гостинице попросили. Иначе меня не поселить. А потом я свяжусь с консульством. А деньги мне присылать из дома.
— Ну, бумагу не жалко. Только придется написать, что вы бумажник потеряли. Так проще.
— Хорошо, хорошо, я согласен.
— Как вас звать?
— Вольф… Питер Вольф. Я из Кельна… Здесь у меня дела…
Услышав сию фамилию, Михаил Геннадьевич понял, что окончательно переместился в иную реальность. И прекратил всякую мыслительную деятельность, решив отдаться на произвол судьбы.
Оперуполномоченный Китаев зашел в помещение паспортного стола, где сидела потерпевшая, и поплотнее закрыл за собой дверь.
— Взяли! — негромко, но довольно сообщил он. — Прямо в парке. Голым… А я уж, если честно, думал, что вы того… Все сочинили. У нас такое случается… Извините.
— Шубу нашли?
— Говорит, подельнику успел передать. Но не волнуйтесь, сейчас установим адрес, съездим на обыск и изымем… Я вот что вас попрошу… — Китаев перешел на шепот, — он в камере сидит. Мы вам его покажем. Незаметно, через дырочку. Вы говорили, что не уверены, что его узнаете. А нам надо наверняка. Приедет следователь, пригласит понятых, подсадных, проведет официальное опознание. И тогда вы на него покажете. Уверенно и без колебаний. А пока просто посмотрите. Только все сугубо между нами. По закону это не рекомендуется, потом адвокаты отбить смогут. Все поняли?
— Да что там понимать? В чистом виде нарушение уголовно-процессуального законодательства. Сама в прошлом адвокат… Но не волнуйтесь, я вас не подставлю. Шубу, главное, верните.
— Приятно иметь дело с профи. Тогда прошу.
Они переместились в коридор, Китаев снял со стены плакат «Как не стать жертвой преступления», под которым оказалось небольшое отверстие со вставным глазком.
— Окуляр выходит прямо в камеру. Не волнуйтесь, он вас не видит.
— Вляпаться не боитесь? — кивнула на приспособление потерпевшая.
— Пока не влетали. Глазок, в случае чего, легко вынимается, а дырка замазывается.
— Вас никакие реформы не переделают. Хоть полицией обзови, хоть шоколадками…
— Это ж не мы придумали. Мировая практика.
— Ладно, давайте.
Женщина смочила платочек духами, протерла глазок и только после этого прильнула к нему.
Реакция оказалась неожиданной.
— Послушайте… Но это… Не он.
Китаев выронил плакат «Как не стать жертвой преступления» и уставился на даму, словно бык на мясорубку.
— Что… Что значит «не он»? А кто?
— Откуда я знаю? Первый раз вижу… Что вы из меня дуру делаете, вместо того чтобы шубу искать?
Китаев отодвинул потерпевшую, сам посмотрел в глазок. Всякое ведь бывает. Дурень дежурный мог посадить задержанного не в ту камеру.
Нет, дурнем дежурный не был.
— Простите, я забыл, как вас звать?
— Катерина. Без первой «Е». Можно без отчества.
— Катерина, вы спокойно, внимательно посмотрите. Не волнуйтесь, здесь понятых нет.
— Да не волнуюсь я… А мужик не тот. Мой был здоровее, без бороды, с лысиной. И, кстати, без синяков. А это доходяга какой-то. Где вы его откопали?
— Как где?! — Китаев начинал закипать не по-детски. — В парке! В том самом! А синяк — так у нас ступени скользкие… Вы хотите сказать, что в пятиградусный мороз по ночному парку разгуливает шобла голых мужиков?! Извините, Катя, но Великобельск — не Паттайя!
— Знаю я ваши методы, сами только что хвастались… Привезли бомжа из подвала, раздели, а теперь все на него повесить хотите.
— Да какого бомжа? Его охрана вневедомственная задержала, им наши показатели до лампочки! Могу дать рапорт почитать! И потом… Он уже чистосердечное подписал… Кроссовки видите на нем? У нас уже семь эпизодов нападений на женщин. И везде такие же отпечатки… Это — ванильный маньяк. Катерина, у вас со зрением все нормально?
— Не жалуюсь… Я не знаю, кто у вас кого задерживал, но я верю только сама себе. Жизнь научила. И я еще раз повторяю: это — не тот!
— И про вашу шубу, наверно, мы ему рассказали, — громко возмутился оскорбленный до глубины души оперативник.
Он, конечно, привык к напрасным обвинениям. И трупы, дескать, в квартиру подозреваемым подкидываете, и лучами невидимыми мозги промываете, и радиацией пытаете. Но чтоб обвинили в «подбрасывании» живого преступника?!
— Меня не волнует, что и кому вы рассказывали. Мне результат нужен. А конкретно — шуба из меха реликтовой белки стоимостью двести двадцать пять тысяч российских рублей! А пока я вижу избитого недомерка с байковым одеялом!
Михаил Геннадьевич, услыхав подобный эпитет, наверняка ужасно огорчился бы.
— Катерина! — не выдержал оперуполномоченный. — Вы, часом, на корпоративе не перебрали?! Может, к наркологу съездим? На освидетельствование! Что вы нам головы морочите?! Если не помните ни хрена, то так и скажите! Да, было темно, не разглядела! Все понятно! А пальцы перед нами ломать не надо!
— Шуба где?!
— Зараза! Ни одного патруля на улице! Всех разгоню к чертям собачьим! — прорычал начальник, словно разбуженный медведь, потом открыл дверь дежурной части, зашвырнул туда приведенного и зашел сам.
В принципе, если бы не отсутствие брюк, оперативник не удивился бы и моментально выстроил бы версию. Например: шефу доложили о подельнике ванильного маньяка, он лично съездил и изъял шубу и шапку. А брюки? Ну что, брюки… Может, промокли, вот и снял.
Голос потерпевшей вывел Китаева из раздумий.
— Это… Он…
