паркетины на место и пододвинул палас. Пакет спрятал под куртку, запер дверь квартиры и быстро пошел на автобусную остановку.

То ли после предупреждения деда, то ли просто по причине внезапно нахлынувшего чувства тревоги он постоянно оглядывался, в каждом прохожем подозревая соглядатая. И как ему показалось, заметил слежку. Но до дома он добрался без приключений.

Родители были еще на работе, дед мог разложить схему спокойно. Это оказался обычный пожелтевший лист ватмана, произведенный явно не во времена Бонапарта. Да, дед же говорил, что это копия.

Он принялся объяснять, что есть что на карте, водя высохшим пальцем по чернильным линиям и карандашным отметкам. Попросил, чтобы Миша запоминал, ничего не записывая.

— Когда-то здесь протекала река, вот… Сейчас она высохла, а русло заросло лесом… Зато гряда валунов как была, так и осталась… Эту часть я обследовал. К сожалению, на карте нет никаких отметок, где конкретно спрятаны сокровища.

— А этот крест? — ткнул пальцем в схему внук.

— Старое кладбище. Там ничего нет. Вернее есть, но не обоз принца… Смотри: вот цифры, это координаты. Но не все. Указана только широта. Генрих не врал, существовала вторая половина карты. Видимо, на ней остальное. Я надеялся на удачу, но… Осталось обследовать вот эту местность, — Сергей Михайлович показал на обведенный карандашом участок. — Если не найдешь здесь, значит, где спрятали обоз, обозначено на той, второй половине… Главное — не сдаваться. И выучиться ждать.

— А он большой? Обоз?

— По различным данным, там было пять больших телег. Сами телеги, конечно, никто не прятал…

— И где в лесу можно спрятать столько барахла?

— Во-первых, не барахла… А во-вторых, здесь не всегда был лес. Вот это, например, пруд, который ошибочно могли принять за озеро. — Дед вновь обратился к карте. — Там толстый слой ила, и, если сундуки сбросили, они могли полностью погрузиться в него. Тут еще несколько прудов. В тридцатых годах воду спустили, остались ложбины.

— Но, когда спускали, увидели бы сундуки, — резонно предположил Миша.

— С восемьсот двенадцатого года на клад отложилось около двух метров донных осадков… Принеси еще воды… Мне что-то совсем нехорошо.

— Да, сейчас.

Миша сбегал на кухню и вернулся с целым чайником.

— Но вряд ли сокровища там… Я обследовал все пруды с сильным металлоискателем. Скорее всего, они где-то в земле. Специально никто бы яму не копал — зима, да и времени не было. Но могли воспользоваться готовой. В этих местах добывали песок, осталось много карьеров и даже небольших шахт. Пока река не засохла, песок переправляли по ней…

— Дед… А если их уже кто-нибудь нашел?

— Исключено. Это бы стало достоянием гласности. А тайно держать столько ценностей невозможно. Про них узнали бы на второй день…

— А ты не пытался найти вторую часть карты? Ведь у этого Вольфа наверняка остались родственники. Возможно, они что-нибудь знают.

— Ты правильно рассуждаешь… У меня есть институтский приятель, он уехал в Израиль, а оттуда в Германию. Позвонить я не рискнул, решил написать… Но меня тут же вызвали в КГБ. Зачем пишете, чего хотите? Хорошо, что не упомянул в письме Вольфа…

Сергей Михайлович свернул схему, положил ее в пакет и протянул внуку.

— Спрячь хорошенько… Если найдут, придумай что-нибудь… Миша, у тебя получится, ты упорный… И никому, слышишь, никому… Даже маме… А теперь принеси мне мой блокнот и телефон. Я позвоню в Ленинград…

Дед закрыл глаза и начал что-то шептать. Миша посидел еще немного и вернулся в гостиную. Схему он сунул за батарею — туда, где прятал журнал, подаренный соседом-моряком «PLAYBOY». Там удобное место, специально никто не полезет. Потом принес в спальню телефон…

Через три дня дедушка умер. Как впоследствии рассказала мать, у него был неоперабельный рак легких. Но они не хотели, чтобы он умирал в больнице.

Отгуляв выпускной и проспавшись, Миша заявил родителям, что передумал становиться строителем и решил посвятить себя истории. Мол, только сейчас понял, что это его призвание. Поэтому он едет в Ленинград, поступать в Университет. И ему нужны деньги на билет.

— Что ж вы такое пили на выпускном? — всплеснула руками мама.

— Советское Шампанское. Полусухое.

— И все?

— Все. Клянусь аттестатом!

Вообще-то пили еще «Розовый портвейн», но это уже не установить. Зачем же травмировать предков?

— А у кого ты будешь жить?

— В общежитии. А первые дни — у Павла Ивановича, это дедушкин друг… Я уже звонил ему. Он обещал помочь…

— Сынок, а как же строительный? Как же курсы? Ты что, зря ходил?

— Знания не бывают лишними. А дом себе я еще построю… А может, и дворец во Франции.

О том, что он готовился к поступлению, обучаясь на заочных курсах Университета, Миша родственникам не сообщал. Настоящий Индиана Джонс не болтлив.

На поезд, кроме родителей, Мишу провожали Родион и Женька. Они по-взрослому обнялись, попросили присылать открытки, посылки и звонить. Родион сказал, что его сильно беспокоит Гондурас.

— Друзья, мы встретимся, обязательно встретимся, — пообещал абитуриент, вытирая слезу. — Может, десять лет спустя. Или двадцать… И еще выпьем «Розового». Будут на нашем веку кубки и красавицы. А теперь — пора. Пора…

И он зашвырнул на багажную полку рюкзак, на дне которого лежала схема немца Генриха Вольфа.