чай. Ольга быстро позавтракала и ушла к себе – думать. Следовало припомнить события прошедшего дня и разобраться в них до того, как на неё обрушится новая лавина впечатлений.

«Кого из важных персон мне в итоге показали? – Она всё-таки была немножечко снобом и не могла всерьёз допустить, что всякие поварихи и кастелянши что-то значат. – Получается, только Рудину, но и её показать-то показали, да я не увидела. Уж скорей на меня посмотрели.

А вертелись вокруг какие-то Кати-Маши-Глаши и ненормальная Елена со своей дохлой совой бродила как привидение». На самом деле ей более или менее понравились все новые знакомые, но утреннее раздражение делало Ольгу несправедливой.

Она вспоминала вчерашнюю полуявь, светлые глаза Елены, которые приближались и отдалялись, завораживая, а негромкий голос произносил: «Сычики говорят дьюу-дьюу. Представляете? Дьюу-дьюу», и этот нелепый звук потом преследовал Ольгу во сне. Думала о Сашке, слишком импульсивной и при этом слишком уж информированной. Она умудрилась выдать массу противоречивых сведений, которые шокировали настолько, что становилось не до подробностей. Сказать столько, не сказав почти ничего, – высокий класс. Немногословная Катя улыбалась, поглядывала внимательно и чересчур заинтересованно. Ольга вспомнила вечерний разговор: Катя провожала её в комнату и задержалась ненадолго поболтать.

Ольга указала ей на единственное гостевое кресло:

– Присаживайся. Вот только пепельницы здесь нет.

– Мне не надо. Да и тебе зачем бы её поставили, ты же тоже не куришь.

– А ты откуда знаешь?

– Ну, – Катя смутилась, и ничего не значащий диалог вдруг обрёл смысл, – ты не курила в машине…

«А они откуда об этом знают? Откуда вообще известно, чем я привыкла завтракать и какой стол был в моей детской?.. Нет, это, конечно, паранойя: еда стандартная, а насчёт мебели – ложная память. Не льсти себе, детка, штат психологов не изучал тебя под лупой, европейский сервис, и ничего более».

Потом она попыталась припомнить маршруты, по которым её водили, но быстро сдалась. Слишком много уровней, ответвлений и потайных дверей. От трёхэтажного здания, похоже, сохранили только коробку, а внутри всё перепланировали заново.

«Это ж сколько бабла-то вбухано! Кем и для чего?»

На десерт оставила самый важный разговор – с Рудиной. Будто плёнку с записью прокрутить – было у неё такое свойство, что можно только глаза держать открытыми, и всё мимо рассудка зафиксируется в памяти, а на досуге всплывёт.

И теперь она смотрела кино: вот Елена приводит её в комнату, утонувшую в тенях, бра высвечивает лишь низкий столик, пару кресел и полную пожилую женщину, чьи волосы отливают тем оттенком вишнёвого, который предпочитала Ольгина мама лет двадцать назад. «Красное дерево», «Чёрный тюльпан» – кажется, так назывались эти цвета, считавшиеся «благородными» среди маминых подруг. А ещё была хна для желающих порыжеть, басма, чтобы стать брюнеткой, ну и перекись водорода – если совсем махнуть рукой на приличия и здравый смысл. Эта дама определённо была благородной, но округло выщипанные брови и очки-стрекозы придавали её взгляду несолидно-тревожное выражение.

– Оленька – вы позволите вас так называть? Оленька, как я рада, что вы смогли приехать, надеюсь, путешествие было приятным?

– Ну…

– Ах, о чём я, какие радости в поезде, разве что соседи не буйствуют и не храпят, и то хорошо, очень хорошо. Вам понравилось у нас?

– Да, очень…

– Наша Леночка просто волшебница, умеет позаботиться о гостях так, что они чувствуют себя как дома. И Аллочка чудесно готовит, чудесно. А библиотека у нас какая! Необыкновенная! Вы были в нашей библиотеке?

– Да, я…

В таком духе Рудина бормотала четверть часа. Монотонный голос вгонял слушателя в тоску и отбирал волю: уже на пятой минуте монолога хотелось только одного – чтобы она замолчала, но при этом сил подняться или просто вставить реплику не было. Наконец сжалилась:

– Вижу, вижу, у вас уже глаза слипаются, вы устали, устали. Рада была познакомиться и поболтать. Надеюсь, Орден станет для вас семьёй, вы найдёте здесь любовь и участие, участие и любовь.

Она приветливо закивала, блестя очками, поднялась и проводила Ольгу до выхода. «До чего своеобразная», – подумала тогда Ольга.

«До чего неприятная», – подумалось сейчас.

Кстати, о библиотеке – не пора ли выяснить насчёт интернета? Хорошо бы выходить со своего ноутбука. Включила его и поискала доступные сети. Нашла несколько защищённых точек, и по всему получалось, что придётся идти на поклон к админу. Дорогу, оказывается, она более или менее запомнила. И точно, Марго была там, ковырялась в системном блоке с таким видом, будто не совсем понимала, что именно делает. Ольга снова поразилась, как этому человеку доверили столь важную работу. Марго подняла голову, и Ольга едва не фыркнула: в волосах запутались плотные хлопья пыли из кулера, а на лбу почему-то прилеплен кусок жёлтого скотча. Наверное, чтобы не потерять…

– Милая Марго, доброе утро! Это к вам нужно обращаться по поводу интернета?

– Доброе утро… дорогая, – она явно не помнила Ольгиного имени, – ко мне, ко мне. – И замолчала.

–  Обращаюсь! – подбодрила её Ольга.

– Ну как только начнутся занятия, я раздам всем пароли доступа к локальной сети. В интернет от нас выйти невозможно.

– То есть как?!

– Ну, горы, вы знаете, экранируют, то да сё…

– Но как же я переписывалась с Рудиной?

– Ну, как-то так… У администрации свои возможности и свои мощности, нам, простым ученицам, не доступные.

– А как же мне проверить почту?

– Ну, я даже не знаю…

«Господи, да что ж она всё нукает?! Тоже мне, писатель, два слова без паразитов связать не может».

– Ну, – «тьфу, зараза какая прилипчивая», – и к кому же мне всё-таки обратиться по этому поводу?!

– А вы заявление напишите. Рудиной, ага. Иногда помогает… Да вы не переживайте… эээ, дорогая. У нас отличная локалка. Книги, фильмы… Порнуха есть, да. Если что. – Она, похоже, издевалась.

«Надо же, змея какая». Ольга пошла к двери, но на пороге остановилась:

– У вас на лбу скотч.

– А… да. Это от морщин. Ну, чтобы лишний раз не хмуриться, – и она вдруг нежно улыбнулась, на мгновение став похожей на свои фотографии.

«Офигеть. Психушка, чистая психушка».

Как оказалось, мобильной связи тоже не было, телефон не видел сети, и это уже становилось не смешно. Ольга почувствовала себя в ловушке. Завезли, заперли, отрезали все каналы! Она забегала по комнате. «Нет, так мы не договаривались! Собираю вещи и уезжаю, вот».

Ольга открыла шкаф, намереваясь достать одежду, которую только вчера разложила по полочкам, но тут раздался стук.

– Обед давно начался, я подумала, вдруг вы забыли дорогу в столовую? – Елена, как всегда, излучала заботу и умиротворение. На этот раз на ней была длинная юбка и белая кофточка, но Жакоб по-прежнему сидел на плече и таращился.

…Через полчаса они уже были в «трапезной» и ждали торжественного выноса супницы. Ольга толком не поняла, как это вышло, но Елена сумела успокоить её несколькими словами, через десять минут уже самой стало стыдно за приступ паники. Телефоны есть на каждом этаже, интернет – в городе, по выходным можно ездить в компьютерный клуб.

– Оля-Оля, у нас всё-таки учебное заведение, хоть и чрезвычайно свободное, но с определёнными правилами. Мы не хотим, чтобы девочки болтались в сети целыми ночами, а потом спали на занятиях. Вы были на семинарах в Переделкино? Там ведь тоже отсутствовал интернет?

– Кажется да… Но там хотя бы работал мобильник.

–  Оля, здесь горы. Если погулять по окрестностям с телефоном, где-то можно поймать связь, а нам не повезло.

Отодвинув креманку с остатками сливочного мусса, Елена сказала:

– Девушки, а ведь мы не отметили приезд Ольги. Мне кажется, за неё стоит выпить.

«Юношеская команда» – Катя, Саша, Агафья и Ольга – послушно поднялась и перешла следом за ней в уютную гостиную с диванчиками и книжными полками. Ольга обратила внимание, что здесь можно курить, – не так уж много на базе она заметила таких мест, но тут стояли пепельницы необычные, будто купленные на блошином рынке. Одна – кажется серебряная, в виде раковины-жемчужницы, другая тяжёленькая, из тёмного металла, украшенная двумя фигурками: пса, рвущегося с поводка, и нахальной крысы, которая явно понимала, что собаке до неё не добраться. Агафья немедленно придвинула к себе самую вместительную, хрустальную, а Сашка выбрала фарфоровую, неуловимо похожую на надгробие, – на краешке примостился печальный ангел с книгой.

Повисла пауза. Саша сделала вид, что внимательно рассматривает белоглазую герму Сапфо, стоящую в нише между стеллажами, копию той, что хранится в Капитолийском музее.

– От нас ты вряд ли её услышишь, – наконец ответила Агафья, – информацию нам накрошили примерно одинаковую, то, что удалось пронаблюдать и додумать, – несерьёзно. Давай обсудим, перельём из пустого в порожнее, если тебя это успокоит. Вот Катька здесь дольше всех, пусть она начинает.

Катя не случайно об этом размышляла – существовала старая семейная история, не дававшая покоя.

Дедушка Антон, с которым она провела первые семь лет, до самой школы, воевал, но на Параде Победы в сорок пятом не был. И потом ни разу не попадал 9 мая на Красную площадь – жил за Уралом, не ближний свет. Редко, но заговаривал об этом, с Катей – всего-то однажды, она была слишком маленькой для таких вещей, да и война для него оставалась темой страшной и непраздничной, не любил он её вспоминать. Но Катя знала из взрослых