демократия поглощена внутренними распрями. Каждый демократ подозревает своего соседа в фашистских или коммунистических симпатиях. Это извращение здравого смысла и демократической логики порой походит на массовую патологию.
Я не могу понять тех искренних демократов, которые во имя защиты свободы ищут союза с большевиками. Ибо последние такие же враги свободы, как и фашисты, которых они хотят уничтожить. А в это же время другие, запуганные коммунизмом, бросаются в объятия Гитлера, хотя трагические последствия гитлеризма не менее очевидны.
Именно этим развалом демократических сил и пользуются тоталитарные государства. Ибо эта слабость облегчает цели диктаторщиков в их борьбе против демократии.
*
Во имя свободы, которую он уничтожил у себя, Сталин проповедует за границей создание общего демократического фронта против фашизма, в то время как Муссолини и Гитлер объясняют свои агрессивные планы необходимостью оградить европейскую культуру от коммунистического варварства. Между тем их привязанность к гуманитарной культуре во всяком случае не более велика, чем привязанность к этой культуре коммунистов.
Мировая демократия, ослабленная внутренними распрями, окопалась, как в осажденной крепости, в пределах уже немногих сохранивших свободу государств.
Но даже здесь демократии грозит конечное поражение, покуда она включает в свои ряды людей, готовых открыть двери своей крепости национал — социализму или коммунизму.
Вспомните, что Димитров, генеральный секретарь Коминтерна, совершенно открыто писал о проникновении коммунистов в ряды демократии и сравнивал эту тактику с троянским конем, введенным во вражеский стан.
Сталин писал, что политическое соглашение с социалистическими партиями и профсоюзами необходимо для того, чтобы «проникнуть в рабочие массы и разъяснить им реакционный характер политических и профсоюзных вождей…».
Вы видите, что все диктатуры, порожденные войной, одинаково ненавидят свободу и одинаково стремятся к ее уничтожению. Демократы, которые не борются против всех диктатур, на деле не борются ни против одной из них. Ибо тот, кто не защищает свободу повсюду, не защищает ее нигде.
Ныне никто уже не сомневается в тождестве гитлеризма и фашизма. Относительно этого сходства в Берлине недавно рассказывали характерный анекдот.
Вы помните, что осенью прошлого года Муссолини посетил Берлин и был торжественно принят Гитлером. Когда итальянский дуче высадился из вагона, германский фюрер приветствовал его по — фашистски, воскликнув:
— Viva Imperator!
И Муссолини, с полным сознанием своего величия, иронически ответил:
— Viva Imitator!
Однако сам гордый дуче… лишь блестящий ученик — ученик Ленина, этого отца всех современных диктатур и учителя всех диктаторов.
*
Мне не трудно доказать вам правильность этого утверждения. Несмотря на все различия, существующие между фашизмом и коммунизмом, они совершенно сходятся в одном основном пункте: в их отношении к демократии, к гражданским правам человека и к свободе духовного творчества. В глазах всех диктаторов человек не есть субъект гражданских, политических и духовных прав, ему принадлежащих… Человеческие существа суть лишь строительный материал для создания тоталитарного общества. И никто не превзошел Сталина в искусстве систематически уничтожать человеческую жизнь.
Достаточно напомнить вам, что во время насильственной коллективизации миллионы людей были раздавлены, как кирпичи, превращенные в прах, когда взрываются старые здания.
Насилие во имя осуществления целей диктатуры есть основной закон, применяемый всеми тоталитарными государствами. Все они провозглашают, что неограниченная деспотия правящего меньшинства — это единственный закон человеческого общества.
До сих пор есть люди, которые осуждают фашизм, в то же время оправдывая насилие Сталина. Они утверждают, что это насилие неизбежно ввиду варварской природы русского народа, с которым невозможно обращаться иначе.
Но восхождение Муссолини в утонченной Италии и торжество Гитлера в глубоко цивилизованной Германии окончательно снимают с русского народа несправедливое обвинение и разрушают легенду об его «азиатском варварстве».
Я могу решительно утверждать, что, несмотря на эксцессы царского антисемитизма, «арийская политика», ныне проводимая Гитлером в Германии, была бы совершенно невозможна в дореволюционной России.
Как же случилось, что Сталин и Гитлер стали возможны?
*
Ясно, что появление одного и того же типа деспотизма в разных странах, чья культура и экономическая структура глубоко различны, объясняется не только местной, но и общей причиной. И эта общая причина — великая война, с ее социальными, экономическими и психологическими последствиями.
Мы стоим перед одним из самых жутких исторических парадоксов. Война 1914 года должна была быть, как вы знаете, «последней войной». Она должна была разрушить последние пережитки деспотизма. И именно эта война сделалась источником новых гигантских вооружений и новых страшных конфликтов. И именно после этой войны больше чем три четверти Европы подпали под тоталитарное иго.
*
Это напоминание о великой войне через двадцать лет после перемирия может показаться вам несколько устарелым, старомодным. И все же я должен намеренно к ней вернуться. Ибо, рассуждая о гибели русской демократии, о происхождении диктатур и о причинах экономического и политического кризиса, люди постоянно забывают, что великая война не была обыкновенным вооруженным конфликтом.
Это было глубочайшее потрясение, которое разрушило старую экономическую систему, старую социальную структуру и старую психологию человечества.
Величайшим несчастьем мира в послевоенный период было то, что ни правительства, ни международное общественное мнение не поняли этого глубокого переворота. Они оказались неспособными справиться с новыми фактами. Государственные деятели продолжали думать, управлять и творить согласно старым формам и в темпах, утвержденных долголетней рутиной.
А между тем война разрушила традиционную европейскую экономику; она расшатала самую основу социальной жизни и нанесла особенно тяжкий удар средним классам. Целые слои европейского населения были взорваны и деклассированы.
Но психологические последствия войны были еще более трагичны. Катастрофа уничтожила гуманитарную демократическую европейскую культуру, такую старую, что она казалась вечной. Массы потеряли веру в прочность существующего порядка и в возможное благополучие грядущего дня. И вместе с этой тревогой в человеке — и особенно в молодом человеке — пробудилась потребность в вожде и в коллективной, стадной жизни.
Отказавшись от собственного «я» и от личной ответственности перед жизнью, человек ощущает уверенность в себе лишь тогда, когда он шагает нога в ногу с другими под предводительством вождя. Он шагает с энтузиазмом. Он находится в постоянном движении. Он «динамичен», как охарактеризовал Муссолини фашистскую молодежь.
В Москве, в Берлине, в Риме мы видим те же грандиозные демонстрации, те же военные парады, те же ослепительные праздники и шествия. Все диктаторы предоставляют этой деклассированной и фанатизированной молодежи мнимую самодеятельность, иллюзию свободного всенародного творчества. Они скрывают свой деспотизм под видимостью новой, массовой сверхдемократии.
