Когда поименно известные нам люди, которых мы знали и знаем, что они люди большой, настоящей, гражданской культуры, когда эти люди излагают свои перед Сталиным восторги языком барских приспешников, мы видим: тоталитарный террор еще в силе, еще стальной плитой лежит на народном сознании.

Именно потому и выдумали в Москве сверхдемократического коллективного президента, что этот коллектив всепослушных чиновников будет прикрывать своим «авторитетом» всемогущую волю диктатора, который, может быть, внемля мольбам верноподданного народа, примет место первого среди равных в сверхдемо- кратическом коллективе.

Пусть не думают, однако, что в фашизации сталинской диктатуры, в превращении ее из классово — пролетарской в «народную», плебисцитарно — цезаристскую, я не вижу ничего положительного.

Наоборот. Признание нации, народа, государства как единства, связанного общим прошлым, общей территорией, единством психологического склада, обязало, во имя укрепления своей личной диктатуры, Сталина перестроить весь каркас государства сверху донизу на новых общенародных началах.

Кроме раболепствующей казенной России существует еще и другая — та самая, которая и оттеснила диктатуру на вновь занятые ею оборонительные позиции и к вере в которую так горячо призывал в своем докладе П. Н. Переверзев.

Эта Россия в новой конституции — пока в теории — получает технический аппарат для построения действительно свободного демократического государства.

Сейчас шелест избирательных бюллетеней не взорвет еще диктатуры, как в 1932 году — испанскую монархию. Но даже в этих простынях — «Известиях» и «Правде», — где печатается бесконечный ряд восторженных отзывов по поводу опубликования проекта новой конституции, даже во время этого казенного референдума прорываются осторожные голоса, по которым можно судить, что про себя думает народ и чего он хочет.

Казенная печать заглушает голоса жизни, цинично препарирует общественное мнение, превращая, по старому архиерейскому анекдоту, «порося в карася».

Я привел во вступительном слове на собрании «Новой России» выдержки из письма о крестьянских настроениях. Не подлежит никакому сомнению, что при новой конституции, после длительной правительственной кампании, которая восстановила идею демократии во всех ее правах, население с большим упорством, с чувством бесспорного права будет добиваться осуществления в жизни прекрасных слов сталинского проекта, и таким образом против воли и намерений власти политическое развитие страны пойдет только в одну сторону — в сторону действительного освобождения и раскрепощения.

Если диктатор, упираясь, будет все?таки уступать, тогда и получится знаменитый «спуск на тормозах», о котором так много : мечталось, предсказывалось и писалось.

Если же диктатор будет только упираться, выход будет катастрофический, но для судеб диктатуры тоже несомненный.

Опытом первой пятилетки сама власть доказала, что нельзя создать «зажиточной и счастливой» жизни стопроцентным коммунизмом, совершенным крепостным правом в деревне. Опыт же новой демократической конституции, если она окажется только филькиной грамотой, покажет народу, что возрождение страны, 1 возможное только на путях свободы, — что своим проектом новой конституции открыто перед страной и всем миром признал Сталин — невозможно при сохранении власти в руках советского Муссолини, гениальнейшего из гениальных «вождя».

Сталинизм и европа

В возникшем по инициативе проф. В. Чернавина и Е. Д. Кусковой (см. ниже) остром споре о расхождениях в оценке русской действительности и российских проблем между давними эмигрантами и вновь прибывающими, споре, к которому еще придется вернуться, есть один вопрос, для выяснения которого имеется как раз сейчас новый материал. Я имею в виду так называемую международную опасность сталинизма.

Хочет ли Москва зажечь мировой пожар? Может ли она ныне и могла ли когда?нибудь это сделать? Является ли Россия только картой в революционной игре вождей «мирового пролетариата»? Или сам Коминтерн со всей его армией наивных энтузиастов и платных агентов является только новым лишним департаментом наркоминдела, который продолжает вести «империалистическую политику царизма»?

Непосредственно с этими вопросами переплетаются темы уже внутреннерусские: об оборончестве, пораженчестве, «клочках земли русской» и т. д. И все эти вопросы и темы сводятся, если отбросить в сторону симпатии и антипатии, темпераментность оценок, напряженность личных переживаний, к одному основному вопросу: о международной политике сталинизма, об отношении Европы к сталинизму, об отражении всего этого на судьбах России.

Несомненно, что вся международная политика СССР как государства подчинялась всегда собственным интересам и целям диктаторствующей партии. Несомненно также, что, преследуя эти цели и интересы, Ленин, а теперь Сталин иногда резко отходили от политики, нужной России, иногда как?то приближались к ней. Когда В. Чернавин говорит, что сталинизм мечтает о завоеваниях, а Е. Д. Кускова утверждает, что ныне весь смысл советской дипломатии сводится к обороне рубежей от наседающего врага; когда одни утверждают, что большевизм ни на йоту не отступает от своей главной цели «разложения старого мира», а другие дока — зывают, что мировая революция — одно воспоминание и ныне сталинизм ограничил себя исключительно национально — государственными задачами, — то и те и другие в равной степени утверждают истину и в равной степени ошибаются. Ибо, по нужде, в определенных условиях ведя «национальную» международную политику, сталинизм не отказывается от своих революционных «мировых» задач, и там, где возможно, он на всякий случай подготовляет «крах капитализма», прикрываясь фразеологией государственной дипломатии.

Поэтому нужно отказаться от поисков начала начал международной политики сталинизма. Тут спорить можно без конца, и всегда обе стороны будут правы. Ибо в дипломатии сталинизма, как в сочинениях Ленина, можно найти подходящее обоснование для любого утверждения.

Всматриваясь несколько глубже в историю взаимоотношений между кремлевской диктатурой и внешним миром, мы неизбежно придем к заключению, что характер и значение для России этих отношений зависел в конце концов вовсе не от личных, субъективных намерений Ленина или Сталина в тот или другой период, а от самой природы большевистской диктатуры, которая роковым образом препятствует сочетанию в международной политике государственнонациональных российских и партийно — диктаторских, ленинских или сталинских, целей.

Примером тому как раз и служит новейший этап сталинско- литвиновской дипломатии. Еще совсем недавно почти все российские демократы — оборонцы радовались новому курсу международной политики Кремля. Говорили даже, что любой министр иностранных дел национальной России вел бы ту же политику, что и коммунист Литвинов. Разрыв с Германией, переход из группы держав, «не насыщенных войной», в группу удовлетворенных победой, защита неприкосновенности Версальского и прочих мирных договоров, вступление в Лигу Наций и тесное сотрудничество с Францией и Чехословакией. Обмен отвлеченной претензии на Бессарабию на реальную дружбу с Румынией, сближение с Англией, «мудрая» уступчивость на Дальнем Востоке, ловко замаскированная поддержка Италии во время абиссинской войны и т. д. Россия вернулась в Европу, писали в медовый месяц французской дружбы правые газеты в Париже, и заняла место в ряду консервативных великих держав, охраняющих мир.

Но, не ограничиваясь блестящими успехами в кругу официальных дипломатов, Кремль и через Коминтерн повел новую — уже не революционную, а демократическую политику. Подготовка «самой демократической в мире» конституции для России как бы

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату