вызвать с фронта отряд надежных войск в распоряжение правительства.

Постановление это было продиктовано нам и соображениями военно — стратегическими, и внутриполитическими. При ненадежности и распущенности Петербургского гарнизона правительство прежде всего должно было обеспечить заранее совершенный порядок операций переноса управления государством в Москву (что должно было произойти к концу ноября).

Кроме того, все имевшиеся в распоряжении Временного правительства сведения о настроениях офицерской среды, подкрепленные новыми данными, которые мы получили в Москве, обязывали правительство иметь в своем распоряжении твердую воинскую силу и на случай движения справа, которое тогда к началу осени одно только реально нам и угрожало.

Сейчас же после заседания правительства, где было принято постановление о вызове войск, я командировал в Ставку управляющего Военным министерством Савинкова и начальника моего личного военного кабинета полковника Барановского для практического осуществления решения правительства.

Перед отъездом я приказал управляющему Военным министерством, — представляя выбор войсковых частей, направляемых в распоряжение Временного правительства, усмотрению Верховного главнокомандующего, — требовать от генерала Корнилова непременного соблюдения двух условий: 1) во главе командируемого в Петербург корпуса не должен стоять генерал Крымов, 2) в составе командируемых войск не должно быть Кавказской туземной (Дикой) дивизии. Мое требование основывалось на том, что, по точным сведениям, которыми я тогда располагал, сам генерал Крымов и часть офицерства Дикой дивизии принимали непосредственное участие в военном заговоре.

Генерал Корнилов категорически 24 августа обещал Савинкову выполнить оба требования Временного правительства, о чем управляющий Военным министерством и доложил мне 25 августа, вернувшись из Ставки. И в тот же день особым приказом (скрытым от военного министра) генерал Корнилов подчинил Дикую дивизию именно генералу Крымову.

Еще 30 июля генерал Корнилов вытребовал в свое распоряжение 3–й конный (казачий) корпус, которым командовал генерал Крымов. При переводе корпуса с фронта генерал Крымов (по предложению генерала Деникина) подлежал назначению на должность командующего 11–й армией в Галиции. По представлению генерала Корнилова на эту должность генерал Крымов Временным правительством и был назначен. Однако вместо отъезда в расположение своей армии генерал Крымов был вызван в Могилев, в Ставку генерала Корнилова, здесь с начала августа он проживал втайне от Временного правительства и исполнял особое секретное поручение Верховного главнокомандующего — разрабатывал план захвата Петербурга.

25 августа, вернувшись из Ставки, управляющий Военным министерством докладывает мне, что в распоряжение Временного правительства будет прислан 3–й корпус, но без генерала Крымова.

И в тот же день, по приказу генерала Корнилова, Кавказская туземная (Дикая) дивизия выступает как авангард противоправительственных войск генерала Крымова в направлении на Петербург. Сам же генерал Крымов в тот же день без ведома Временного правительства (для которого он остается пребывающим на Юго — Западном фронте в 11–й армии) назначается генералом Корниловым командующим особой (официально для Военного министерства несуществующей) «Петербургской армией».

26 августа утром генерал Крымов выезжает из Могилева вдогонку за Дикой дивизией в Лугу с особыми инструкциями генерала Корнилова. Уверенный в том, что Временное правительство ничего не подозревает о задачах и составе движущихся против него войск, генерал Корнилов в 2 часа 40 минут утра 27 августа спокойно телеграфирует в Военное министерство: сосредоточение корпуса под Петербургом закончится сегодня к вечеру.

В воскресенье, 27 августа, столица должна была оказаться в распоряжении генерала Крымова. А накануне, 26 августа, около 5 часов вечера ко мне в Зимний дворец является бывший член Временного правительства, член 4–й Государственной думы из шульгинского центра В. Н. Львов и предъявляет от имени генерала Корнилова ультиматум.

Для заговорщиков настали решительные минуты! Дальнейший военный успех их зависел теперь от политических последствий ультиматума. Он должен был дать быстрый и решительный эффект. Так оно и случилось. Только случилось нечто противоположное тому, чего ожидали в Ставке. Предъявленный мне ультиматум взорвал заговор. Поэтому на истории этого документа нужно остановиться подробнее.

Сейчас же после закрытия Московского государственного совещания упомянутый авантюрист Аладьин явился к князю Г. Е. Львову. Он настаивал перед бывшим председателем Временного правительства на том, чтобы тот добился для него, Аладьина, срочного свидания со мной по делу «чрезвычайной государственной важности». Князь, презирая этого человека и зная мое такое же к нему отношение, решительно в просьбе Аладьину отказал. Тот, уходя, успел, однако, сказать князю: «Во всяком случае, впредь никаких перемен во Временном правительстве без согласия генерала Корнилова не должно производиться». О странном посещении Аладьиным князь Львов немедленно через верного человека уведомил меня.

После провала попытки Аладьина заговорщикам необходимо было сейчас же найти другого человека, который мог бы проникнуть ко мне уже наверняка. Очевидно, это должен был быть, во- первых, человек мне известный; во — вторых, с репутацией политически чистой; и в — третьих, наконец, по своим настроениям выполнить рискованное поручение готовый.

21 августа упомянутый выше гвардеец, скрывающийся под псевдонимом Добринский, знакомит Аладьина с В. Львовым. Владимир Львов был по существу чистым и честным человеком.

но весьма неуравновешенным и взбалмошным. После своего выхода в июле из состава Временного правительства он находился в чрезвычайно раздраженном и враждебном ко мне настроении. Аладьину и Добринскому не трудно было уговорить В Львова сейчас же отправиться в Петербург и передать мне то, чего не удалось передать Аладьину. 22 августа Львов в Петербурге.

Для того чтобы история предъявления мне ультиматума генерала Корнилова была столь же ясна, как и история обманной посылки войск против правительства под видом правительственных войск, я приведу здесь весьма колоритный рассказ одного из виднейших лидеров к. — д. партии, убитого несколько лет тому назад крайними монархистами в Берлине, В. Д. Набокова.

«Во вторник на той неделе, в конце которой Корнилов подступил к Петербургу (т. е. 22 августа. — А. К.), утром ко мне позвонил Львов. Он сказал мне, что у него есть важное и срочное дело, по которому он пытался переговорить с Милюковым, как председателем Центрального комитета (к. — д.) партии, и с Винавером[88], как товарищем председателя, но ни того, ни другого ему не удалось добиться. Поэтому он обращается ко мне и просит назначить время, когда бы он мог со мной повидаться… Я несколько запоздал домой и, когда пришел, застал Львова у себя в кабинете. У него был таинственный вид, очень значительный. Не говоря ни слова, он протянул мне бумажку, на которой было написано приблизительно следующее (списать я текста не мог, но помню очень отчетливо):

“Тот генерал, который был вашим визави за столом, просит вас предупредить министров к. — д., чтобы они такого?то августа (указана была дата, в которую произошло выступление генерала Корнилова 5 дней спустя) подали в отставку в целях создания правительству новых затруднений и в интересах собственной безопасности”.

Это было несколько строк по середине страницы, — продолжает Набоков, — без подписи. Не понимая ничего, я спросил Львова, что значит эта энигма[89] и что требуется, собственно говоря, от меня.

— Только довести об этом до сведения министров к. — д.

После некоторых загадочных фраз и недомолвок Львов заявил, что будет говорить откровенно, но берет с меня слово, что сказанное останется между нами, иначе меня самого могут арестовать… Затем он мне сказал следующее:

— От вас я еду к Керенскому и везу ему ультиматум: готовится переворот, выработана программа для новой власти с диктаторскими полномочиями. Керенскому будет предложено принять эту программу. Если