коалиции, то можно найти и истинный источник нынешнего международно — политического кризиса нервов. Он не в восстановительно — оборонительных целях войны СССР, не в боязни
Государственные люди, которые не могут руководиться зовами сердца, холодно и спокойно делят тело полуживой Европы на части, которые после капитуляции Германии отойдут под «временный надзор» разных союзных армий — английской, американской, Красной. Но совесть людей, не связанных государственным долгом и верящих в войну за «восстановление свободы», не примиряется не с тем, что появятся на Западе хотя и красные, но российские войска, а с тем, что будет следовать в обозе этих войск, — с возможностью появления новых гаулейтеров, с такой же свитой, в другой только форме.
Получается безвыходный тупик: Россия нужна для победы, изумительным жертвенным героизмом ее народов она вернулась на свое место под солнцем, и с ее могуществом надо считаться, но жестокий тоталитарный режим, под которым она живет, — непримиримый враг всякой свободы, всего политического уклада демократического общества.
Какой же найти выход, если не верить во внутреннее перерождение самого СССР под тяжкими ударами военной грозы? Выход напрашивается сам собой, выход механический: отгородиться, устроить по образцу 20–х годов «окружение», припугнуть на случай строптивости «третьей войной».
Легко о третьей войне могут говорить только люди, чья мысль слишком сосредоточена на Западной Европе и чьи глаза не видят, что эта Европа стала только крупной подробностью событий, которые развертываются в мировых просторах вдали от местожительства этой, по пророчеству графа С. Ю. Витте, «одряхлевшей красавицы». Третья мировая война будет — если она будет — развертываться совсем по другим планам, и для игры в этой войне у Сталина в руках достаточно хороших козырей.
«Окружение» уже было испытано в начале 20–х годов. Теперь другие времена, другие песни. И во всяком случае ни при каких условиях западное славянство, в его целом, ни в каких хорах и ни под каким дирижерством распевать русофобские гимны не станет, кто бы в Москве ни сидел.
Да и в 20–х годах механика окружения динамику напора большевистских идей на Запад не сломила. Не кто иной, как Уинстон Черчилль в своих «Итогах» написал: «Политика разделения и расчленения России, временная удача которой возможна, не может дать устойчивых результатов, а только вызовет бесконечную вереницу войн». А ведь нынешний британский премьер сам вначале верил в «санитарный кордон».
Что же остается в арсенале исправительных и карательных мер? Отказ в экономической помощи для восстановления разрушенной России после войны, о чем тоже поговаривают. От экономической блокады после Первой мировой войны жестоко пострадало российское население, но не власть. За время пятилеток население приучено голодать и холодать, ходить босиком и в отрепьях, а сама производственная машина государства привыкла к замкнутому хозяйству. Кроме того, в Москве накоплено изрядное количество золота и платины, а в Америке будет достаточно свободных рабочих рук и «капиталистических аппетитов». Новая экономическая блокада, если бы по неразумению к ней прибегли, принесла бы только новые страдания уже дострадавшемуся до какого?то подвижничества народу и усилила бы еще власть диктатуры.
Так или иначе, все карательные меры против СССР обязательно упрутся в новую войну. А война между вчерашними союзниками еще больше усилит власть тоталитарных идей над людьми. Почему?
Потому, говорил Сталин на XVIII съезде компартии 10 марта 1939 года, что «буржуазные политики знают, что Первая империалистическая мировая война привела к победе революции в одной из обширнейших стран. Они боятся, что Вторая мировая война может привести к победе революции в какой?либо другой стране или группе стран».
Да, война не пахнет фиалками и розами, а кровью и ужасом! «В ядовитой послевоенной атмосфере (ненависти и злобы) размножаются фашистские микробы, первоначально ничтожные и незаметные». Так пишет в своей острой статье «Как бороться с фашизмом» Г. П. Федотов. Для него «фашизм» — термин, которым он обозначает и сталинский коммунизм, и гитлеровский нацизм. Каждый из них, правильно говорит он, «рождается из глубоких внутренних недугов нашей цивилизации».
Недуги эти так разъели тело и душу европейско — христианской культуры, что «фашизм оказался сильнее демократии» и «чистая» война за демократию превратилась в «войну за существование». Началась борьба между великими империями не только за существование, но и за неизбежный после победы передел мира.
«Не одни демократии будут строить будущий мир», — осторожно пишет Г. П. Федотов. Да, «недемократы» будут участвовать в новой мировой стройке, но строить будут по собственному плану. На что и получили, как увидим сейчас, согласие… демократов.
Дело в том, что идеальная цель у противогерманской коалиции в этой войне очень скромная по сравнению с таковой же целью в первую войну. Тогда дрались за «уничтожение всех остатков абсолютизма». Теперь — задача уничтожить только определенные фашизмы, но не эту систему вообще.
Существует легенда, что эта война идейно идет за «четыре свободы» и что Кремль, подписывая Атлантическую хартию, дал клятву на верность этим свободам — свободе слова и веры, свободе от страха и от нужды.
Эти четыре свободы действительно были провозглашены как цели войны президентом Рузвельтом в январе 1941 года. Однако в Атлантической хартии, опубликованной после вторжения Гитлера в Россию, остались только две: от страха и от нужды (п. 6). Свобода веры, вернее, богослужения потом как?то вынырнула в протоколе присоединения «Объединенных Наций» к Атлантической хартии. Но свобода слова так и исчезла навсегда. Зато Атлантическая хартия обязывает (п. 3) ее подписавших уважать право каждого народа на выбор любой формы правления, но народ может «выбрать», не имея свободы слова, т. е. без политической, хоть какой?нибудь, свободы; другими словами — может выбрать без выборов.
Так, Атлантическая хартия задним числом как бы узаконила «плебисцит» в присоединенных к СССР областях. Так, народы на Балканах могут «выбрать» форму правления, которую им «предложит» т. Тито. Так, коммунисты — не русские, а вполне местные — имеют формальное право добиваться в Западной Европе, чтобы освобождаемые страны «выбирали» форму правления в московском стиле. Ведь в Москве, по компетентному мнению некоторых авторитетнейших государственных и политических деятелей Запада, сейчас существует новая — не высшая ли? — форма демократии, «демократия социальная»!..
Если коммунизм, как и нацизм, порожден глубоким недугом всей современной культуры; если в ядовитом воздухе войны растет количество тоталитарных микробов; если весь Запад насыщен этой отравой вплоть до Соединенных Штатов (недавние речи вице — президента Уоллеса и рабочего вождя Мэтью Уолла) — если все это так, то становится очевидным: возвращение к русофобской («антибольшевистской») политике первых лет версальской эпохи невозможно.
Россия стала слишком сильна — Европа, даже подпертая Соединенными Штатами, слишком слаба, чтобы держать караул. Что же? Надо падать ниц?!
Отнюдь нет! Не надо только жить легендой о двух полярных мирах. Надо понять, что судьбы Запада и России едины и нераздельны, как в войне и мире, так и в свободе и «фашизме».
Вся духовная почва Европы взорвана. Той Европы, которую мы знали, больше нет. Сами европейцы, к которым некоторые среди нас еще взывают, больше ее уже не идеализируют, а тоже ищут Град Китеж, прислушиваются — после двух веков крайнего скепсиса — к звонам колоколов нездешних! Прочтите, например, последние книги Артура Кестлера — талантливого, глубокого и типичного представителя самой юной предгрозовой Европы.
Но разве народы в СССР живут в какой?то вечной духовной неподвижности, пассивности? Разве после германской канонады под Москвой не забили внутри народа могучие источники духовной силы? Прочтите,
