Жидкие, будто молью траченные брови. Под тяжелыми веками совершенно плоские, косящие глаза. Пепельно-серый цвет лица, узкие, бледные губы. В улыбке его было что-то жалкое и в то же время лукавое».
Ирина Одоевцева. По:
По возвращении домой познакомил АА со всеми присутствующими, не сказав, однако, что АА — его невеста. Он не был уверен, что свадьба не расстроится.
Приехала Аня. Как-то мельком сказала о своем браке. У нее совсем не было желания, как это часто бывает у новобрачных, поговорить о своей судьбе.
Перед свадьбой он стрелялся из-за неразделенной любви к другой. Стрелялся с Волошиным из-за «Черубины де Габриак», не хотевшей выходить за него замуж. Ко времени, когда Ахматова принялась придавать последний лоск своей биографии посредством возвеличивания Гумилева и его к себе любви, уже почти не оставалось в живых людей, которые это помнили. Ахматовой удается ограничиться только следующим:
Лизавета Ивановна [ «Черубина де Габриак»] все же чего-то не рассчитала. Ей казалось, что дуэль двух поэтов из-за нее сделает ее модной петербургской дамой и обеспечит почетное место в литературных кругах столицы, но ей почему-то пришлось почти навсегда уехать… Всего этого никто не знает…
Неудивительно, однако, что после свадьбы никто не говорит в этих же самых «литературных кругах» о «страшной» любви Гумилева. Женился и женился.
Запись Кузмина в дневнике.
10 июня 1910.
Приехали Гумилевы. Она манерна, но потом обойдется.
Ахматова же пишет:
«Я смертельна для тех, кто нежен и юн» и прочее.
Ахматова удивительно милое создание, но сколько в ней сидит чисто женских черт, и как она тщеславна!
О. Л. Делла-Вос-Кардовская. Дневник.
Когда Н. С. уехал в Африку в 13-м году, АА, перебирая бумаги, нашла письма одной из его возлюбленных. Это было для нее неожиданностью: она в первый раз узнала. АА за полгода не написала в Африку Н. С. ни одного письма. Когда Н. С. приехал, она царственным жестом передала письма ему. Он смущенно улыбался.
«До последних лет у Николая Степановича было много увлечений — но не больше в среднем, чем по одному на год. А в последние годы женских имен — тома. И Николай Степанович никого не любил в последние годы».
То есть почему-то стал любить только ее. Доказательство — слишком большое число женщин.
Можно посвятить женщине множество самых любовных стихов, но не дать ей значительного места в своей жизни. То же самое было и с Гумилевым. И был влюблен, и уважал, и посвящал стихи, но она — не женщина его жизни. Женщины были далеки от его жизни. Даже если они окружали его во множестве.
«Для меня он стал путешественником (чтобы излечиться от любви ко мне), для меня стал Дон Жуаном (чтоб доказать мне — он любим), для меня и про меня писал стихи».
Это только так кажется. Конечно, она много значила, но потом жизнь идет вперед, большими кругами, поднимается к своим вершинам и разрешается там — и одна женщина в ней ничего не значит. Мостить там себе место, огораживать колышками — неправильно. Про нее и так все сказано: первая любовь, недолгая жена, яркая личность. Разошлись навсегда. Срам — это не только женская активность по отношению к живому мужчине и в настоящем, но и к мертвому — в прошлом.
У самой Ахматовой во время брака — «роман за романом» (по ее осудительному определению, употребленному для безнравственной Марины Цветаевой): с Анрепом, Недоброво, Артуром Лурье. Никто ей предложения из них, естественно, не делал.
Почему нигде и никогда не прочла, что развод попросила я, когда Николай Степанович приехал из-за границы в 1918-м, и я уже дала слово В. К. Шилейко быть с ним.
Можно сколько угодно раз (в ее «прозе» подсчитать это невозможно — бесконечно) повторять, что не он ее, а она его оставила в 1918 году, но просто она же сама упоминает о его намерении жениться в 1916-м на Ларисе Рейснер и ранее — на Тане Адамович. Детей рожал — от других. При таких обстоятельствах можно уж и жене самой завести разговор о разводе.
Когда он предложил Ларисе Рейснер (1916 год) жениться на ней, а она стала ломать руки по моему поводу, он сказал: «Я, к сожаленью, ничем не могу огорчить мою жену».
А от бедной, милой Ольги Николаевны Гумилев даже родил сына Ореста. Все это не имело ко мне решительно никакого отношения.
Ничего особенно странного в таких семейных отношениях нет — когда у другой женщины рождается ребенок, а жену это решительно не касается — всякое бывает. Но вот только если бы она не объясняла, что у нее не было романа с Блоком (именно в это время), потому что она была «замужней женщиной».
Таня Адамович, по-видимому, хотела выйти замуж за Николая Степановича, потому что был такой случай: Николай Степанович предложил АА развод.
На самом деле говорится по-другому: Николай Степанович хотел жениться на Тане Адамович и поэтому предложил жене развод. Так кто же у них был инициатором развода? Мы видим, что он предлагал первым не раз.
АА: «Я сейчас же, конечно, согласилась!» Улыбаясь: «Когда дело касается расхождения, я всегда
