Элизабет, привело нас на глубину сто двадцать метров. Здесь мы прошли около километра по колоссальной пещере, стены и частично потолок которой в изобилии были покрыты очень тонкими белыми кристаллами.

Все это так великолепно, что слова не в состоянии выразить то, чем на каждом шагу любуются глаза. Подземные украшения Эспарроса, которые мы смогли показать многим коллегам-спелеологам из числа самых искушенных и опытных, привели их в восторг, и они в один голос заявили, что никогда не видели ничего подобного. Я даже не пытаюсь описать эту пропасть; ведь фейерверк не опишешь, а при попытке рассказать словами о красоте драгоценных камней невольно пришлось бы признать свою несостоятельность.

Австрийцы, побывавшие до нас в пропасти Эспаррос (зашедшие очень недалеко и неглубоко), по- видимому, собирались вернуться сюда на следующее лето, но их никто больше не видел, так как в этом году разразилась Первая мировая война.

Через двадцать пять лет, вскоре после наших исследований этой пропасти, в 1939 году, началась Вторая мировая война, и вполне могло случиться так, что мы тоже никогда бы не вернулись в Эспаррос. Но вначале эта война была 'странной войной'. Отец четверых детей, в свое время раньше срока призванный в 1915 году, не подлежал мобилизации в 1939 году. Несмотря на это, так же как и мой отец в 1914 году, я явился на призывной пункт, желая пойти добровольцем. Но так же, как и моего отца, меня не взяли.

В то время мне было всего сорок два года, но мобилизация протекала с такими затруднениями и так неорганизованно, что я приписываю полученный мною отказ именно этой неразберихе.

Гатте был старше меня и тоже не был мобилизован, и мы даже во время войны иногда посещали пропасть Эспаррос. Так, например, 25 июня 1940 года мы подошли к ней под проливным дождем, который был нам очень на руку, так как на этот раз мы выполняли секретное поручение, совершенно неожиданное, во всяком случае такое, которое и вообразить было бы нельзя, если бы не грандиозность событий и трагические обстоятельства того времени.

Штаб саперов французской армии доверил нам три больших мешка со сверхсекретными документами и досье и поручил спрятать их в самой глубокой пещере по нашему выбору и усмотрению, чтобы они не достались врагу. Спустившись в пропасть и пройдя очень сложным ходом, я совершил акробатический подъем до верха одного вертикального колодца, где мне был знаком один очень сухой уголок. Гатте оставался внизу, он завернул все три мешка в большие куски прорезиненной ткани и привязал их к концу веревки, которую я взял с собой наверх. Я поднял мешки и бережно уложил их в потайное место, где они пролежали пять лет, то есть до конца войны.

За это время я три раза побывал здесь, чтобы удостовериться в сохранности документов и в случае необходимости сменить прорезиненное покрытие. Эта предосторожность каждый раз оказывалась излишней: место было абсолютно сухим.

Говоря о специальном использовании пещер в качестве тайников для документов и оружия, стоит рассказать, как в 1941 году я смог указать хорошее укрытие целому кавалерийскому отряду, пытавшемуся спрятать оружие от обысков. В темную и дождливую ночь зимой 1941 года мы сумели перевезти и спрятать десять тонн оружия в ящиках в гроте Монтеспан, моей первой пещере. Разместив этот важный склад, мы завалили и замаскировали вход в пещеру.

В 1943 году оружие достали, и оно послужило армии Сопротивления.

В 1942 году совершенно другой, впрочем столь же неожиданный, род деятельности вновь привел нас к пропасти Эспаррос.

В нескольких сотнях метров от края пропасти остановился грузовик Национального радиовещания. Телефонный провод был протянут до края входного колодца. Диктор Пьер Бовуа взял краткие интервью у трех членов отряда, собиравшихся спуститься в пропасть. Кроме меня и Гатте, с нами был еще наш юный друг Марсель Лубан, которому суждено было через несколько лет трагически погибнуть в глубине пропасти Пьер-Сен-Мартен.

Лестницы были сброшены в первый колодец, и Бовуа с телефонным аппаратом через плечо и микрофоном на шее начал спускаться вместе с нами.

Впервые микрофон был спущен в пропасть, где и состоялся на шестидесятиметровой глубине первый подземный репортаж. Чтобы отметить скромный вклад в великую летопись радио, следует добавить, что этот сеанс состоялся 23 июня 1942 года, диктором был Пьер Бовуа, техниками — Клотт и Петейль, в сеансе участвовали спелеологи Кастере, Гатте и Лубан.

А 27 августа 1958 года я участвовал в первой прямой телевизионной передаче из-под земли, проводившейся из грота Бедейллак (Арьеж), в которой принимали участие радиорепортер Жорж де Коне и отряд спелеологов, состоящий из моих друзей: Жозе Бидегена, Жоржа Дельтейля, Жоржа Лепине и моей дочери Раймонды.

Наконец, в пропасти Эспаррос была отслужена первая месса под землей. Эта церемония, посвященная окончанию войны, состоялась 15 апреля 1945 года.

6 февраля 1938 года я отправился в грот Тибиран неподалеку от Сен-Годенса, где каждую зиму вел наблюдения за колонией летучих мышей.

Возвратившись домой около шести часов вечера, я с удивлением заметил царящее в доме необычайное оживление. Очень скоро понял его причину: через двадцать минут родился наш четвертый ребенок — Раймонда. Через два года, 22 апреля 1940 года, моя жена дала жизнь пятому ребенку — Мари.

Как я уже говорил, Элизабет хотела иметь шестерых детей. Почему именно столько? Вероятно, потому, что она очень любила детей и ей нравились большие семьи, а также потому, что сама она была единственным ребенком в семье и у нее было скучное детство. Со скрупулезной внимательностью и неиссякаемой энергией она весьма счастливо сочетала обязанности матери семейства и жены исследователя, и иногда ей даже удавалось сопровождать меня в экспедиции.

Удивительно легко ко всему приспосабливаясь, одаренная совершенно исключительными физическими качествами и непоколебимым мужеством, она оказалась прирожденным спелеологом. Элизабет была первой женщиной, исследовавшей пропасти, и на ее счету было около трехсот пещер, пропастей и подземных рек.

Мне не под силу и неловко писать ее портрет, слишком для меня родной и близкий, прославлять ее блестящий ум, высокие моральные качества и великую доброту, которую так ценили все, знавшие ее.

В предисловии к посвященной Э. А. Мартелю книге написана фраза, от которой я и сейчас не отрекусь: 'Я не напишу, никогда не напишу о жизни Элизабет Кастере по той единственной причине, что она сама всегда категорически против этого возражала'.

Все знали ее улыбчивую скромность, ее твердое желание никогда не афишировать свои поступки и никому не рассказывать о совершенных ею под землей подвигах. По этой причине и из уважения к неизменной линии ее поведения я приведу здесь лишь строки, написанные хорошо знавшим ее Анри Бурелли, из его статьи-некролога, напечатанной в мае 1940 года:

'Дочь госпожи и господина Раймонда Мартина, врача префектуры Сены, Элизабет Мартин родилась 13 мая 1905 года в Париже, где прожила до одиннадцати лет, до тех пор, пока ее отец, выйдя в отставку, не уехал на свою родину в Сен-Годенс (Верхняя Гаронна).

В Сен-Годенсе девочка продолжала свое образование и успешно, с наградами, сдала экзамены на степень бакалавра по двум предметам. Она собиралась изучать медицину, но судьба распорядилась иначе; и она встретила молодого геолога, уже начавшего в то время свою редкую и полную приключений карьеру подземного исследователя, — Норбера Кастере.

Таким образом, мадам Кастере, бесстрашная женщина, хорошо образованная, начала свое трогательное и драгоценное сотрудничество с мужем, едва ей исполнилось девятнадцать лет. Оно длилось пятнадцать лет и было богато открытиями и сенсационными исследованиями, прославившими молодую