Пройдя сорок метров все время по воде, я дошел до полного и непроходимого сифона. Здесь ручей уходит в отверстие такое узкое, что в него невозможно даже просунуть голову. Препятствие гораздо более трудное и серьезное, чем в пещере Монтеспан. Подобные сифоны называют 'прокатный стан'.
Приходится повернуть назад, так как я лежу плашмя в холодной воде и меня пробирает дрожь. Продвижение ползком, сведенные мускулы, низкая температура и нервное напряжение утомили меня, я дышу с трудом и решаю передохнуть несколько минут на крохотном песчаном пляжике, который я нащупал рукой. Подползаю к нему и подтягиваюсь как можно выше, чтобы вылезти из воды, в которую я все еще частично погружен. Но внезапно я скольжу по песку и оказываюсь под немного более высоким сводом, где можно посидеть и отдышаться перед обратной дорогой.
Я мечтал только о том, чтобы иметь возможность где-нибудь посидеть, а вместо этого попал в продолжение пещеры, по которой могу передвигаться сначала на четвереньках, потом согнувшись, а затем даже во весь рост. В полном восторге обхожу большой высокий зал кругом и нахожу продолжение — неровный извилистый ход. Проникаю в него, воодушевленный неожиданным поворотом судьбы, приведшим меня из труднопроходимой, заполненной водой узкой щели в большую неизвестную пещеру.
Я лихорадочно двигаюсь вперед. Но, может быть, я слишком спешу? Или простудился в холодной воде? Я чувствую себя каким-то ослабевшим и подавленным, в ушах звенит, виски ломит. Никогда в жизни я не падал в обморок, но сейчас, кажется, это произойдет. Я уже прислоняюсь спиной к стене, но потом рывком возвращаюсь в зал и сажусь на камень. Дыхание восстанавливается, головная боль проходит, и я начинаю понимать, что произошло. За поворотом коридора, по которому я доверчиво шел, меня подстерег самый опасный и коварный враг спелеологов — углекислый газ. Это редкое явление, и поэтому оно очень опасно. Газ незаметно накапливается под землей. Никто об этом не подозревает, поскольку он лишен запаха. Теперь я всеми легкими вдыхаю чистый воздух зала, и бронхи мои оживают. Я вспоминаю деталь, подтверждающую присутствие этого смертоносного газа в коридоре: пламя ацетиленовой лампы, сейчас горящей нормально, уменьшилось и пожелтело как раз тогда, когда я почувствовал себя плохо. Пламени тоже не хватало кислорода.
Я колебался между любопытством и страхом, но мне очень хотелось проверить свою догадку. Медленно, осторожно я вновь делаю несколько шагов по коридору. И вновь ощущаю первые признаки отравления, по-своему их чувствует и моя лампа. Получив подтверждение своей гипотезы, я поскорее поворачиваю назад, спеша вернуться в безопасное место в зале, где все опять приходит в норму.
Я еще никогда не встречался в пещере с такого рода опасностью. Привык к препятствиям, трудностям, опасным ситуациям, но встреча с этим скрытым и смертоносным врагом, притаившимся где-то за поворотом, как легендарный дракон, производит сильное впечатление и отрезвляет меня. Значит, в пещерах тоже есть свои темные и дурные стороны? Да, безусловно. Известны пещеры, где углекислый газ присутствует постоянно, особенно часто это наблюдается в вулканических районах, и некоторые из таких пещер никогда не удастся исследовать.
Возвращение по воде ползком подействовало на меня как очистительная ванна. С необычайной радостью увидел я вновь голубое небо, солнце, зелень и синиц, посвистывающих в кустах орешника под навесом скалы.
Мне повезло: ведь если бы содержание углекислоты было повыше, я свалился бы как подкошенный. Обычно так и происходит, как мне позднее рассказал Мартель. Ему тоже пришлось познакомиться с действием углекислого газа.
Однажды он спустился по веревочной лестнице в пропасть Кре-дю-Суси (в Пюи-де-Дом), но так и не смог приблизиться меньше чем на четыре метра к берегу подземного озера, на котором плавала его заранее спущенная лодка. Над поверхностью воды скопился плотный слой углекислого газа. По неопытности или из упрямства Мартель пытался сопротивляться действию ядовитого газа и выиграть еще один-два метра, чтобы лучше рассмотреть размеры зала с озером. Но ему удалось лишь испытать на себе всю гамму обычных в таких случаях симптомов — нарастающее мучительное удушье и головокружение. Одновременно он заметил, как померкло его освещение. Все это дорого ему обошлось: его подняли на поверхность в жалком состоянии, и пришлось принимать специальные меры, чтобы привести его в чувство.
В 1903 году во время путешествия по Кавказу Мартелю представилась возможность посетить расположенную на побережье Черного моря, в Мацесте, очень интересную пещеру, из которой вытекает горячий источник. Дойдя до конца пещеры, он нагнулся, чтобы измерить температуру подземного источника, и упал без сознания под действием сероводорода. Его с трудом спасли.[22]
Через месяц я вернулся в Лябастид и по тому же водному пути проник в коридор, в котором меня остановил углекислый газ. Я знал, что этот 'бродячий' газ легко перемещается, и, надеясь, что, может быть, на этот раз его не окажется на старом месте, решил попытать счастья. Мое упрямство было вознаграждено: я не встретил никаких следов СО 2 и смог исследовать пещеру еще на целый километр до большого зала, где нашел подземный ручей и глубокое озеро, которое пересек вплавь (со свечой, укрепленной на лбу резинкой), добравшись таким образом до сифона, преградившего мне дальнейший путь.
Это исследование граничило с безрассудством, которое я допускал во время первых занятий спелеологией. Пересечь озеро, расположенное так глубоко под землей, было, конечно, далеко не безопасно. Но это дало мне возможность достигнуть конца пещеры и убедиться, что пройти под горой и выбраться на дневную поверхность невозможно.
И все же это произошло. Через месяц после моего первого знакомства с подземной рекой Лябастид я вновь находился под большим сводом и грелся на солнышке. Затем, не одеваясь, так как я всегда охотно возвращался к своим старым методам, направился к другой расположенной поблизости пещере. Эта пещера находится на дне глубокой впадины (нечто вроде провала), и ее свод (около двенадцати метров в ширину) выходит во вторую внутреннюю пропасть, которую можно обойти по естественному карнизу. Я добираюсь до входа и предпринимаю второе за этот день исследование. Но сразу же начинаются неприятности. Горелка лампы стукнулась обо что-то, когда я выходил из подземного ручья. Она скривилась, горит еле-еле и коптит. Как всегда, настроенный слишком оптимистически, чтобы не сказать — легкомысленно, я не захватил с собой запасной горелки, и мне пришлось довольствоваться этим скудным освещением.
Пещера становится все больше, и по резонансу я угадываю величественную галерею, противоположную стену которой я, к сожалению, не могу разглядеть. Это неприятное обстоятельство заставляет меня идти все время вдоль правой стены. Так я по крайней мере уверен, что не заблужусь.
Практически я совершенно не вижу пещеры, но все же мне удается продвинуться очень глубоко, следуя по трудному и сложному маршруту. Я уже поднялся по крутому земляному склону, пересек нагромождение камней, преодолел много выступов. Пересек даже какую-то топь длиной метров в двадцать, шлепая по очень жидкой глине и увязая в ней. Обычно это указывает на то, что поблизости есть озеро, но здесь я не встречаю водной поверхности, наоборот, почва вновь становится сухой и неровной. Я попадаю в маленький зал, которым, как мне кажется пещера (или по крайней мере одно из ее ответвлений) заканчивается. Здесь потолок на высоте человеческого роста практически горизонтален. Почва тоже совершенно ровная, без всякого уклона. Впечатление такое, что она снивелирована и как будто утрамбована.
В этот миг мне начинает казаться, будто я все это уже где-то видел, возникает какое-то неясное воспоминание, которое вдруг становится отчетливым, и перед моим мысленным взором встает зал с медведями в пещере Монтеспан, ведь там тоже пол был утрамбован.
По ассоциации я начинаю инстинктивно осматривать стены, то есть продолжаю делать то, что не раз проделывал под землей. Но сегодня испорченный фонарь дает слишком плохое освещение, и это должно было бы уже давно побудить меня вернуться просто из-за самой элементарной осторожности. Но разве можно повернуть назад под сводами незнакомой пещеры!
Итак, я почти касаюсь камней мерцающим и коптящим пламенем там, где из-за низкого потолка мне пришлось присесть на корточки. Вдруг я ощущаю особое состояние, которое уже испытывал раньше и которое трудно, думаю, даже невозможно описать. Я увидел нацарапанную черту, потом еще несколько, и вот, потрясенный, задыхаясь от волнения, я смотрю на великолепно выполненную голову льва!
Этот мадленский[23] шедевр представляет собой голову льва в
