Такие часы не проходят даром, они накладывают отпечаток на всю жизнь, и тяга к пещерам и ко всему, что в них заключается, сохраняется навсегда. Особенно если выпало счастье побывать в них одному, да к тому же в отроческом возрасте.

Я бы подольше задержался в зале Медведей, где мне пришлось пережить одно из глубочайших волнений за все мои подземные путешествия, но запас свечей подходил к концу, кроме того, мне следовало подумать о длинном переходе по лесу и об обратном пути в Сен-Мартори на велосипеде.

Я позволил себе потратить еще лишь четверть часа и посмотреть, что находится дальше за нагромождением древних костей. Но через несколько минут на моем пути встал обрыв. Я стою на краю вертикального колодца и при свете свечи вижу только несколько первых метров, а брошенные вниз камешки указывают на большую глубину.

Мне так не терпелось продолжить исследования, что через несколько дней я вновь был у этого колодца. Мое снаряжение пополнилось веревкой, совершенно необходимой для атаки бездонного колодца, мысль об исследовании которого неотступно преследовала меня и, по правде сказать, лишала сна.

Вернуться в Пудак-Гран одному, чтобы вторгнуться в неизвестность, казалось мне высшей степенью неосторожности, и вначале я испытывал угрызения совести. Но ужасное и в то же время прекрасное ощущение — ни от кого, кроме самого себя, не зависеть и переживать опасности одному, без свидетелей, — взяло верх над всеми моими сомнениями, и я вернулся на место моих чаяний и страхов, сам точно не зная, иду ли я туда по собственной воле или меня влечет какая-то злая сила. Трудно анализировать это ощущение; не имея возможности объяснить его, я окрестил эту силу, которую всегда чувствовал и действие которой с наслаждением испытывал всю жизнь, — зов бездны.

Спуск по гладкой веревке был одним из моих любимых занятий. Это малопопулярный спорт, и только изредка можно встретить акробатов, которые занимаются этим видом гимнастики. И вот сегодня в Пудак- Гран мне будет служить подспорьем лишь простая веревка.

Как и в Монсоне, я поместил свечу за ленту шляпы, но поля отбрасывали тень, и как раз там, где освещение было мне нужнее всего, подо мной оказывалась темная зона. Мне пришлось вернуться к варварскому и неудобному способу — взять свечу в зубы. Я начинаю скользить вниз вдоль неровной стены с многочисленными выступами, на которых смогу отдохнуть позднее при подъеме. Достигаю балкона, оказавшегося вдвойне кстати, так как моя веревка слишком коротка, чтобы спускаться дальше, и, кроме того, я обнаружил, что нахожусь на новом этаже пропасти, где смогу продолжать свои исследования. Продвигаюсь с осторожностью, нахожу еще кости пещерных медведей, и эта находка — новая загадка об их присутствии в таком месте. Но вот новое препятствие — путь преграждает другой колодец во всю ширину коридора. А на противоположной его стороне коридор идет дальше.

Под землей легкого не бывает. Трудности составляют правило, и приходится без конца идти на штурм, проявлять настойчивость, упрямо идти вперед.

Мне пришлось узнать это с самого начала моих походов, но мой интерес был так силен, что я вернулся в Пудак-Гран в третий раз с новым планом, столь же простым, сколь и опрометчивым.

У входа в пропасть я срубил молоденький ровный и стройный каштан, обрубил ветви и спустил его по наклонному склону, ведущему в колодец. Через несколько минут спустившись по веревке, я нашел свой каштан на большой осыпи, вскинул его на плечо и направился туда, где окончился мой прошлый поход. Тащить такую ношу по очень неровной местности трудно и неудобно. Однако никаких происшествий не случилось, кроме неожиданной встречи перед самым залом Медведей с животным, которое мне очень хотелось бы поймать. Это была крупная крыса, присутствие которой в подобном месте мне так никогда и не удалось объяснить. Это совершенно исключительный случай, и никогда больше мне не приходилось встречать под землей этих животных, кроме как в гигантских пещерах Соединенных Штатов.

Добравшись с молодым деревцем (мы по очереди помогали друг другу) до того места, где пещера была перерезана, я перебросил его так, что конец лег на противоположный край. По этому мостику я собирался перебраться через колодец. Конечно, мостик был весьма примитивен и ненадежен, но ни в чем никаких сомнений у меня не возникало, не исключая и сомнений в собственной ловкости. Я проявил только одну обязательную предосторожность: оставил зажженный фонарик по эту сторону колодца, пока перебирался по мостику так называемым тирольским методом — корпус под жердью, которую охватывают руками и ногами.

Без труда добравшись до противоположного края, я лихорадочно зажег свечу и не менее лихорадочно бросился дальше по коридору, до которого мне наконец удалось добраться. Увы, за первым же поворотом меня ожидало жестокое разочарование. Пещера оканчивалась полнейшим тупиком!

После первых горьких минут, последовавших за таким ударом судьбы, у меня хватило ума по- философски отнестись к тому, что, как я позднее убедился, часто бывает расплатой под землей: совершенно непроходимое препятствие на дне колодца, покоренного с большим трудом, или внезапный и разочаровывающий глухой тупик в конце запутанной галереи.

Постоянно мысленно возвращаюсь к одному из моих любимейших героев — Сирано де Бержераку,[8] — я наивно написал ножом на глине, покрывавшей пол пещеры: 'Чем бесполезнее — тем прекраснее…'

Мне, конечно, могут возразить: кому нужны эти упражнения, столь же бесполезные, сколь и опасные, при которых вы рискуете заблудиться, оказаться замурованным или переломать кости? Не достаточно ли красот и разнообразия под небесным сводом при ярком солнечном свете, чтобы приговорить себя к вредному для здоровья и весьма непривлекательному подземному заточению?

Я согласен, что эти игры в 'человека-змею', перспектива ложиться наземь и тащиться на животе по холодным и неприятным камням, по грязи или ледяной воде, иногда целыми часами, сдирая кожу на локтях, на коленях, на всем теле, вряд ли могут привлекать многих.

Но непреодолимое влечение, на котором основано мое призвание, помогло мне сохранить здоровье и гибкость тела, и благодаря ему я пережил восхитительные часы. Так, например, пройдя под водой длинный сифон, я открыл в пещере Монтеспан самые древние статуи в мире.

Мои детские гимнастические упражнения, конечно, пригодились мне, когда приходилось спускаться по шаткой веревочной лестнице или идти под ледяным душем в многочисленных пропастях, среди которых бывали самые глубокие на земле. Я мог только радоваться, что закален и готов к любым случайностям, встречающимся под землей, когда вместе с женой, а позднее с дочерьми открыл и исследовал ледяные пещеры, расположенные выше, чем все остальные пещеры на земном шаре.

Нет, не бесполезно, а совершенно необходимо было для меня начать очень рано спускаться под землю, чтобы успеть познакомиться со своеобразнейшим миром, где опыт накапливается очень медленно, а объекты наблюдения захватывающе интересны.

Надо было, чтобы я рано ощутил и рано отозвался на вкус к риску и на призыв к неведомым приключениям, чтобы сегодня, когда пишу эти строки, имея на своем счету более тысячи пещер, пропастей и подземных рек, я мог с полным правом сказать, что подземный мир, такой странный, что кажется, будто тебя перенесли в другое измерение, всегда околдовывал и очаровывал меня. Многие часы, проведенные под землей, множество пройденных километров, порой на коленях или ползком, не измотали, не пресытили меня, а как раз наоборот. Я полностью во власти минерального царства.

Нельзя сказать, чтобы я стремился к одиночеству, как таковому, но я любил уединяться, и пещеры были моим надежным убежищем: ведь мои товарищи ими совершенно не интересовались. Но с товарищами я играл и очень весело проводил каникулы. Чем же мы занимались?

Ответ на этот вопрос совершенно ясен и не содержит ничего оригинального — все дни мы посвящали спорту. Какому спорту? Любому, каким только можно было заниматься. Но досадный недостаток нашего взгляда на спорт заключался в том, что со всем честолюбием и пылкостью юности мы всегда стремились перегнать и превзойти самих себя. Мы были отравлены чтением плохо иллюстрированных спортивных журналов, которые изредка попадали нам в руки, и все время пытались побивать собственные рекорды. Мы