— Он тоже придет.

— Вот как? — Нур притворилась немного смущенной.

— Он очень ловко стреляет из лука, — добавила Тана.

Нур натянула лук и поразила стрелой пчелу. Потом наклонилась, очень осторожно подняла пчелу, выпив чуточку меда, чтобы подкрепить силы, и предложила мед Тане.

— Раэйн тоже может поразить пчелу?

Тана с восторгом взяла яство, сделала глоток и зарядила свои волшебные силы. Затем вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Может, ты собираешься сразиться с ним? Ты очень воинственная!

Цицерон чувствовал, что излишне торопится. Девушки не сразу начинают шутить и вызывать на единоборство. Девушки действуют более рассудительно. Сначала они наблюдают, лишь потом действуют.

— Нет, я только хочу больше узнать о нем.

— Он хороший друг.

— Я тоже так думаю.

— Смотри, вот он идет.

И действительно, Раэйн, его дорогое второе «я», появился на экране.

Но кому же принадлежит его душа? Кто тот неизвестный, кто произносит за него слова и передвигает ноги?

Для Цицерона увидеть свое прежнее «я» было все равно, что перетерпеть неприкрытое оскорбление.

Тана пошла ему навстречу, а Цицерон как раз в мгновение, когда можно было бы преодолеть все затруднения, приуныл.

Ей следует подойти к Раэйну, продемонстрировать свои чары и выпытать его тайну. Таков был его первоначальный план, но Цицерон не был уверен, что сможет осуществить его. Как девушки завязывают знакомства?

У него в животе тревожно заурчало, затем вдруг появилась боль. Цицерону показалось, что внутри его сидит тигр, рычит и скребет лапами. Он умирал с голоду.

Цицерон жестом предупредил Тану, что возникли трудности, попрощался с ней коротким и уклончивым «до скорой встречи» и отключил Интернет.

— Уф, — выдохнул Цицерон, ерзая на стуле в Интернет-кафе. Он потерял спокойствие и выбился из сил, точно гулял не по виртуальному пространству, а поднимался на вершину горы.

«Дело не в трусости, — уверял он себя, когда потратил первый евро, — все дело в приоритетах. Сначала желудок, затем можно будет снова подключиться к Интернету».

Цицерон должен был чувствовать себя довольным: он стал другом Таны, ведь та ни на мгновение не усомнилась в подлинности Нур, придуманного им персонажа. Сегодня вечером в девять они совершат набег, поэтому Цицерон обязательно должен войти в Интернет, сохранив необходимые для этого два евро.

Он вышел на улицу, зашел в паб и прямиком направился к бару, а поскольку для него не было хуже пытки, чем говорить по-английски, он показал пальцем (который всегда действовал безотказно) на бутерброд с беконом.

Откусив кусок, юноша почувствовал жажду и подумал, что нет смысла жадничать и страдать. В уме он подсчитал, что если потратит один евро на бутерброд и второй на напиток, у него еще останется один, которого хватит, чтобы играть весь вечер.

Цицерон не был жадным, денег ему вполне хватит на один час набега. Неожиданность его поджидала, когда пришло время расплачиваться.

— Three twenty.[49]

Нет, это невозможно, он плохо расслышал. Эта жалкая трапеза не могла стоить три евро и двадцать центов — больше, чем у него было. Он не может потратить свой капитал на бутерброд с напитком и лишиться возможности подключиться к Интернету. Это невозможно, невозможно…

Толстый, лысый и усатый официант взглянул на него косо, точно предупреждая, что клиентов, которые не платят, он наказывает палками.

Цицерон вывернул перед ним карманы, чтобы показать, что беден и ничего не прячет. Покраснев от стыда, он начал считать монеты у стойки.

— One, two, three.[50]

А потом состроил физиономию воспитанного ребенка, пожал плечами и в оправдание своего тяжелого положения коротко изрек:

— I’m a student.[51]

Но не добавил, что еще он чудик, неудачник, зол и недоволен. Именно так он себя чувствовал.

Непринужденность устных заявлений должна была упростить сложные превратности его человеческой жизни. В глазах злого официанта Цицерон был лишь студентом без единого евро в кармане. В действительности он снова стал марионеткой в руках Анхелы. Придется снова просить у нее взаймы.

Блондинистая девица и унижение — вот его судьба.

Казалось, что последний урок никогда не закончится. Оставалось лишь поглядывать на часы и вздыхать, ожидая, когда пробьет three o’clock.[52] Тогда уроки завершатся, и можно будет делать ноги. Плохо, что она не знает, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до Башни. Марина также не знала, какая дорога самая короткая и как быстрее всего туда попасть. Честно говоря, у нее не было ни малейшего понятия, где именно находится место ее свидания.

Пока учащиеся делали упражнения и отвечали на вопросы (почему на уроках английского все время задают вопросы?), она никак не могла решить — поехать на автобусе или пойти пешком? Марина нисколько не сомневалась, что все равно заблудится, как бы ни поступила. Иногда у нее возникали предчувствия, и чем они были пессимистичнее, тем скорее осуществлялись.

Она решила спросить у Луси, однако между ними сидела Антавиана, лишавшая обеих визуального контакта. Казалось, что она это сделала нарочно: если Марина наклоняла голову, Антавиана делала то же самое; если она опускалась ниже по спинке стула, Антавиана подражала ей; если она поворачивалась направо или налево, маленькая дрянь следовала ее примеру. Может, она ревновала?

Так оно и было. Как ни трогательно, но так оно и было. После всех своих проделок, Антавиана завидовала, что между Мариной и Луси зарождается доверие, и захотела снова завоевать расположение Марины.

— Хочешь, дам тебе свою ручку? — любезно предложила она.

— У меня уже есть ручка, спасибо, — сухо ответила Марина.

— Твоя ручка — супер, моя просто хорошая. Возьми, попробуй, как она пишет.

— Нет.

— Буквы у тебя выйдут лучше.

Другими словами, она давала понять, что Марина плохо пишет.

— Буквы у меня всегда выходят скверно, я так пишу, и если тебе не нравится, просто отвяжись.

Антавиана побледнела, однако не перешла в наступление, наоборот, сделалась податливой, как перчатка.

— В твоем почерке угадывается выдающаяся личность.

— Не старайся, ты не подлижешься ко мне, даже если захочешь, — смело ответила Марина, поскольку бывшая вредина не защищалась.

Антавиана захныкала.

— Я просто хочу быть твоей подругой.