— Попробуй, возможно, тебе это пойдет на пользу.
Ледяное молчание.
Марина высказалась.
Марина опростоволосилась.
Марине следовало думать, прежде чем говорить.
Как можно было сказать человеку, который нацепил очки весом двенадцать килограммов, что с ним все почти безнадежно? А ведь она сказала именно это. И как раз так ее поняла уродливая Луси, теперь отчаянно нуждавшаяся в утешении. Это уловила Антавиана, выдав ехидный смешок.
Стало яснее ясного, что Марине следует чаще упражняться в сопереживании и примирении. А пока, решив отложить этот процесс до поры до времени, она молчала и думала, как выполнить свое поручение, не отвлекаясь на мелочи.
Ей придется забыть о своих комплексах и не упустить мгновения, когда ей дадут знак, что пора сыграть роль спасительницы. Марина вспомнила, как трогательно выглядела умирающая сестра, ставшая жертвой волшебных чар, убеждая Марину, что только она способна вернуть ей здоровье.
Объяснения Лилиан звучали туманно, фея говорила, что к Марине
У них были самые обычные руки. Антавиана красила ногти пятнами, а Луси свои грызла. Какими бы ни были их руки, на них не было ни единого знака, по которому можно было заключить, что одна из этих девиц должна подойти к ней.
«А вдруг они не те, за кого себя выдают? А вдруг они, как и она сама, выдают себя за других? А вдруг они даже не принадлежат к человеческому роду?»
Марина краем глаза взглянула на противную Антавиану. В этой явно испорченной девчонке причудливо сочетались вызывающее имя и широко распахнутые, совсем детские глаза.
«Занудливая фея?»
Возможно, именно так, и это фея.
Со своей стороны, стремившаяся к примирению Луси была вполне достойна своего уродства.
«Лживая колдунья?»
Или тот чудак, который тоже летел вместе с ними, но не разговаривал, предпочитая сидеть по другую сторону прохода, все время стуча пальцами по столику, который, видно, служил ему вместо клавиатуры несуществующего компьютера.
«Гном, вырванный из привычного окружения?»
Все это время, размышляя о своей неопределенной судьбе, Марина делала вид, будто листает английский журнал. Она делала это машинально, ибо если уж притворялась, то притворялась.
— Что значит слово «rape»?[15] — поинтересовалась коротышка, не знавшая покоя.
— Стричься, — ответила Марина.
— Здесь написано, что эту тетю стригли пять раз, за что прокурор теперь требует упрятать в тюрьму на сто лет тех, кто ее стриг?
Марина с удивлением вперилась в статью, о которой говорила Антавиана противным голосом и в которую дерзко ткнула пальцем. Потом сглотнула и напрягла мозги. Она ничего не могла понять.
— Мне кажется, что это слово означает «насиловать», — тихо подсказала Луси.
Марина сделала вид, что ошиблась.
— Ну да, конечно. Оно означает насиловать… ха, ха, а ты мне поверила!
— Ты не знаешь этого слова! — прервала ее коротышка.
— Я просто хотела тебя проверить, хотела узнать, знаешь ли ты его сама!
— Ха в квадрате! Ха в кубе! Вы только ее послушайте! — рассмеялась злобная недомерка.
— С английским проблема в том, что он забывается, если не упражняться, — улыбнувшись, заметила Луси.
Она была само очарование, хотя и отняла у Марины роль примирительницы.
И тогда та поставила перед собой две новые задачи: окончательно и бесповоротно изучить английский язык — она считала, что в прошлом году отлично справилась с курсом для начинающих — и объявить войну высокопарной коротышке, прежде чем та прикончит ее сама.
Для начала Марина вздумала произвести на нее впечатление.
— Мне так хочется подключить мобильный и отправить сообщение своему парню!
Антавиана клюнула. Ее глаза сделались большими, как дыни.
— У тебя есть парень?
— А у тебя нет?
— Я моложе, чем ты.
— Тебе одиннадцать, да?
— Четырнадцать.
Марина сделала удивленное лицо. В действительности они были одногодками, но ведь она — Анхела, а та была старше!
— Четырнадцать… Только не говори мне, что… не говори мне, что ты уже спуталась с каким-нибудь мямлей.
У Антавианы еще не хватало навыков для того, чтобы импровизировать.
— Один раз, но…
— Поцелуи без языка не в счет. Я этим занималась в школьном гардеробе!
Антавиана молчала, а кто молчит, тот согласен. Марина готовила наступление из глубины.
— Тогда извини, что я вмешиваюсь, но ты поотстала от жизни. Когда тебе стукнет пятнадцать?
— Скоро, в августе.
— И ты еще… не? Зато я, дорогая, прошлым летом здесь, в Дублине, только и делала, что ходила на свидания. Ирландцы просто очаровательны. А уж этой зимой…
Лицо мерзкой Антавианы покрылось краской, и Марина посочувствовала ей.
— Однако первый раз придется изрядно постараться. Пока не научишься, ничего не получится, и парни смоются…
— Вот как…
И хотя Антавиана произнесла это «вот как» с очевидной робостью, Марина разошлась и решила внести уточнение:
— …до того, как у тебя получится. Надо постоянно упражняться. В твоем возрасте я только это и делала. Теперь я отношусь к этому серьезно, у моего парня есть мотоцикл и степень бакалавра.
Коротышка молчала и думала. Марина была уверена, что она нокаутировала ее хотя бы на короткое время. Девица явно считала себя неудачницей: в свои четырнадцать она целовалась взасос разве что со своим плюшевым медвежонком!
— У тебя есть его фотография?
Коротышка загнала ее в угол. Все, у кого были парни, носили с собой их фотографии. Марина явно должна была иметь такую.
Оправдываясь, она указала рукой наверх.
— Само собой разумеется. Она в сумке. В багажном отсеке.
Антавиана тут же вскочила, встала ногами на сиденье и, бесцеремонно открыв багажный отсек, намылилась добраться до сумки Марины.
Марина остановила ее, когда та уже открывала молнию.
— Что ты делаешь! Положи на место! Ты там все перекопаешь!
— Подумаешь, беда какая!
Марине нужно было выиграть время, и она заставила девицу сесть.
— Я сама разберусь, ты ставишь меня в неловкое положение.
Как только Антавиана села, Марина осталась наедине с сумкой, в которой не было никакой фотографии, и начала стремительно думать.
