— Вот как? Какие же? Меня устраивает 999.

— Ты мог бы заняться чтением.

Цицерон истерично расхохотался.

— Читать? Вы думаете, что говорите? Кто много читает, тот плохо кончает! Только вспомните Дон Кихота!

Однако он не добился желаемого результата.

— Тогда тебе придется найти другое развлечение, ибо там, куда ты поедешь, не будет ни одного компьютера.

Цицерон захлопал глазами. Может, он ослышался? Его куда-то высылают?

— Куда это я поеду?

Леонора ему все спокойно объяснила.

— Мы хотим, чтобы ты провел фантастические каникулы с ребятами и девушками твоего возраста, без компьютеров и далеко отсюда.

— Вы отсылаете меня в исправительную колонию? Вы стыдитесь меня и хотите отправить меня куда подальше, иначе вас замучает нечистая совесть, если каждый день вы будете видеть меня несчастным, сломленным и морально травмированным?

Эрнесто и не думал подсластить пилюлю.

— Тебя примет одна ирландская семья, ты по пять часов в день будешь изучать английский язык. Подключение к Интернету будет категорически запрещено.

Цицерону стало плохо. Жизнь в реальном мире оказалась более жестокой, нежели смерть в виртуальном. Может, потому что, как хорошо разъяснил ему отец, воображаемого мира не существовало?

Как же, в таком случае, родители могут запрещать ему то, чего нет? Замечательный вопрос, на который не было ответа…

Вскоре Марина уже стояла у дверей собственного дома, а за короткое время, пока она к нему добиралась, она кое-что поняла. Крохотная фея являлась ей, и только ей. Конечно, эта фея существовала, однако любой ответ о ее природе и причинах ее таинственного появления Марине придется найти самой или с помощью «Гугла». Если она заговорит об этом дома, родители вполне могут захотеть отвести младшую дочь к психиатру. Ясное дело, они бы с удовольствием избавились от нее, поэтому она не доставит им такого удовольствия. Она сделает вид, что такой феи нет, а затем все выяснит с ней с глазу на глаз.

Марина уже собралась открыть дверь, когда обнаружила, что забыла дома ключи (Анхела никогда бы такого не сделала), и ей ничего не оставалось, как позвонить в дверь. Девушка уже обдумывала более- менее убедительную причину, чтобы оправдать свое возвращение раньше положенного времени, как, к ее удивлению, дверь ей открыла мать. С красными глазами и не задавая вопросов, она бросилась к Марине и обняла ее.

Это объятие нельзя было назвать ни ласковым, ни материнским. Оно было напряженным, истеричным, безадресным. Так можно было обнять кого-нибудь из читателей, соседку из ближайшего дома или работника газовой компании. Это было одно из тех объятий, когда распростирают руки в ожидании, что в них бросится первый встречный.

— Когда ты узнала о том, что случилось с Анхелой? — прижимая дочь к себе еще крепче, спросила мать хриплым голосом, в котором звучало непритворное горе.

Марина сглотнула, откашлялась и не дала маху. Если соврать, то все могло кончиться плачевно, ибо мать всегда ее тут же изобличала.

К счастью, фея облетела Маринино ухо и прошептала:

— Энди.

Марина повторила.

— Мне об этом сказал Энди.

Мать разрыдалась, и Марина вдруг испугалась. Возможно, она недостаточно серьезно подошла к своим выдумкам, и ее самые кровожадные предположения осуществились.

Успокоившись, мать вздохнула и отпустила ее. Марине стало легче дышать.

— Все случилось так неожиданно… сегодня утром она чувствовала себя хорошо… мы никак не можем поверить в это. — Мать взяла Марину за руку и по коридору повела в сторону комнаты Анхелы. — Иди, иди, проведай ее, бедняжку. Ты ее не узнаешь.

У Марины задрожали ноги, и она пару раз покачнулась. Должно быть, все гораздо хуже, чем она думала. Анхела… мертва?

Марина остановилась у двери и вздохнула. У нее не хватало духу войти, но мать подтолкнула ее.

— Может, мне лучше… мне лучше не входить к ней, — неуверенно бормотала девушка.

Она не сразу заметила сестру, потому что в сумраке комнаты трудно было различить неясные контуры лежавшего на постели тела.

«Могло быть гораздо хуже», — подумала Марина. Она вполне могла бы натолкнуться на труп сестры, разрубленный на куски, облаченный в белое платье и окруженный траурными свечами. Такое не забывается, даже если этого очень хочется.

— Подойди, ты от нее не заразишься.

— Не заражусь?

— Вот именно, ты переболела этим раньше. Только посмотри, каким стало ее лицо.

Марина хорошенько присмотрелась и различила, что труп сестры дышит, и что Анхела открыла глаза, заблестевшие подобно двум звездам на ее лице, усыпанном отвратительными красными болячками.

«Ветрянка. Анхела подхватила ветрянку».

Это была ветряная оспа, когда температура подскакивает до сорока, все тело пронимает дрожь, а во рту невыносимо жжет. Анхеле было больно, однако она осталась той же белокурой красоткой с глазами еще более голубыми, чем у Камерон Диас.

Анхеле пришлось остричь ногти, чтобы она не чесалась, присыпать ее тело тальком и пригрозить связать ей руки, чтобы она не расковыривала свои болячки.

Марина хотела посочувствовать сестре, но у нее ничего не вышло. Как всегда, она не могла оторваться от фотографии Патрика, которую Анхела разместила вместе со многими другими на стенах своей комнаты.

Сострадание было возможно, но лишь в известных границах. Даже если Анхела умрет, она ведь уже познала счастье в объятиях самого соблазнительного ирландца в мире? Патрик ее целовал (в этом не было сомнений), обнимал (в этом не было ни малейших сомнений), и еще он ей шептал на ухо слова любви (разумеется, на английском языке). После такого не жаль умирать. Разве не так?

Марина ничего не могла с собой сделать: она была безумно влюблена в Патрика. С того самого дня, как Анхела вернулась из Дублина и привезла его фотографию, Марина запала на него окончательно и бесповоротно. Запала на его блестящие глаза, на свойственную только ему манеру держать кружку с пивом, на его беззаботную позу соблазнителя. Как бы то ни было, уже в первую ночь этот парень ей приснился и очень скоро стал главным героем всех ее тайных мечтаний.

Марина уже год грезила о Патрике. Он являлся ей во сне не меньше трех сотен раз, воплощаясь в идеального героя ее любимых романтических историй.

Вариант а)

Она вместе с Патриком совершает опасное путешествие на борту рыболовецкого судна. Они еще не разговаривают, но их влечет друг к другу. В одну бурную ночь волна смывает Марину с палубы. Патрик бросается в пучину, спасает ее, затем страстно целует и признается в любви. Плохо, что вода была очень холодной.