— Уточняю: возмущались не либералы, а революционеры. Точнее, некоторые из них. Скромно замечу: наш проект появился задолго до митингов на Болотной и проспекте Сахарова. Еще надо разобраться, где курица, а где яйцо, и кто паразитирует на гневе народа. Мало обозначить проблему, нужно суметь смешно рассказать о ней. Мы работали не по-детски, Васильев порой орал и психовал, у Быкова не всегда с первой попытки получалось нащупать верную интонацию... Иногда могли провозиться над роликом часа четыре, а бывало, что и дня не хватало.
— С такими вопросами вам лучше к Васильеву. Он у нас по финансовой части. Но не только по ней. Вася реально занимался режиссурой и редактированием. Все начиналось как веселый капустник, первые выпуски делали ради прикола, можно сказать, по пьянке, но вскоре проснулся азарт: сумеем ли удержать планку? Со стороны кажется, будто все получалось легко и просто, в действительности «Гражданин поэт» за год высосал много энергии. Нельзя шутить натужно, это сразу чувствуется. Когда слова стали иссякать, мы взяли паузу, примолкли, чтобы восстановить силы. Но обратная юмористическая реакция на происходящее скоро проявится. Ведь что такое улыбка? Предупредительный оскал. Чистая физиология! Жизнь заставляет показывать зубы, в смысле улыбаться. Конечно, проекту нужен другой формат, что-то свеженькое. Мы все лето размышляли, что бы замутить, и 4 октября презентуем «Господина хорошего». Единственным положительным героем у нас будет Владимир Владимирович Путин. А как иначе, если остальные вокруг плохие? Был один достойный человек, да и тот умер. Ганди... Мы уже пробовали сделать пилотные выпуски, пока не вполне довольны результатом, но время еще есть. Хочется ведь, чтобы было не хуже прежнего.
— Вот такие мы дураки! Заранее договорились, что «Гражданин поэт» закроется 5 марта, после президентских выборов, и обещание сдержали. В конце концов у каждого из нас есть и другая работа. Я снимаюсь в сериале «Оттепель» у режиссера, с которым прежде не пересекался на съемочной площадке. Это Валерий Тодоровский. Рад, что наши пути-дорожки наконец-то сошлись. Правда, в последние дни Валера часто делает мне замечания — не профессиональные, а поведенческие. Упрекает, что слишком много говорю. Борюсь с собой...
— Так и есть. Кино про кино. Главный герой — режиссер.
— Об этом надо спрашивать у Валерия Тодоровского, а то получится, что опять не в свое дело лезу, но, думаю, роль Олега Ефремова достанется Никите, моему сыну. Он больше похож на деда в молодости. Я же играю известного кинорежиссера, лауреата Сталинской премии, народного артиста СССР. Образ собирательный. Работа впереди большая, съемки предстоят в Москве и в Минске.
— Думал, что давно перешагнул за сотню... Впрочем, дело не в количестве, у меня много эпизодических, проходных ролей. Папа снимался гораздо реже, но какое это имеет значение? Брать надо не числом...
— Будто не знаете историю создания «Современника», не помните, кто входил в окружение отца. Это же поколение шестидесятников! Нет, я рос в правильном доме. И книжки читал те, что надо. «Архипелаг ГУЛАГ» впервые увидел в папиных руках. Помню, году в 80-м ограбили родительскую квартиру. Дело под личный контроль взял Щелоков, тогдашний глава МВД. Пришел следователь, посмотрел на книжный шкаф, где на видном месте стояли запрещенные «Зияющие высоты» Зиновьева, «Загадка смерти Сталина» Авторханова, его же «Технология власти», и отвернулся в сторону, словно ничего не заметил...
— Один раз. В эпоху раннего Ельцина. Дело происходило в «Лужниках», рядом с железнодорожными путями, по которым туда-сюда сновали поезда. Следователь Гдлян прямо заявил, мол, власти специально гоняют составы по рельсам, чтобы заглушить ораторов... Словом, эмоций было много, а содержательных речей мало. Поэтому больше такие мероприятия я не посещал. Зачем создавать массовку? У меня есть иные возможности выразить отношение к тому или иному событию. Хотя бы вот вам рассказать.
— Сказал бы иначе: удивился. Опасный шаг власти с точки зрения ее самосохранения. Если из-за дороговизны любимого напитка народ начнет меньше бухать и протрезвеет, последствия могут быть неожиданными. Такое уже дважды случалось в нашей стране. В 1914-м Николай II ввел сухой закон, потребление алкоголя снизилось в десять раз, люди вдруг поняли, что им евреи с трибун толкуют, и уже через три года царь отрекся от престола... Распад Советского Союза тоже начался с горбачевской антиалкогольной кампании. Народ трезвым оком посмотрел вокруг и осознал: с коммунистическим бардаком пора кончать... Конечно, повышение цен на треть недостаточно радикально, пить все равно не перестанут, вырастет лишь число самогонщиков и отравлений суррогатами, но Кремлю надо осторожнее играть с огнем.