/  Автомобили /  Exclusive

Петр Прусов: «Первый конкурент «Нивы» появился лишь через десять лет после ее выпуска. Это был «японец» Suzuki Vitara. Полностью слизанная машина»

Есть такой анекдот. Мол, отечественные автомобили такие плохие, потому что сотрудники «АВТОВАЗа» оставляют руки на проходной. Но одну вазовскую модель ругать до сих пор считается дурным тоном. Ровно 35 лет назад в СССР с конвейера сошла знаменитая «Нива», открывшая миру новый класс автомобилей, известный сегодня как кроссовер. О том, как российский внедорожник покорил мир, включая Японию и Антарктиду, а потом ушел в небытие, а также о других секретных отечественных автомобильных проектах «Итогам» рассказал создатель «Нивы» и бывший главный конструктор «АВТОВАЗа» Петр Прусов.

— Петр Михайлович, где научились конструировать легковые автомобили? Они ведь у нас всегда экзотикой считались.

— Экзотика... Детство я провел в Белоруссии, в деревне Зубки. Так там вообще никакого транспорта, кроме гужевых повозок, не было. В школу ходил пешком. Мне в армии даже присвоили звание мастера спорта по лыжам, хотя специально я нигде не тренировался. Выходит, отсутствие хороших дорог не всегда во вред. Учиться пошел в техникум механизации сельского хозяйства, который находится в месте под названием Городок. Там давали много рабочих профессий. И техника-механика по автомобилям, тракторам и сельхозмашинам, и слесаря-сборщика, и сварщика, и тракториста-машиниста широкого профиля, и водителя третьего класса. Учился я, правда, своеобразно. Мне не очень везло с иностранными языками. Начинал учить французский, но в то время у СССР были хорошие отношения с Китаем, и в сельских школах стали вводить китайский язык. При этом у нас его преподавала та же учительница, что и французский. Так как в китайском много фраз, похожих на наши ругательства, то она бледнела, краснела, заикалась, а у меня все отскакивало от зубов. И я говорил, что язык знаю лучше преподавателя. А в техникуме вообще-то немецкий учили...

Потом я поступил на заочное отделение Горецкой сельхозакадемии. Оттуда нас с другом вышибли со справкой об окончании первого курса, после того как мы украли возлюбленную одного нашего товарища, которая по совместительству оказалась дочкой ректора. И в армию.

Служил в Киселевичах под Бобруйском в танковом полку. Где-то писали, что я поехал добровольцем в Алжир, бывшую французскую колонию. Так вот я действительно там был. Но желания моего никто не спрашивал. Отправили на корабль, высадили в пустыне, выгрузили технику для травления мин и только тогда сказали, где мы и зачем. Задача у нас была такая. На старой допотопной технике нужно было разминировать Сахару на алжиро-марокканской и алжиро-тунисской границах. Тралили вместе с французами. Там даже обелиск общий стоит погибшим во время этой операции. Подрывался народ на минах. Никто из европейцев не согласился этим заниматься. Только СССР в знак солидарности. Я тоже, кстати, подорвался. Получил ранение в ногу, уполз в пустыню и на солнцепеке вырубился. Нашли на четвертые сутки. Маме прислали сначала похоронку, а потом — что жив. У нее были густые черные волосы, а после этого резко поседели. В общем, нам пообещали досрочную демобилизацию, но, когда вернулись в Белоруссию, почему-то взяли свои слова обратно.

На последнем году службы поступил в вуз. Но так как абитуриенты-дембеля в Минске должны были оставаться в распоряжении мотострелкового полка, то мы с другом решили уехать подальше. Выписали все институты, где была специальность «Машиностроение», бросили жребий и уехали в Запорожье.

— На каких машинах набивали руку?

— Не было такой строгой привязки. Учеба давала общее представление. Например, я специализировался на шасси — коробка передач, мосты, подвески, тормоза. Потом сузил специальность до легковых автомобилей, за что меня преподаватели ругали. Хотя диплом писал по грузовику.