принадлежности кутиев к иудейской вере. Они отнеслись к несчастью иудеев, как к своей собственной беде, и говорили, что они присматривали за территорией, которую Господь когда-то предоставил своему народу, что они сохраняли священный закон Моисея.
Политический глава репатриантов, потомок Давида и Иосия, последователь высших священнослужителей, а также главы семей Израиля решили отказать в просьбе новым самаритянам: «Не строить вам вместе с нами дом нашему Богу; мы одни будем строить дом Господу, Богу Израилеву, как повелел нам царь Кир, царь Персидский»[114]. Ссылка на политическую причину этого решения — приказ Кира — содержала угрозу и вызов. Евреи предупреждали бывших кутиев, чтобы они подчинялись приказам хозяина положения в данном регионе.
Так самаритяне вернулись в свой край, бывший когда-то землей царей Израиля, которую сам Моисей дал в наследство своему народу. В тот день решение нескольких вельмож, выполнявших волю царя, чуждого их вере, отдалило их от судьбы сообщества потомков Авраама, Исаака и Иакова.
Однако «хранители Израиля», вернувшись к себе, ни в чем не переменили свою веру. Они по- прежнему почитали бога всех евреев, выполняли указания закона Моисеева и даже, без малейшего лицемерия, в душе признавали первостепенное духовное значение будущего храма Иерусалима, просто по причине его местонахождения. После того как пророк Неемия подтвердил волю Иосии, потребовались еще десятилетия, прежде чем они решились построить храм точь-в-точь как тот, что в Иерусалиме. На горе Гаризим они воздвигли святилище, где приносили такие же молитвы и жертвоприношения, как и их собратья, тому же богу, но в другом месте.
Иудеи дали волю своим ироническим замечаниям в адрес религиозного усердия новообращенных в Самарии. Они упрямо отказывались признать в них потомков племен израильских, затерянных в Ассирийской империи. Они относились к ним как к людям, принявшим веру из корыстных побуждений, и называли их «львиными новообращенными», намекая на то, что Саргон направил в Самарию израильского священника. Критиковали они безжалостно и культ голубей, который был в почете в древнем царстве Израиле. Вновь, как никогда раньше, обострился раскол, разделивший во времена Соломона два царства.
Что касается других народов, соседствовавших с евреями, то они видели в разладе между репатриантами и самаритянами случай лишний раз проявить свою враждебность к вновь вернувшимся, однако воздерживались от военных действий против власти персов.
В тот период, отказавшись от предложения самаритян присоединиться к ним, Зоровавель и Иосия оказались в затруднительном положении. Народ их охватило разочарование.
Хотя Кир практически освободил их от выплаты дани персам в связи со срочной необходимостью восстановить храм, иудеи были вынуждены проявлять политическую верность по отношению к империи, живя под бдительным взором сатрапа, командовавшего провинциями к северу от Евфрата. Несмотря на защиту Иудеи со стороны персидских властей, народ Иерусалима чувствовал себя неуверенно и боялся, что не сможет выполнить свою задачу.
Но священнослужители были убеждены в одном: Бог, защищающий человека и все народы земли, избравший Израиль, этот Бог создает и разрушает империи. Эта уверенность исходила из бурных событий на азиатском Ближнем Востоке за последние десятилетия: падение царства Ниневии, разгром Лидии, покорение всех народов региона и крах Вавилонии означали, что Бог евреев пожелал победы царя персов над столькими древними государствами, и все это для того, чтобы несколько тысяч иудеев набрались опыта во время ссылки в Вавилон и в конце концов вернулись в Иерусалим, чтобы восстановить храм.
Итак, Кир был послан Богом Израиля, он был его мессией, он признал превосходство Господа. А главное, в глазах евреев все события, произошедшие в пользу царя Вселенной, имели единственной целью восстановление храма. На протяжении всей еврейской истории этот бог, творец мировой политики, будет прославляться в этом качестве: «Ибо Господне есть царство, и Он — владыка над народами»[115].
Перед лицом божественного величия деятельность людей, их желание быть сильными не имеют смысла: «Восшумели народы; двигнулись царства: [Всевышний] дал глас Свой, и растаяла земля»[116].
А пророк Аггей несколько лет спустя, призывая народ продолжать восстановление, взирая на множество необычных событий, произошедших за истекший век, провозглашал от имени Бога всемогущего: «Потрясу Я небо и землю; и ниспровергну престолы царств, и истреблю силу царств языческих, опрокину колесницы и сидящих на них, и низринуты будут кони и всадники их, один мечом другого. В тот день, говорит Господь Саваоф, Я возьму тебя, Зоровавель, сын Салафиилев, раб Мой, говорит Господь, и буду держать тебя как печать, ибо Я избрал тебя, говорит Господь Саваоф» [117].
Через несколько веков это поучение будет повторено в устной легенде иудаизма: Бог «создает и разрушает миры»[118]. А раз так, евреи напрасно гордятся своими победами, ибо «Господь ведет войну Израиля и дарует ему победу»[119] . Всегда долгожданное освобождение относится ко всем народам мира. Оно означает снижение барьеров, разделяющих людей, конец рабства народов, что сможет совершить лишь мессия: «Между нашей эпохой и эрой мессианской существует лишь рабство народов»[120] .
Кир, освобождающий все народы своей империи, предоставив иудеям право вернуться на родину, выполняет, таким образом, волю Бога, его превосходящую, и приближает человечество к мессианской эре.
Урок, который евреи пронесут через века, был рожден политикой, инструментом которой стал Кир Великий. С тех пор народ Израиля провозглашает, обращаясь к своему Богу: «Не ты ли Бог на небе? И ты владычествуешь над всеми царствами народов?»[121]
Перед походом на Вавилон состояние души у Кира сильно отличалось от того, что было десятью годами раньше, когда он вступил в Экбатану и окончательно объединил народности арийского происхождения, которые местные власти эксплуатировали и презирали. Экбатана, символ самоизоляции, представлялась в планах Кира как нечто должное, как столица, которой, со времени ее создания мидийцами, было суждено стать достоянием того, кто сумеет объединить вокруг своего имени весь этот народ, пришедший с севера.
Захватив Сарды после победы над Крезом и заняв страны, перекрывающие доступ к Малоазийскому полуострову, приказав своим полководцам потеснить греческие колонии, царь персов лишь расширял свои владения. Но вступление его в вавилонскую столицу, притягивавшую к себе всех прогрессивных людей, ставило Ахеменида в совершенно иное положение: речь шла не о захвате сокровищ города, как это было в Экбатане и Сардах. Речь шла не об устранении одной цивилизации другой или, того меньше, ликвидации национальной традиции, чтобы заменить ее другой. Оказавшись перед Вавилоном, Кир чувствовал себя покорным учеником, старающимся понять, что ему преподают учителя. Перед Вавилоном военная сила в счет не шла. Как по волшебству, оружие выпало из рук воинов по прибытии персидского царя. Кир покорялся Вавилону, едва его завоевав.
Торжественное вступление царя персов в город убедительно показывало, что Кир был принят и
