А вот персы и Кир в том числе не умели обращаться с золотом. Конечно, они знали, какое волшебное действие оказывает этот металл, но их еще не заинтересовали успехи, достигнутые лидийцами и египтянами в этом отношении. Геродот напоминает, что позже, когда Киру пришлось воевать против спартанцев, он не стал скрывать свое презрение к подобной деятельности: «Я до сих пор никогда не боялся подобных людей, которые посередине города отводят площадь, специально, чтобы там собираться и обманывать друг друга, давая фальшивые клятвы…» Эти саркастические замечания он направлял в адрес греков, потому что они оборудуют рынки, чтобы покупать и продавать. А персы у себя полностью свободны от этой привычки и вовсе не оборудуют особые места для этого.
У персов меновая торговля имела свои законы. Обменивали сандалии, овощи или напитки на мелкие ремесленные изделия — веера, бусы или ножи. Такой обмен собственностью был хорош, пока участники оставались в одной деревне. Но как только они пытались из нее выйти, перевозка товаров или нехватка доверия к качеству продукции сразу стали тормозить обмен. Воины, выходцы из Аншана, мало задумывались об этом.
А вот лидийцы уже привыкли обменивать сельскохозяйственные продукты в разных пропорциях на ценные металлы: золото, серебро, а также бронзу. Деньги значительно облегчали торговые отношения, поскольку их легко было перевозить. Но количество металла, участвующего в торговле, и чистота его могли вызвать недоверие и беспокойство. Стали взвешивать золото и серебро. На всех рынках появились весовщики. Именно на этом этапе развития торговли в Сардах на трон взошла династия Мермнадов. Сперва Гигес, затем Алиатт, но особенно Крез гарантировали подлинность драгоценных металлов с помощью наложения пробы на золото и серебро, что подтверждало подлинность. А посему монеты становились законным, даже обязательным платежным средством.
Золото из реки Пактол на самом деле было электром, то есть естественной смесью золота и серебра. Крез повелел очистить его, и скоро лидийское золото стало считаться самым чистым в мире. Подобно грекам, он ввел также в обиход употребление серебряных монет.
От золотоносного песка горы Тмол до золотых монет на базарах — так росло могущество Креза. Но царь лидийский кроме ловкой финансовой политики, кроме религиозного союза с Дельфами и военного — со Спартой удачно организовал экономику своей империи. Царское достояние было баснословно велико: дары Креза греческим божествам черпались из его личных запасов.
Во время правления Креза Сарды стали торговым и финансовым центром, подобного которому до тех пор не было. Но ни космополитизм города, ни интернационализм лидийского двора, ни существование заморских факторий не превратили царство Креза в морскую державу. И хотя капитализм распространился моментально, народ лидийский в основном оставался сельскохозяйственной нацией, крепко привязанной к своей земле, к своим долинам. Путешествия за далекие моря были делом редким. И Крез, возможно, рассчитывавший развить морской флот, чтобы держать под контролем многочисленные острова вдоль побережья Лидии, отказался от этой идеи.
В ту пору новый властитель Экбатаны старался укрепить свою власть в Мидии и пытался, чаще всего успешно, подчинить себе бывших вассалов царя Астиага. Крез раздумывал: надо ли прервать восхождение Кира?
Крез не был человеком, способным начать военную кампанию, не приняв меры предосторожности. И, как обычно, он сначала решил посоветоваться с богами. Обратясь одновременно к разным оракулам, он поручил своим гонцам спросить у них, через сто дней после их отъезда из Сард, знают ли те, что делал в указанный час Крез, царь лидийский, сын Алиагга.
И оракул, пришедший от Пифии Дельфийской, прокричал ему верный ответ: действительно, на сотый день после отъезда посланцев Крез придумал совершить странный поступок, угадать который мог только человек, наделенный волшебным даром: он разрезал на куски черепаху и ягненка и своими руками сварил их вместе в медном котле, закрыв его медной же крышкой. Ответ, поступивший из Дельф, удовлетворил его полностью. Пифия заявила: «Мне ведомо число песчинок на морском берегу и размеры моря. Я понимаю глухонемого, я слышу молчащего человека. До меня дошел запах мяса черепахи с толстой шкурой, кипящей в медной посуде вместе с мясом ягненка; медь была и снизу, и сверху этого мяса»[61].
Крезу оставалось лишь добиваться благосклонности оракула, после чего он спросил у него совет по поводу основного предмета беспокойства: по поводу перса.
Крез собрал подношения, о которых мы уже знаем, и велел отвезти их в Дельфы, в храм Аполлона. Святилище это находилось у подножия Парнаса и господствовало над исключительной по красоте местностью. Внизу лощина Фе-ист, придававшая храму еще больше таинственности. А вдали впечатляющим фоном служил залив Итена.
Посланцы Креза были приняты со всеми почестями, соответствующими престижу, какой завоевал царь Лидии благодаря подношениям храму Аполлона. Представитель Креза был допущен внутрь святилища, но, согласно обычаям, не мог приблизиться к пророчице, которой жрецы передали вопрос Креза: «Должен ли Крез, царь лидийский, вести войну с персами и должен ли он взять с собою войска союзников?»
Из ответа, переданного жрецами, царь Лидии заключил, что он должен напасть на Кира, пока всевозрастающая мощь перса не начнет угрожать Лидии. Оракул не сомневался: Пифия предрекала победу при условии, что правитель Сард заключит союз с храбрейшими из эллинов: «Боги предсказали Крезу, что, начав войну с персами, он разрушит великую империю». Для сына Алиатта дело было ясно: Кир действительно создал великую империю. Разве не правил он на всем Иранском нагорье вплоть до берегов Малой Азии? Это новое царство надо задушить в зародыше. А если боги советуют Крезу «присоединиться к самым сильным грекам», царю лидийцев это было нетрудно, поскольку он мог рассчитывать на самых умелых в военном искусстве, на спартанцев.
Наконец, Пифия сказала Крезу, что «когда мул станет царем мидян, ему [Крезу] предстоит лишь следовать вдоль каменистого берега Гермоса и бежать, не стыдясь своей трусости». Царь лидийский знал, что в каждом предсказании, как правило, есть доля мистики, и даже в тех, что исходят из храма Аполлона, ясности искать не приходится. Но что означал мул в этом деле? Известно, как Крез истолковал эту притчу: результат совокупления осла и кобылы никогда не сможет властвовать над таким гордым народом, как мидяне. Следовательно, лидийцы ни в коем случае не рискуют быть побежденными их потенциальным противником.
Так что Крез решил начать войну. Но, будучи человеком не очень храбрым, он хотел убедиться сперва в надежности военных союзников. Лидиец проинформировал о своем намерении египтян и вавилонян, и те согласились присоединиться к нему. А спартанцы уже готовили корабли и собирали закаленные войска, и фараон Амасис направлял свой контингент — по его словам, сто двадцать тысяч солдат, — а Кипр, вассал египтян, грузил на корабли армейский корпус. Царь Вавилона Набонид ждал лишь сигнала от своего союзника, то же можно сказать о финикийцах, данниках вавилонян. Ионийцы и вообще все азиатские греки были также обязаны поставлять вооруженных солдат. Наконец, множество лидийских агентов разъезжали по Фракии, набирая там наемников. Стоило всем этим силам объединиться и получилась бы непобедимая коалиция.
И все же один из приближенных Креза Санданис, считавшийся мудрецом, выразил мнение, быстро распространившееся среди лидийцев: «О царь! Ты готовишься идти на солдат в кожаных штанах и прочей одежде из кожи, которые едят не досыта, а сколько получится, поскольку в их стране земля каменистая; на солдат, которые не пьют вина, а только воду, у них нет ни инжира, ни других вкусных плодов. Итак, если ты их победишь, что ты возьмешь у них, у этих людей, которые ничего не имеют? А если, наоборот, ты будешь побежден, подумай о том, какие преимущества ты потеряешь. Когда они попробуют всех наших яств, они не захотят с ними расстаться и их не выгонишь. Я лично благословляю богов, внушивших персам идею пойти войной на лидийцев»[62].
На границе все было спокойно. Пограничные заставы, установленные мидянами еще во времена Астиага, были в руках Кира и ничуть не мешали проходу караванов, не создавая инцидентов, столь удобных для начала войны. Но Крез твердо решил напасть на Кира. Весною 546 года он приказал своим войскам форсировать знаменитую реку Галис, занял Птерию и Каппадокию. Затем он полностью опустошил окрестности Птерии и стал ждать развития событий.
