'Марии Целесты'. Потом, глянув на жареный бок поросенка, уселся на лавку. Не пропадать же добру, в самом деле?
Вот она - мечта солдата.
Много еды и спирта. Сейчас бы еще девку какую, чтобы податливую и мягонькую. Чтобы просто полазать по ней руками и уснуть на мягкой груди под жарким солнцем... И чтобы никого вокруг.
И 'чтобы никого вокруг' не получилось. Только Макс поднес ко рту ровный кусок мяса, подцепленный ножом, как рядом со столом нарисовался староста.
Макс моментально схватил автомат и направил его на русского.
- Нихтс, нихтс! - испуганно поднял руки тот и сделал пару шагов назад. - Ком цу мир, битте, герр фашист!
- Я не фашист! Я - национал-социалист! - возмутился Штайнер. - Ну еще не формально, но... Где наши?
Староста что-то залепетал. Из его речи - смеси польского, русского и еще какого-то варварского с вкраплениями немецких слов - стало ясно только одно. Командир экипажа ушли ' туда'. Ага... В лес отправились, не дождавшись Макса. Вместе с деревенскими, летчиков искать. Ну и ладно.
- Ком цу мир, герр! - схватил танкиста за локоть старикашка.
- Да отвяжись ты от меня, косоглазый! - отмахнулся Штайнер. - Что пристал-то?
Но староста оказался прилипчив как навозная муха. Сплюнув от досады, молодой танкист, закинув за спину пистолет-пулемет, пошел за ним. Тот семенил, суетливо оглядываясь и, бормоча что-то под нос, махал рукой.
Подвел к беленькому дому, оглянулся и извиняюще поклонился:
- Айн минутен, битее!
Макс напрягся и взял в руки 'МП', на всякий случай, сняв его с предохранителя. Что-то ему тут не нравилось.
- Айн минутен! - и старик скрылся во дворе.
У Макса почему-то пересохло во рту и он сделал шаг назад. Тишина... Только птички свистят, подзывая подруг. И ветер шелестит листвой вишни, густо усыпанной бордовыми ягодами. Где-то лениво брешет собака.
Добротная калитка снова скрипнула, из двора вышел давешний комсомолец с подбитым глазом. В спину его тыкал древней двустволкой староста, бормоча какие-то ругательства, судя по тону.
- Шиссен, битте, герр зольдат!
- Что?
- Он просит вас расстрелять меня, - усмехнулся Андрей.
- Я сейчас эту падлу шлепну, - обозлился Штайнер.
Учитель пожал плечами:
- Делайте как знаете. Меня все равно убьют они. Темный народ. Не понимают.
- Что не понимают? - не понял Макс.
- Мы освободили их от власти панов.
- Вы их завоевали.
- Завоеватели не строят школы и больницы. Сколько школ вы построили в Варшаве?
- Понятия не имею. Я обычный танкист.
- Нет, не обычный. Ты такой же, как этот старик. Такой же темный. Тебе промыли мозги в твоем гитлерюгенде.
- А тебе в комсомоле! - крикнул Макс, раздув ноздри.
- Поэтому я учу детей, а ты их убиваешь.
- Заткнись!
- Когда ты поймешь правду, то бросишь оружие и вместе с нашей армией свергнешь гнет Гитлера. Ваш фюрер лишь марионетка в руках империалистов.
Макс рассвирипел:
- А ну шаг назад! Быстро!
- Я, я, шнель! - мелко закивал головой старичонка.
- Впрочем, правду ты можешь понять слишком поздно. Очнись, солдат.
Макс передернул затвор. Русский бесил его. Спокойной усмешкой, уверенным взглядом. Почему он ведет себя так, будто в плену Штайнер?
- Страшно, солдат? Ничего, будет еще стра...
Договорить русский не успел, староста выпалил из своего ружья, попав учителю в живот. Грохот ударил по ушам и Макс от неожиданности нажал на спусковой крючок, дернув автоматом.
Очередь разорвала грудь комсомольца, пошла левее и...
Каким образом одна пуля попала старику в голову, Макс так и не понял. Он вообще ничего не понял. Просто стоял и тупым, бессмысленным взглядом смотрел на два тела, валяющиеся под ногами.
Из ступора его вывел сильный удар по плечу:
- Что за хрень, Штайнер?
- А?
- За каким чертом ты ухлопал старика с этим евреем?
- А... Я...
Штайнера вдруг затрясло.
- На минуту нельзя оставить... Командир, тут это...
Бабы, только что притащившие из леса сломавшего ногу при приземлении летчика, увидели лежащего окровавленного старика и дружно завыли. Какая-то старуха с грудастой толстомясой девкой бросились с криком на ошалевшего Макса, и только Мюллер с Келлером кое-как остановили их.
- Уходим, - отрывисто бросил Брандт. - Быстро, быстро, быстро! Несколько очередей над головами охладили толпу, собравшуюся было растерзать Штайнера: бабы с визгом, зажав уши, побежали в разные стороны, дети заверещали, мужики присели.
- Я не хотел, я не хотел, - молитвой повторял Макс, когда экипаж бегом тащил носилки, реквизированные в новенькой больнице, с ругавшимся вполголоса летчиком.
- Да заткнись ты, - огрызнулся Мюллер.
Но Штайнер все бормотал:
- Я не хотел...
Слава Богу, прибыли ремонтники. При звуке выстрелов в селе они разлеглись по кустам, держа на изготовку карабины.
Протрезвевший Зингер высунулся из люка:
- Командир, разреши по этой банде из орудия бахнуть?
- Я тебе бахну, - буркнул Брандт. Носилки положили на траву, летчик зашипел от боли в ноге.
Толпа же, при виде танка и толпы солдат подалась назад и тихонечко рассосалась по домам.
К вечеру танк был готов. Можно было догонять полк.
Перед отправкой Макс подошел к Брандту и тоскливо сказал:
- Командир это случайно получилось...
- Да и черт с ними, с этими русскими. Но один так больше не делай.
Уже первый день начала войны показал немцам, что война на Востоке оказалась немного другой, чем это представлялось ранее. Русские оказали жесточайшее сопротивление.
Впрочем, это было понятно - на границе были сконцентрирована вся русская армия. По крайней мере, так думал и Гитлер, и Гальдер, и Хубе, и миллионы немецких солдат. Более того, службу по охране границы несли энкаведешники - политическая и военная элита Советской России.
Пограничники были прекрасно обучены, обладали самым современным стрелковым вооружением и, самое главное, были хорошо подготовлены как в моральном, так и в интеллектуальном плане. Немецкие солдаты с изумлением разглядывали трофеи - особенно автоматическую винтовку СВТ, чей сложнейший