ни на какие разлуки и невзгоды, живет сыновья любовь к своей единственной и неповторимой Отчизне, имя которой — Россия. И это при том, что приехавшим в Штаты в разные годы русским, украинцам, евреям, готовым на любую работу, живется вовсе не плохо. Даже пожилым, рискнувшим доживать свой век за океаном. Я удивилась, когда узнала, что пенсионеры, выходцы из Одессы, имеют каждый отдельную квартиру со всеми удобствами, за которую платят около 60 долларов в месяц (остальное доплачивает государство), завтракают и обедают по чисто символической цене. При пенсии (считающейся по американским стандартам крохотной) в 400 долларов могут позволить себе проехаться по Штатам, опять же с привилегиями — со всякого рода скидками во время путешествия. Дело тут не в доброте государства, а в его богатстве. Состоятельное общество без малейших усилий находит средства на социальную защиту граждан, даже если они и проработали большую часть жизни в другой стране.
— В Америке нельзя быть слишком богатым и слишком худым. Цивилизованный человек — это прежде всего, чувство меры, — отвечал на мой вопрос репортер из «Русского голоса», когда я поинтересовалась его жизнью, заработками. — В Америке каждый стоит ровно столько, сколько он стоит. Здесь не надо иметь, как у вас в России, никаких справок, характеристик, дипломов, бумаг, учитывающих прошлые заслуги. Если вы не приобрели чувства нужности, вы здесь ничто. В Америке деньги не падают с неба, дармоедов тут нет, надо работать в поте лица своего, добывая кусок хлеба. Она не любит слишком привередливых, людей с претензиями, живущих не по правилам, она любит простоту. Здесь никто не старается урвать. Прежде чем что-то получить, надо дать, а не наоборот, сначала получить, потом дать. У нас учатся на чужих ошибках, а не как у вас — на своих, снова и снова преодолевая очередные трудности. Да, Россия — великая страна, страна образованных, грамотных людей. Уровень культуры, познаний у вас высок, но уровень цивилизации в Америке выше вашего. И не спорьте со мной…
Осталась в памяти и начавшаяся кампания запугивания американского народа советской военной угрозой, которая привела к тому, что многие доверчивые, политически инфантильные американцы стали всерьез считать Советский Союз чуть ли не инициатором войны с… США. Поддавшись великодержавной идее так называемой «сильной Америки», люди начали верить политиканам и генералам, требующим наращивания гонки вооружений, разжигающим национализм, высокомерие и имперские устремления. Но трезвые умы нашли в себе силы признать, что в ядерной войне победа невозможна и необходимость переговоров о ликвидации ядерного и другого оружия неизбежна. В сознание миллионов проникла в общем-то простая мысль: тратить бесчисленные миллиарды на совершенно бессмысленную гонку вооружений — безумство. «Только идиоты могут думать в нынешний век о ядерной войне», — сказал мне однажды старый американский фермер. «Хорошо, если бы так было на самом деле, — отвечала я, — но ведь кому-то выгодно производить оружие?» «И тем не менее мир устал от военных угроз и приготовлений. Должен же когда-то наступить такой критический момент, когда ответственные государственные деятели поймут, что так дальше продолжаться не может. Выход должен быть найден. Кому нужны кровь, потрясения, бредовые идеи о неизбежности войны?»
— Сегодня мы стали страной, вооруженной до зубов, — заявил тогда известный американский писатель Гор Видал.
Похоже, он говорил правду, потому что когда я спустя три года прилетела в Бостон и пела там в сопровождении местного оркестра по случаю юбилея Майи Плисецкой, в газетах то и дело мелькали сообщения о необходимой защите населения Штатов от «советской военной угрозы», от якобы «ракетного дождя со стороны Советов». И Вашингтон давал понять остальному миру, что приложит все силы в борьбе за мировое господство.
Радушный прием оказан мне был в Канаде. Мой дебют там состоялся 10 сентября 1967 года на Всемирной выставке в Монреале «ЭКСПО-67» в «Хрустальном дворце» на открытии дней Российской Федерации. Кроме меня на этой сцене и в зале нашего павильона выступали певцы из Ленинграда Борис Штоколов и Нина Исакова, танцор Махмуд Эсамбаев, Хор имени Пятницкого. До нас здесь гастролировал с огромным успехом Большой театр. «Потрясающий голос Зыкиной! Это поет сама Россия», — прочла я на другой день перевод из «Монреаль стар».
Спустя пять лет я пела в Оттаве. Реакция на мои выступления была почти такая же. После первого концерта «Оттава джорнэл» написала: «Собравшаяся большая аудитория долго аплодировала Зыкиной, найдя ее выступление привлекательным, поскольку чувствовалось несомненное мастерство. Это больше, чем развлечение. Это демонстрация того, что уровень музыкальной культуры в России высок. Через музыку и песню растет понимание, если этого понимания искренне желают…»
В 1975 году в сопровождении ансамбля народных инструментов я выступала в 14 городах Канады, и всюду, как правило, концерты проходили при аншлагах. Пресса не скрывала мой успех, никак не связывая его с «коммунистической пропагандой». Газеты сходились в одном: концерты русской певицы — культурное событие года. Куда бы я ни пришла, незнакомые люди встречали улыбками, аплодисментами, поздравлениями и пожеланиями всех земных благ. Автографы приходилось давать везде — в отеле, на улице, в аэропорту, в магазине, кафе… К тому времени подобное занятие вошло в мой обиход, и мне ничего не оставалось делать, как следовать ему, ставшему обязательным атрибутом повседневной гастрольной жизни.
В Канаде меня удивило ничтожно малое число постоянных профессиональных и театральных коллективов. По пальцам можно перечесть симфонические оркестры, балетные труппы, а драматических и оперных театров и вовсе нет — их сюда «импортируют». Впрочем, канадские украинцы, потомки эмигрантов конца прошлого столетия, приехавших искать счастья за океаном, создали свою художественную самодеятельность.
По просьбе эмигрантов я пела в Канаде чаще, чем где бы то ни было. В Оттаве меня специально просили составить программу из старинных русских и украинских народных песен. Хорошо, что я их выучила много и сама напелась вдосталь. В этот вечер, казалось, овациям не будет конца. «Почему им так пришлись по сердцу мои песни?» — задала я себе вопрос, украдкой утирая слезы. Ответ оказался простым: люди вспомнили не только мелодии, но и язык Родины, такой родной, близкой, дорогой сердцу.
Оттава показалась уютным и провинциальным городом, и только готическое здание парламента с национальным флагом напоминало о том, что я в столице Канады. Национальный центр искусств, построенный по проекту Фреда Лебенсола, решен в современном стиле, строг по форме, прекрасно спланирован внутри, с большой сценой и хорошими залами для репетиций — словом, образец рационального строительства. В один из свободных вечеров я отправилась туда на концерт выдающейся негритянской певицы Эллы Фицджералд. Я слышала множество записей «Черной Эллы», но увидела ее впервые.
Многих певцов и певиц на Западе отличает «повышенный градус» сценического поведения, экспансивная, а попросту говоря, суетливая манера держаться на сцене. А Элла — довольно полная темнокожая женщина с добродушным, простым и в то же время выразительным лицом — почти не двигалась. Пока не начинала петь, в ней трудно было угадать певицу. Но как только она подходила к микрофону, совершенно преображалась. Казалось, ей доступно все — от негритянских баллад, подлинных шедевров искусства, до невероятно сложных голосовых импровизаций.
Неповторимый по тембру (особенно на низких регистрах) голос властвовал над залом. Я разобрала всего несколько английских слов, но глубокий общечеловеческий смысл песен Эллы Фицджералд был понятен без перевода. Каждая нотка, каждая краска в ее вокальной палитре говорили о самых потаенных женских переживаниях: страсти, горе, отчаяшш, тоске, блаженстве…
Начало артистической карьеры певицы складывалось далеко не лучшим образом. Проведя детство в сиротском приюте Нью-Йорка, где она пела в самодеятельном хоре, юная негритянка — ей едва исполнилось шестнадцать — решила в одиночку попытать счастья на эстраде.
— Мои шансы на успех были равны нулю. Для американских негров есть только два пути в жизни: спорт и музыка. Я выбрала второе.
В те далекие времена в Гарлеме был в большом почете зал «Аполло» — один из центров американского джаза. Еженедельно здесь устраивались конкурсы музыкантов-любителей, и Элла стала победительницей в одном из них. Ее заметил звезда Гарлема ударник Чик Уэбб, горбатый, тщедушный, внешне совершенно непривлекательный человек. С ним она выступала два года, выйдя на большую певческую орбиту. Ей улыбнулся успех — отныне постоянный ее спутник в жизни. Она не знала творческих невзгод. Менялись музыкальные и исполнительские школы, пересматривались эстетические критерии и
