осведомленностью говорил о Мусоргском и Рублеве, Блоке и Есенине, работах молодых современных музыкантов. Но он мог и высмеять бессмысленное музыкальное кокетничанье иных исполнителей в угоду обывателям, преклонение перед модой, нигилизм и эпигонство. Пылкие привязанности и глубокие антипатии не нарушали общей гармонии его личности. В конце беседы он предложил мне свою обработку русской народной песни «Липа вековая». Я посмотрела бегло ноты, прошлась по клавиру и с этакой молоденькой заносчивостью выпалила:
— Извините, но я пою эту песню в обработке моего первого учителя, Захарова.
Это прозвучало, конечно, бестактно, но Георгий Васильевич, казалось, не обратил никакого внимания на мои слова. Он просто сказал:
— Ну что же, я рад, что вы бережете память о Захарове, которого я очень люблю и почитаю.
Спустя несколько лет, когда мне пришлось вновь встретиться со Свиридовым, я испытала неловкость за те злополучные слова.
— Стоит ли об этом вспоминать? Все, что ты сделала в искусстве, оправдывает тебя…
Когда-то Гейне заметил, что поэты начинают с того, что пишут просто и плохо, потом сложно и плохо и, наконец, просто и хорошо. Но далеко не многим удается писать просто и хорошо. Если отнести слова Гейне к композиторам, то Свиридова можно смело поставить в число тех, кто пишет сразу и просто, и хорошо.
— В его музыке, — говорил Д. Шостакович по поводу кантаты «Курские песни», — нот мало, а музыки очень много.
Что же, на мой взгляд, определяет художественную суть Свиридова? Прежде всего — чуткое вслушивание в народную музыку, забота о подлинно творческом ее обновлении и развитии. Дарование его раскрылось в вокально-инструментальных сочинениях, удивительно демократичных, подкупающих лаконичной строгостью и простотой. Я убеждена, что никто еще из современных композиторов не сделал так много для обогащения вокальных жанров — оратории, кантаты, хора, романса, — как Свиридов. Ими он умеет «говорить людям правду». «Но тот большой художник, кто только фуги… знает и умеет, а у кого внутри растет и зреет правда, у кого внутри ревнивое и беспокойное, никогда не замолкающее чувство истины на все…» — писал В. Стасов М. Мусоргскому. Слова эти в полной мере относятся и к Свиридову. Миниатюрные кантаты «Снег идет», «Деревянная Русь», напоенные поэзией «Курские песни», хор из музыки к спектаклю «Царь Федор Иоаннович», поставленному в Малом театре, хоровой концерт памяти А. Юрлова, «Голос из хора» на стихи А. Блока, песни на стихи Р. Бернса — да мало ли им создано произведений, восхищающих правдивостью, красотой и ясностью музыкальных образов не только у нас, на российском земле, но и далеко за ее пределами.
Чувство Родины, патриотическая страстность характерны для большинства работ Свиридова. «…Но более всего любовь к родному краю меня томила, мучила и жгла». Эпиграф к поэме «Памяти Есенина» на музыку Свиридова можно смело поставить ко всему творчеству композитора. Вообще, должна заметить, что для Свиридова поэзия всегда была сильнейшим стимулом, оказывающим влияние на музыкальное воображение. Блок — его любимый поэт. «Всякая мысль Блока, — считает Свиридов, — для нас драгоценна, потому что это всякий раз — вспышка, озарение».
Где бы Свиридов ни был, он не устает напоминать о необходимости умелой пропаганды классической музыки. В спорах о доступности ее композитор всегда ссылается на глубину заложенных в ней мыслей и чувств, на их нужность в нашей повседневной жизни.
— Что может быть более глубоким, изощренным с точки зрения письма и тонкой работы, чем, скажем, «Реквием» Моцарта? — вопрошал он. — Однако, когда его исполняют, зал всегда полон, потому что «Реквием» стал общедоступным. А разве гений Мусоргского не пропитал умы и чувства широких народных масс?
Мусоргского Свиридов боготворил. В марте 1964 года исполнилось 125 лет со дня рождения великого русского композитора. Свиридов страстно желал, чтобы этот год стал годом Мусоргского, чтобы все мы, люди искусства, хорошо усвоили, что же такое для нас Мусоргский, как следуем мы его заветам.
— Дело не в том, — говорил Свиридов, — что в Москве появилась улица Мусоргского, хотя она очень всех обрадовала, а в том, что музыка его — это еще и целый круг эстетических и нравственных проблем, связанных с нашей сегодняшней музыкой, с нашим сегодняшним творчеством в широком смысле этого слова… Мусоргский не просто классик национальной музыки, но художник, без которого невозможно представить себе лицо современного музыкального искусства; художник, всю свою жизнь боровшийся за правду искусства; художник, чье новаторское творчество решительно двинуло вперед не только музыку, но и национальное сознание народа.
Отдавая дань классическому наследию, композитор, тем не менее, неустанно ищет музыкальную форму, отвечающую духу своего времени, и считает этот поиск первостепенной задачей. Возможно, поэтому русская песенность у Свиридова чаще всего несет отпечаток сегодняшнего дня. В ней находят отражение свежие и еще далеко не исчерпанные интонации, ладовые и ритмические тона. Но они не для всякого исполнителя. Однажды на фестивале музыки «Киевская весна» мы встретились после концерта и долго беседовали на самые различные темы, в том числе и о сложностях с исполнителями. Оказалось, что в его творческих запасниках — было время — десятилетиями лежало много произведений, которые петь было некому, потому что традиционная манера исполнения для музыки Свиридова не подходила. И лишь спустя годы он нашел в лице Ведерникова, Масленникова, Нестеренко, Образцовой прекрасных интерпретаторов своих сочинений. Композитор считал, что новизна вокальной музыки связана с постоянным совершенствованием речи. Для примера он ссылался на старых, некогда известных актеров и модных поэтов.
— Сегодня, — считал Свиридов, — такого сильного впечатления они на нас не произведут. Речь их покажется нам то манерной, то жеманной, то чересчур простой. Поэт Игорь Северянин был наисовременен и по образности, и по словарному запасу, а сейчас воспринимается как нечто музейное.
Готовя программу, посвященную женщинам, я обратилась к Георгию Васильевичу с просьбой создать цикл песен на эту тему.
— Я не могу сразу дать обещание, — сказал он. — Нужно подумать. В композиторском ремесле все сложно, хотя я никогда не боялся трудностей в работе. Во-первых, всякий композитор вдохновлен определенной мыслью, которая, созрев, воплощается в музыку. Иногда эта музыка сразу выходит в свет, иногда, и чаще всего, что называется, вылеживается. Отлежавшись, сочинение подвергается тщательному анализу, рассматривается со всех сторон. В нем я безжалостно отсекаю лишнее, все, что не устраивает меня по каким-либо причинам. Приходится возвращаться к одному и тому же произведению несколько раз, переделывать его, доводя до того состояния, которое считаю завершенным. На это уходят месяцы, а иногда годы. Во-вторых, поэты не берутся за крупные формы, им проще написать стихотворение на какой-нибудь простенький сюжет, чем возиться с более сложными вещами. Словом, наскоком не получится… Будет время, загляни на «огонек»…
На «огонек» я заглядывала не раз и не жалела, потому что каждая встреча становилась уроком музыки, философии, литературы… Вместе с Нестеренко, Образцовой и другими известными мастерами вокала за чашкой чая с клубничным вареньем шли жаркие споры — часто далеко за полночь — о том, что больше всего волновало в тот или иной момент собравшихся, таких разных по возрасту, складу характера, отношению к жизни. Все тянулись сюда, в эту уютную квартиру, где можно было чувствовать себя как дома. Но бывает, что одного желания приехать сюда мало — возможности для встреч не совпадали.
Для многих и многих людей Георгий Васильевич Свиридов — олицетворение мудрости, справедливости. Уметь слышать голос своего народа — качество, которым в полной мере обладает композитор, — великое счастье.
С композитором Родионом Щедриным — давно это было — я познакомилась во время декады искусства в Узбекистане, ходила на его концерты — он блестяще исполнял собственные произведения. И думать не думала, что судьба приведет нас к совместной творческой работе.
Пришла я как-то на спектакль в Большой театр. Смотрю, в ложе Родион Константинович. Нервничает, комкая в руках программку, — Майя Плисецкая танцует «Кармен-сюиту» Бизе-Щедрина. В антракте подошел ко мне, взял под руку и бросил шутливо, как бы невзначай:
— Ну, Зыкина, в аферу со мной пойдешь? Крупная авантюра намечается…