забыть наши кавалерийские сигналы!..

— А ну спой, — сказал Семен Михайлович, — «Всадники, двигайте ваших коней в поле галопом быстрей» (то есть галоп).

Я спел. Он попросил спеть «По переднему уступу». А потом мы в два голоса начали с Семеном Михайловичем петь другие сигналы…

Встречи с Семеном Михайловичем оставили след в моей душе, в моей жизни. Ведь, дав мне направление на учебу, он стал моим крестным отцом, помог найти себя. Не обрати Семен Михайлович тогда, в те далекие годы, внимания на мальчишку с трубой, может, и не стал бы я дирижером. И за это особое, великое спасибо ему…»

Лауреат Ленинской премии скульптор Е. В. Вучетич давно мечтал вылепить из мрамора бюст полководца, и когда ему удалось это сделать, бюст экспонировался на Всесоюзной художественной выставке 1951 года в Третьяковской галерее. Семен Михайлович приехал на выставку. Долго и с интересом разглядывал он скульптуру, затем сказал стоявшему рядом Евгению Викторовичу Вучетичу: «Вот уж не думал, что из мрамора можно сделать такое живое лицо». На вопрос скульптора, похож ли он, маршал ответил: «Очень даже…»

Затем они заговорили о другом произведении — «Степан Разин». В работе над ним Вучетичу помог М. А. Шолохов. По первому замыслу, горбинки на носу у «Степана» не было. Сделал ее Вучетич по совету Шолохова.

— Должна быть горбинка непременно, — заметил Шолохов…

Буденный гордился, что был земляком Шолохова, не раз бывал у него в гостях; рассказывал, как с трибуны XVIII съезда партии Шолохов заявил: в частях Красной Армии под ее овеянными славой знаменами «будем бить врага так, как никто никогда его не бивал, и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем — нам этот японский обычай ну… не к лицу».

В романе М. Шолохова «Они сражались за Родину» есть такой эпизод. Командир дивизии полковник Марченко, раненный под городом Серафимовичем в предплечье и голову, узнал о том, что к нему пришло двадцать семь бойцов во главе со старшиной Поприщенко. В тяжелом и неравном бою они сохранили знамя полка. Марченко, несмотря на острую боль, лично поблагодарил бойцов за мужество и преданность своему воинскому долгу. Он говорил о том, что с этим знаменем на Южном фронте сражался полк с деникинскими бандами. Это знамя видел на Сиваше товарищ Фрунзе. Развернутым это знамя многократно видели в бою товарищи Ворошилов и Буденный. Это место в романе показал маршалу генерал армии А. Стученко. Буденный просмотрел страницы, прочел о себе, нахмурился.

— Зря он обо мне… Герои-то солдаты. Я только командармом был. Мое дело направлять бойцов. А уж сражались они…

«Голос большого писателя, как звон огромного колокола, слышен далеко, — любил говорить Семен Михайлович. — У Миши Шолохова и есть такой голос». Сам писатель с уважением относился к полководцу, высоко ценил его заслуги перед своим Отечеством. В день 80-летия Семена Михайловича М. Шолохов прислал ему приветственную телеграмму. В архиве хранится ответ маршала. Буденный, в частности, писал: «Если бы я обладал талантом художника слова, каким щедро наделила Вас природа, родная донская земля и ее мудрый народ, то все бы самое сильное я вложил в это послание, чтобы оно донесло до Вашего сердца мои горячие чувства братской признательности. Я горжусь, что являюсь земляком писателя, могучая жизненная правда и художественное совершенство литературных трудов которого с таким ослепительным блеском показали громаду исторических событий Великого Октября, гражданской войны и становления Советской власти. За власть Советов я расписался шашкой и рад, что мой ратный автограф пригодился для Ваших чудесных произведений».

Уж если маршал с кем «завязывал узелок», то это накрепко и надолго. Так у него было и с Алексеем Толстым. «Русский народ, — писал Толстой, — создал новые формы организации конной боевой части. Такой была вышедшая из Сальских степей бригада Семена Буденного. Не в одной только храбрости заключалась ее сила. Белоказаки тоже умели рубить до седла. От обозного бородача до знаменосца, с усами в четверть, буденновская бригада была спаяна верностью и дисциплиной. Ее эскадроны, ее взводы формировались из односельчан. Бойцы, когда-то вместе ловившие кузнечиков в степи, шли рядом на конях. Сыновья, племянники — в строю, отцы, дядья — на тачанках и в обозе».

Когда Алексей Толстой писал свой знаменитый роман-трилогию «Хождение по мукам», он часто бывал у Буденного, и все просил открыть ему «тайну» побед бойцов Красной Армии. Толстой недоумевал — раздетые, порой голодные, красные кавалеристы били хорошо вооруженных, сытых, поддерживаемых империалистами врагов. В чем была их сила? Буденный как мог пояснял писателю, в чем сила воинов Красной Армии, в том числе и конармейцев. По словам маршала, Толстой был благодарным слушателем, дотошно вникал во все детали армейской службы, особенно требовал подробностей, когда речь заходила о боях Конной армии. Порой спорил, выясняя истину. Выпытывал мельчайшие детали не только у Семена Михайловича, но и у Ворошилова, у других ветеранов гражданской войны. Иногда просил Буденного нарисовать ему схему боя или показать на карте, где и как стояли полки, откуда наседал противник и где были конармейцы.

Однажды автор этой книги попросил маршала С. Буденного рассказать что-нибудь интересное из встреч его с Алексеем Толстым. Семен Михайлович сказал: «Да, Алеша Толстой… Дружили мы с ним, он часто бывал у меня, Клима Ворошилова. Довелось мне слушать его на Чрезвычайном восьмом съезде Советов. Интересно говорил! После вечернего заседания пригласил его к себе домой. Веселый, общительный, умный человек. Все донимал расспросами о гражданской войне: как, дескать, воевал, каких генералов бил? А потом неожиданно спросил: «А как же получилось, что Шкуро от вас ушел?» Трусливый, говорю, потому и ушел. Ведь храбрый один раз умирает, а трус — десятки раз. Выглядел Толстой хорошо, не дашь ему пятьдесят лет, а ведь мы с ним почти ровесники: он отмечал свое пятидесятилетие в январе 1933 года, я — в апреле того же года. Верилось, он напишет еще немало хороших книг. К двадцатилетию Октябрьской революции обещал написать роман «Оборона Царицына», хотя работал над романом «Хождение по мукам». В нем просто все бурлит. Не зря Ворошилов сказал: «Этот бывший граф тоже отдал свое сердце Советской России». Просил меня оказать ему помощь в подборе исторических материалов. Чувствовалось, что Толстой — огромный, большой художник, требовательный к себе и к другим, прекрасный учитель молодых литераторов. Не зря его хвалил Максим Горький. Я помню траурный митинг на Красной площади во время похорон Горького. Толстой сказал: «В какой-нибудь год имя Горького облетело весь мир. Он стал предтечей революции, ее буревестником». Хорошо сказал! И сам следовал призыву Горького писать для народа… — Буденный сделал паузу. — Ну а что касается его романов, то в них отражено немало эпизодов, связанных с Первой Конной армией, и за это я ему благодарен. Вы помните мой рассказ о том, как Олеко Дундич вручил генералу Шкуро мое ультимативное письмо? Так вот, об этом эпизоде я рассказал Толстому, и писатель использовал его в своем романе…»

А. Толстой писал: «В ночь на девятнадцатое октября разведка донесла, что началось движение противника. Час кровавой битвы наступил. Семен Михайлович, сидевший со своими начдивами при свече над картой, сказал: «В добрый час», — и отдал приказ по дивизиям, по полкам, по эскадронам: «По коням!» Алексей Толстой был прав, упрекнув Буденного в том, что генерал Шкуро из Воронежа тогда удрал. Писатель затронул больное место Семена Михайловича: он никак не мог себе простить, что в боях за Воронеж Шкуро удалось бежать. Ну а от возмездия этот кровавый генерал— палач так и не ушел… Сразу же после победы в Великой Отечественной войне в один из весенних дней Буденному позвонил домой И. В. Сталин. Он спросил, не хочет ли Семен Михайлович посмотреть на своих бывших «друзей» по гражданской войне. Естественно, маршал тут же спросил: кто они? Сталин ответил: Шкуро, Краснов и другие. Буденный уже знал о том, что под ударами наших войск в предгорьях Альп части так называемой «русской освободительной армии» (РОА) бежали в горы. Генерал-лейтенант Шкуро, атаман Краснов, командир «дикой» дивизии генерал-майор князь Султан-Клыч, а также генерал-майор Доманов попали в плен. Буденного смутил такой неожиданный вопрос, ему не хотелось видеть этих битых генералов, и он сразу даже не решился прямо сказать об этом Сталину. Наконец ответил с присущей ему честностью:

— Товарищ Сталин! Честно скажу: не хочу их видеть. Народ давно вынес им свой приговор.

— Ну что ж, Семен Михайлович, я не возражаю, — согласился Сталин. — Я понимаю и разделяю ваши чувства…

Но вернемся к Алексею Толстому. Буденный щедро помогал ему освоить материал для своих романов.