на севере от Парижа), то ему подарили собаку по имени Дюк.

«Эта собака, — писал он, — некрасивая, но редкой породы, была моим постоянным товарищем и другом и, конечно, заслуживала это название более, чем многие из тех, которые называли себя моими друзьями; эта собака сделалась известна во дворце Монморенси своим любящим нравом и нашей взаимной привязанностью».

Ж. — Ж. Руссо любил бродить по лесам, мечтать о своих литературных работах или собирать растения. В то время как Руссо срезывал лютик или срывал скабиозу, друг его Дюк забавлялся на свободе один. Иногда он позволял себе гнаться за черным дроздом или подстерегать белку, прыгавшую с ветки на ветку и нимало не боявшуюся его. Дюк очень хорошо знал, что ему не удастся поймать ни дрозда, ни белку, но он забавлялся этим, чтоб убить время и чтоб заняться чем-нибудь. Он понимал, что не следовало мешать глубокомысленным думам своего хозяина, и никогда не позволял себе докучать ему, когда видел, что тот писал что-нибудь карандашом или занят был чтением. Но в то время как Руссо давал столько же свободы собаке, сколько сам пользовался ею, Дюк имел странную привычку следить издали за своим хозяином. Он никогда не терял его из виду, шел по его следам и возвращался вместе с ним домой. Всегда задумчивый и мечтательный и вследствие этого очень рассеянный, Ж. — Ж. Руссо часто забывал что- нибудь на траве, где отдыхал, читал или писал. Тогда Дюк, столь же заботливый, сколько и внимательный, отыскивал забытое и приносил во дворец Монморенси. «Однажды, — рассказывает Руссо, — страшная буря настигла меня в лесу; желая как можно скорее укрыться где-нибудь, я поспешно удалился от того места, где сидел и где только что написал последние строки стихотворения «Аллея Сильвии». Возвратившись во дворец, я хватился сочинения. Я очень хорошо помнил, что положил его в карман; вероятно, оно выпало, и я был уверен, что потерял его. Но я был приятно изумлен, когда увидел собаку, возвращающуюся с моим сочинением в зубах».

Сколько любви и преданности должна носить собака в своем сердце, если она вопреки своей подвижной натуре остается иногда по целым месяцам у постели больного. Собака любит бегать, резвиться, ходить на охоту; сидеть на цепи или быть запертой в комнате — это большое несчастье для всякой собаки. И вот, однако же, мы видим, что некоторые из них добровольно обрекали себя на такое несчастье из любви к другу и хозяину.

Страдает хозяин, страдает и друг его, собака. Это четвероногое животное обладает чувством сострадания, которого так часто бывают лишены разумные двуногие животные…

Умирает господин — умирает и его собака. Примеры такого рода мы находим уже на страницах древней истории человеческого рода. До нас дошли даже имена некоторых собак, которые не захотели жить на свете после того, как умерли их хозяева, и добровольно бросились на костры, на которых, по обыкновению древних народов, сжигались трупы умерших людей. Новейшая история также представляет многочисленные примеры собачьей преданности и верности до гроба.

Если господин умирал неестественной смертью, погибал как-нибудь от руки злого человека, то случалось, что собака, любившая вообще людей, проникалась после такого злодеяния непримиримой ненавистью ко всем людям. Она старалась избегать даже встречи с ними, а на подходивших к ней людей ворчала, лаяла и не подпускала их к себе.

Способность к такой беззаветной верности не составляет принадлежности какой-нибудь одной собачьей породы. Пуделя и болонки, динго и бульдоги, гончие и легавые — все одинаково умирали с тоски по своим хозяевам, не разбирая их по званию, состоянию или положению в свете, — одинаково умирали как на могиле короля, так и на могиле нищего.

Молодой французский солдат Марондет, имея всего 25 лет от роду, потерял свое зрение от взрыва пороха во время пальбы из пушек. Ему назначили пенсию в 100 франков и отпустили на родину. Но этой суммы денег было недостаточно для его беспомощного существования: он был слеп, следовательно, не мог работать, чтоб добавлять еще что-нибудь к ежегодной своей пенсии. Оставалось просить милостыню, жить подаянием.

Марондет достал себе щенка и воспитал его. Из щенка вышел красивый пудель, который и стал скоро оказывать ожидаемые от него услуги. Цезарь (так звали собаку) водил своего хозяина из дома в дом, от фермы к ферме и вовсе не томился тем, что ходил на веревочке. Приближение этого пуделя к человеку считалось доброй рекомендацией, так как Цезарь обращался с просьбой только к тем, кого признавал добрым и сострадательным. Ласковый, выразительный и долгий взгляд — вот единственное средство, которое употребляла собака, взывая к людям о помощи. За подаяние всегда благодарила дружественным вилянием хвоста. Что же касается тех людей, у которых вместо сердца лежал камень в груди, то благородное чувство Цезаря возмущалось при встрече с ними, и собака обходила таких негодяев…

Однажды слепой заболел и слег в постель на целых шесть месяцев. Как вы думаете, кто ухаживал за ним? Кормил его? Все тот же добрый Цезарь! Собака, превратившаяся в сестру милосердия, ложилась на ноги больного, чтоб согреть их, бегала к соседям, хватала их за платье и приводила к больному, когда тот нуждался в их услугах… Пудель бегал также в дома добрых людей и собирал пищу, до которой дорогой не дотрагивался, будучи уверен, что дома получит свою долю.

Болезнь, продолжавшаяся шесть месяцев, имела дурной конец. В одно утро Цезарь видит, что хозяин его лежит без движений, точно каменный. Напрасно он по-своему вопрошает его и осыпает ласками — солдат не движется!.. Удостоверившись в своем несчастье, собака молча ложится под кровать, и ничто ее не может вызвать оттуда… ничто, кроме погребальной процессии. Собака провожает своего хозяина на кладбище и, отдавши последний долг, возвращается в его комнату, плачет четыре дня и умирает, отказываясь от помощи и утешения. Чувствуя приближение своей смерти, Цезарь еще раз побывал на могиле Марондета. Это случилось в 1861 г. и было в свое время рассказано во многих французских газетах.

Диана (маленькая и послушная моська) принадлежала одной молодой француженке. Семейство, в котором выросла Диана, жило в небольшой деревне Лионского департамента, на берегу реки Роны.

В 1820 г. сообщение между этой местностью и югом Франции совершалось на судах, водой. Молодой хозяйке мопса предстояло сделать путешествие по воде, чтобы навестить своих родственников, живших в окрестностях Авиньона. Готовясь ехать в гости к любимым родственникам, молодая госпожа была очень весела. Примеряя новое платье, новые ботинки и новую наколку, она весело напевала какую-нибудь песенку. Диана, видя на лице своей хозяйки счастье, радость и веселье, сама была весела и счастлива. Радость свою Диана выражала большой подвижностью. Когда же госпожа, не выходя даже из дому на гулянье, снова снимала платье, наколку и ботинки, то Диана становилась скучной, не понимая, что такое делается с ее хозяйкой. Отчего это она, одевшись, не пошла гулять и не повела ее с собой?

Наконец настал день отъезда. Молодая путешественница должна была сесть на судно, отходившее из их деревни. Отец и мать провожают дочь свою до пристани. Диана в восторге. Какое счастье! Она увидит много нового, будет радоваться радостью своей хозяйки, не расставаясь с ней. Диана бегает взад и вперед, лает, прыгает на всех. На берегу реки, прежде чем взойти на судно, хозяйка берет свою любимую собачку, ласкает ее, дает наставление, как следует ей вести себя дома до ее возвращения, и, расцеловав, опускает на землю: «Ну, прощай мопсик! Будь умницей!..»

Диана со всегдашним кротким послушанием села, оперлась на передние ноги и следила отуманенным