писателе и дипломате Федоре Карпове этому своеобразному представителю русской культуры было посвящено несколько работ, и в их числе диссертационное исследование Н. В. Синицыной[128]. Своеобразный мыслитель, доктор и публицист Николай Немчин также привлекал к себе внимание исследователей[129]. Изучение реформационных и гуманистических идей на широком европейском фоне ведет А. И. Клибанов[130]. Его историко-философский подход к этой проблематике позволил отчетливо представить содержание и пути развития передовой общественной мысли в России.

Таковы основные итоги изучения истории России первой трети XVI в. Как мы могли убедиться, советскими историками проделана большая и разносторонняя работа в различных областях этой темы. И в то же самое время существуют еще явные пробелы, необходимость заполнения которых совершенно очевидна.

К настоящему времени вопросы социально-экономического развития России рассматриваются, как правило, в целом для XVI в. без особого выделения его первой трети или половины[131], в то время как до середины века происходил экономический подъем в отличие от спада, характеризующего вторую половину века. Создание трудов по экономической истории России первой половины XVI в. — насущная задача советских историков. К ее выполнению они уже приступают. В Ленинграде коллектив ученых под руководством А. Л. Шапиро завершил книгу по истории северно-русского крестьянства в этот период на основе тщательного изучения новгородских писцовых книг и других, в том числе актовых, материалов[132].

Несмотря на специальные работы по истории создания государственного аппарата в России XV– XVI вв. все еще отсутствуют обобщающие труды, в которых бы были выявлены специфические черты процесса, происходившего в первой трети XVI в.

Для изучения политической истории России первой трети XVI в. первостепенное значение имеют русские летописи[133]. В них находятся важнейшие сведения о внешней политике Русского государства (о войнах и дипломатических сношениях), об объединении русских земель и ликвидации уделов, о высших церковных иерархах, о каменном строительстве (церквей и крепостей), о стихийных бедствиях в стране и многие другие.

На протяжении всего изучаемого времени в Москве систематически велось официальное летописание. Первым летописным сводом, созданным в канцелярии Василия III, был, очевидно, свод 1508 г. В непосредственном виде он до нас не дошел, но составил основу всех дальнейших памятников официального летописания (в составе Воскресенской и сходных летописей). Кроме того, некоторые сведения свода 1508 г. сохранились в так называемой Софийской I летописи по списку Царского, которая доводит изложение до 26 ноября 1508 г.[134] Как установил Н. Ф. Лавров, с 1506 по конец 1508 г. список Царского близок к Воскресенской летописи, а Софийская II — к Никоновской (и соответственно к Иоасафовской), Львовской[135] и — добавим от себя — Вологодско-Пермской и Уваровской[136]. Софийская I и Софийская II летописи вплоть до конца 1508 г. сохраняют между собой сходство, что делает возможным предположить наличие в них общего источника, которым мог быть летописный свод 1508 г.[137]

Следующий памятник официального московского летописания — свод 1518 г. — сохранился с 1485 г. в составе так называемой Уваровской летописи, представленной двумя списками XVI в. (ГИМ, Уварова, № 188, и ГИМ, Синод. № 645). Уваровская летопись издана совсем недавно[138]. Следуя за А. Н. Насоновым и М. Н. Тихомировым, считаем ее общерусским летописным сводом, который в интересующей нас части воспринял записи митрополичьей кафедры. Непосредственный протограф Уваровского и Синодального списков, по К. Н. Сербиной, составлен между 1525–1530 гг. в Троице-Сергиевом монастыре[139]. Летописный свод 1518 г. в переработанном виде дошел до нас и в составе летописного свода 1520 г. (Иоасафовская и соответственно Никоновская летописи), и в составе свода 1526 г. — в Софийской П, Львовской и Воскресенской летописях и в Вологодско-Пермской летописи[140].

Своду 1518 г. сопутствует ряд дополнительных статей, в том числе статья «Европейской страны короли», составленная по каким-то итальянским материалам между 1506–1523 гг. лицом, близким к Посольскому приказу[141].

Софийская II летопись по списку Архивскому XVI (ЦГАДА, ф. 181, № 301), дающая более раннюю редакцию свода 1518 г., чем Уваровская, также обрывается па 1518 г.[142] . Следующая ее часть (до 1526 г. включительно) в других списках (ГИМ, Воскр. № 154) имеет черты, близкие Воскресенской летописи, хотя и содержит новые сведения. Дальнейший рассказ самостоятелен. Повесть о смерти Василия III дана в варианте, близком своду 1539 г. С этим новгородским сводом (а точнее, с его московским источником) Софийская II летопись имеет и другие точки соприкосновения в рассказах 1531, 1533 гг. и др.

Следующим за сводом 1518 г. памятником официального летописания был свод 1520 г. (сохранился в Иоасафовской, Никоновской, Воскресенской, Вологодско-Пермской, Львовской летописях и Софийской II). В наиболее чистом виде события времени Василия III по своду 1520 г. изложены в Иоасафовской летописи, составленной в митрополичьей канцелярии в начале 20-х годов XVI в. Рассказ Иоасафовской летописи с 1496 по 1518 г. основан на тексте, близком Софийской II летописи, со вставками из протографа Воскресенской летописи или ее источника. Конец ее сходен с Воскресенской, но имеет и самостоятельные чтения. Исключительный интерес представляет рассказ о смоленских походах 1512–1514 гг., содержащийся в сборнике с Иоасафовской летописью[143]. Написанный современником, он изобилует массой существенных подробностей о драматических событиях взятия Смоленска.

Еще Н. Ф. Лавров дал обстоятельный анализ двух древнейших списков Никоновской летописи: Оболенского (О) и Патриаршего (П). Итоги его сводятся к следующему. Первая часть списка О содержала летописный рассказ до 1520 г. и составлена была около 1539–1542 гг. Дальнейшая часть списка основана на Воскресенской летописи (до 1541 г.).

Патриарший список до 1521 г. основан на Оболенском, а затем, до 1534 г., — на Воскресенской летописи[144].

Непосредственным источником основной редакции Никоновской летописи, как установил Б. М. Клосс, была дошедшая до нас рукопись Иоасафовской летописи.

Компилятивный характер носит Шумиловский список Никоновской летописи, в состав которого были включены отдельные рассказы, имеющиеся и в Степенной книге (Повесть о нашествии 1521 г. и Похвала Василию III), а также сведения Новгородского летописного свода 1539 г. Впрочем, источники Шумиловского списка в достаточной мере еще не изучены.

Летописный свод 1526 г., продолжающий свод 1520 г., отразился в Вологодско-Пермской, Воскресенской, Софийской II, Львовской и Никоновской летописях.

Так называемая Вологодско-Пермская летопись[145] в интересующей нас части представляет собою текст Московского свода 1526 г. (источник Воскресенской и Софийской II)[146]. Академический список летописи доведен до 1526 г. Далее в этой летописи помещены оригинальные известия, доходящие до 1539 г. В полном варианте Вологодско-Пермская летопись, по М. Н. Тихомирову, составлена между 1540–1550 гг.[147] Особый интерес представляют сведения о походе на Казань 1530 г., о казни фальшивомонетчиков в 1533 г. и некоторые другие (о дороговизне в 1526 г. и выезде Ф. М. Мстиславского).

Вологодско-Пермская летопись (в ранней редакции конца XV в.) использована была составителем краткого Погодинского летописца (ГПБ, Погод. № 1612), который довел ее до 1509 г., прибавив несколько