l:href='#n_914' type='note'>[914]:

Итак, без ведома великого князя («доклада») служилые князья не могли передавать своих земель кому-либо, кроме «вотчич», т. е. наследников. В противном случае эти владения конфискуются. Список «служилых князей» в приговоре примерный, а не полный[916]. В грамоте от 3 февраля 1556 г. Иван IV, используя традицию предшествующего законодательства, разрешил Кирилло-Белозерскому монастырю покупать землю во всех районах, кроме «Ноугородские, и Псковские, и Рязанские, и Тферьские, и Смоленские земли и оприч князей вотчинных (служилых. — А. З.), которым вотчинным князем вотчин своих без нашего ведома продати не велено» [917]. Общий порядок Уложения Василия III распространялся как на независимые в прошлом русские земли (Новгород, Псков, Смоленск, Рязань, Тверь), так и на владения служилых князей.

Уложение осуществлялось на практике. Так, в 1525/26 г. дети князя А. М. Оболенского, передавая в Троицкий монастырь село Борноволоково Переяславского уезда, предусматривали возможность выкупа его кем-либо из «нашего роду» За 500 руб.[918] Один случай родового выкупа известен по актам. В том же 1525/26 г. князь И. И. Кемский выкупил село Никольское, которое дал в Кирилло-Белозерский монастырь сын его четвероюродного брата князь С. А. Шелешпанский[919].

Право родового выкупа существовало не только при отношениях княжат с монастырями. Вдова князя И. В. Щербатого, дочь Федора Андреевича Плещеева, в декабре 1515 г. купила у своей сестры ее приданную вотчину в Переяславском уезде с обязательством не продавать никому «мимо» нее. Эта купчая была доложена окольничему Петру Яковлевичу и заверена дьяком Елизарьем Цыплятевым. Докладывались и другие поземельные сделки московской знати. В 1520 г. боярину князю Б. И. Горбатому доложено было завещательное распоряжение матери Ивана и Василия Михайловичей Беззубцевых[920]. Докладывались и мены (например, Плещеевых в декабре 1522 г.). В ноябре 1521 г. вдова Ивана Ощеры дала земли в Троицкий монастырь «по великого князя слову»[921].

Итак, Уложение Василия III, как и его отца, не имело антикняжеского направления (как позднее и приговор 1551 г.). Оно, наоборот, консервировало княжеские корпорации на местах, создавая лишь плацдарм для наступления на них великокняжеской власти. Правда, выморочные владения княжат, судя по приговору 1562 г., отписывались на государя. Возможно, складывался порядок, предусмотренный приговором 1562 г., когда наследовали безоговорочно только дети служилых князей, а их братья и племянники («ближний род») могли вступить во владения лишь после специального рассмотрения этих претензий государем. Но основная тенденция Уложения Василия III заключалась в сокращении источников роста монастырского землевладения. Достигнуть существенных успехов в этом направлении Василию III не удалось. Получилось так, что государственная политика столкнулась с официальной идеологией. Используя иосифлян как столпов правоверия и сторонников растущей самодержавной власти, Василий III вынужден был идти им на серьезные уступки. Идеология тормозила практические мероприятия правительства.

Второе десятилетие XVI в. отразило эту противоречивость и в иммунитетной политике. По подсчетам С. М. Каштанова, за 1510–1521 гг. известно 96 иммунитетных грамот[922] . Из них 29 выданы удельными князьями, 18 — Василием III светским лицам, 5 — ружные (соборам и Ниловой пустыни). Остается, следовательно, 44 грамоты, полученные от Василия III монастырями. Три из них посвящены частным вопросам[923]. О трех сохранились лишь глухие упоминания (№ 121, 176, 177). Семь грамот несудимых[924] и шесть на данного пристава[925]. Итак, сохранилось всего 25 грамот с какими-либо податными или таможенными привилегиями. Три из них содержат регламентированные отчисления в монастыри от таможенных и перевозных сборов[926]. Одна грамота заповедная, данная небольшой пустыни (№ 155).

Из остальных 19 грамот пять со щедрыми льготами выданы в 1515–1518 гг. Иосифо-Волоколамскому монастырю, особенно близкому к Василию III[927]. Одна содержала льготы на провоз митрополичьего довольства (№ 94). В четырех речь шла только о запрещении принуждать крестьян к уплате «проторов и разметов» с тяглыми крестьянами, т. е. мелких повинностей по общинной раскладке[928]. Две грамоты даны монастырям в Кашире и Чухломе, т. е. в районах, подвергавшихся татарским набегам (№ 122, 154). Остается семь грамот с небольшими податными льготами[929]. Особенно сократилась выдача жалованных грамот в период смоленских войн (1512–1514 гг.). В целом в 1511–1521 гг. ограничительная политика в области иммунитета продолжалась, хотя из нее и делались некоторые исключения[930].

Восшествие на митрополичий престол Варлаама (лето 1511 г.) привело к усилению позиций нестяжателей среди высших церковных иерархов. В первой половине XVI в. существовало девять епархий. В 10-е годы новгородская оставалась вакантной после снятия Серапиона, который умер только 16 марта 1516 г.[931] Крутицкую продолжал занимать Досифей Забела, сторонник иосифлян.

Тверским епископом до самой смерти (30 марта 1521 г.) был Нил Гречин, близкий к Траханиотам[932]. Близкий к иосифлянам Протасий Рязанский покинул кафедру в 1516 г.[933] Умер он в апреле 1520 г. [934] Очевидно, тогда же умер владыка Пермский Никон[935]. По новгородским летописям, епископы Рязанский и Пермский принадлежали к тем, кто «стоял на» Серапиона, г.е. к его врагам-иосифлянам. Рязанская епархия была занята сразу же после отставки Протасия: 12 февраля 1517 г. епископом поставлен архимандрит придворного Андронникова монастыря Сергий[936]. Возможно, он был близок к нестяжателям, ибо оставил епархию 3 марта 1522 г., т. е. на четвертый день после назначения митрополитом Даниила[937]. Пермская епархия долгое время не была занята. Только 16 февраля 1520 г. на нее был назначен Пимен[938], игумен Соловецкий. Возможно, он входил в круг иерархов нестяжательского блока, ибо получил епархию в том же месяце, когда и двое других владык, очевидно сочувствовавших деятельности Варлаама. «Согнан» он был с престола сразу после поставления митрополитом Даниила.

Воинствующий иосифлянин Митрофан покинул свою коломенскую епархию и ушел «на покой» в Троицу 1 июня 1518 г.[939] На его место был назначен угрешский игумен Тихон (14 февраля 1520 г.). До своего назначения он в 1515–1517 гг. являлся игуменом Кирилло- Белозерского монастыря, энергично поддерживавшего Варлаама и нестяжателей[940].

28 августа 1515 г. умер архиепископ Ростовский Вассиан Санин. Через несколько дней не стало и его брата Иосифа Волоцкого (9 сентября). Через два месяца после этого скончался и епископ Суздальский Симеон Стремоухов[941].

В Ростове кафедру 9 февраля 1520 г. занял Иоанн из архимандритов Симоновского монастыря (где жил Вассиан Патрикеев). В Симонов же он попал в 1514 г., будучи до этого с 1506 г. кирилло-белозерским игуменом[942]. Епископом Суздальским 10 февраля 1517 г. поставлен архимандрит Рождественский из Владимира Геннадий[943].

Наконец, первым смоленским епископом поставлен был архимандрит Чудова монастыря Иосиф 15 февраля 1515 г.[944]

Таким образом, в Освященном соборе значительное число иерархов (более половины) представляли нестяжательскую группировку. Но их преобладание не было столь явным, чтобы руководящие позиции среди церковников надолго сохранились за ними.

Основная внутриполитическая линия Василия III была в то время направлена на усиление позиций широких кругов служилых людей. Это подметил в своей характеристике деятельности московского государя