Ртутью Философов, мы можем предположить и возможность его выделения в чистом виде. При этом необходимо осознавать, что он не может быть и простым теплом, поскольку последнее представляет собою лишь некую активизирующую силу, способствующую проявлению одного из вышеупомянутых видов материи.
Взяв в качестве примера кусок какого-либо металла, скажем, железа, начнем его отковывать, пока оно не станет настолько горячим, что сможет что-либо воспламенить. Таким образом, исходное твердое вещество, восприняв известное количество тепла пли огня, может быть превращено в жидкость, т. е. расплавлено, выделяя при этом растворенные в нем газы, тогда при отнятии активизировавшего тепла оно может снова охладиться до состояния твердого металла или же (если его отжигать достаточно долго) может перейти в окись железа.
Тоже самое мы можем проделывать и с газами, т. е. сжижая их под давлением или даже переводя их в твердое состояние. Таким образом, именно потому, что все вышесказанное относится к области строго выверенных фактов и истина (в отличие от так называемого знания) неизменна, никто не придает значения тому, что воплощение идеи становится возможным лишь благодаря материи (веществу) и космической сущности (организации). Иными словами, для идеи не существует «происхождения», но одно лишь вечное «бытие». Причем это «бытие в себе» есть сознательное бытие или состав, равнозначный Аристотелевой «идее» или квинтэссенции всех признаваемых алхимиками четырех элементов (поскольку они также относят к ним и огонь), и соответствует в присущем ему единстве или первосущности тому, что они называют первоматерией.
Все алхимики согласны в том, что началом алхимической работы и является получение этой квинтэссенции. Но возможно ли это в принципе? Безусловно возможно, поскольку внутренне присущая материи сущность, обозначаемая нами в качестве ее «идеи», представляет собою ее внутреннюю теплоту или энергию. Иными словами, говоря о воплощенной в материи «идее», мы имеем в виду некое «чувствующее» или «сознающее» тепло.
Лишь исходя из подобных посылок мы и можем попытаться как оправдать создание алхимических сочинений, так и доказать их практическую ценность для нас. Ибо характерный для них образный язык представляет собою лишь способ маскировки.
Иными словами, такие алхимические термины, как «красный лев», «зеленый дракон», «кровь дракона» и «ртуть философов», никогда не следует понимать буквально, т. е. в качестве привычных нам индивидуальных сущностей. Ибо основанное на подобном подходе экспериментирование неизменно окончилось бы полною неудачей.
Из всего вышесказанного следует то, что непредубежденное изучение алхимии способно открыть новый путь в науке, сделав ее, благодаря слиянию с Абсолютом, подлинно достойной человеческой судьбы. Осознание того, что подлинно реальной является именно «идея», а не ее чувственное воплощение, значительно облегчает всю предварительную работу алхимика. Однако начинающий должен прежде всего не только внимательно изучить, но и внутренне воспринять предлагаемые ему концепции, а не просто, так сказать, «сложить их в копилку своей памяти». Ибо каждый раз, когда врата алхимии раскрываются, чтобы пропустить в них еще одного искателя истины, человечеству оказывается великая милость. При этом не следует забывать, что даже такие «узкие врата», каковыми являются творения Парацельса и некоторых других философов, достаточно широки для того, чтобы искренне желающие смогли бы проникнуть во внешний двор Творения.
К сожалению, многочисленные компиляторы и гробокопатели значительно осложнили путь новичка к истине своими комментариями. В качестве примера мы можем упомянуть три совершенно различные версии жизни Парацельса. Поэтому новичку необходимо прежде всего постараться найти оригинальные версии трудов истинных философов алхимии. И лишь после тщательного их изучения он может себе позволить составить свое собственное мнение об этом предмете. Причем критерием правильности сделанных нм выводов является согласие их с фактами, полученными из других источников. Постоянное использование подобной «обратной связи» и последующего синтеза и является основою правильного постижения нашего искусства. Ибо, подобно тому как несть числа атомным перегруппировкам, бесконечны и формы умозаключений, сделанных на основе исходных правильных посылок. Построение одного конкретного умозаключения есть лишь начало построения более высокой и широкой гипотезы. И этот являющийся «бытием в себе» процесс не ограничен во времени, ибо именно он чертит траекторию, обусловливающую течение времени, а не наоборот.
Формулирование любых законов требует знания некоторых исходных норм. Благодаря трудам Пифагора в качестве таковой нормы в нашей науке было принято время пли же его числовой эквивалент. Однако подлинные законы мироздания не могут быть ограничены ни временем, ни числом, ни какими-либо связанными с ними концепциями, ибо лежащая в их основе колебательная активность представляет собою цельность, стоящую вне основанных на числе пифагоровых законов. Несмотря на то что человек может записывать и измерять некоторые из этих колебаний, делая их тем самым интеллигибельными, характеризующая их частота относится к некой физической, но отнюдь не абсолютной реальности. Например, известное научное положение о том, что вызывающий соответствующие изменения в сетчатке красный свет колеблется с частотой 45-47х10 в девятой степени колебаний в секунду (что соответствует длине волны в 7000 А), является лишь неким описанием, основанным на чисто человеческой способности понимания определенной физической реальности.
Известный постулат оптики о наличии шести (трех основных и трех дополнительных) цветов, получаемых с помощью призмы, приводит к тому, что должны классифицировать всякий отличный цвет (например, индиго) как нечто обособленное. Однако подобная физическая классификация цветов основана на представлении о реальности существования спектральной шкалы, отдельные части которой могут быть нами измерены и выделены в качестве известных цветов. Однако не следует забывать, что все так называемые семь цветов радуги являются производными луча белого цвета, который разлагается на них, лишь проходя сквозь стеклянную призму.
Согласно алхимикам, весьма сходную проблему мы имеем и в случае металлов. Они полагают, что, подобно цветовому спектру, в шкале металлов имеется семь первичных: золото, серебро, медь, олово, железо, свинец и ртуть. Правда, Парацельс добавил к ним цинк, твердый металл, напоминающий по своим свойствам «незрелую» ртуть, ибо, хотя последняя и принадлежит к металлам, у нее отсутствует такое характерное их свойство, как ковкость. В этом смысле в ряду металлов мы можем уподобить цинк цвету «индиго» цветовой шкалы, поскольку он не относится ни к основным, ни к дополнительным цветам. Иными словами, мы можем описать цвет индиго как близкий к синему, подобно тому как мы можем описать ртуть как металл, напоминающий серебро, хотя и ясно, что как первый, так и вторая соотносятся в данном случае лишь с некими кажущимися реальностями. Поскольку, однако, цвета являются лишь производными белого, то в конечном счете все они могут быть к нему сведены. В этом смысле цвет индиго можно рассматривать в качестве некоего промежуточного агента, разлагающего и перегруппировывающего различные виды световых колебаний, т. е. играющего туже роль, которую играет в шкале металлов ртуть.
Следовательно, все металлы также имеют единый источник или общую природу, подобно тому как семь известных нам цветов могут быть выведены из белого цвета. И если загадка происхождения металлов по-прежнему остается человечеству неизвестной, то это объясняется лишь упорным нежеланием современных ученых принять открытия алхимиков.
В свое время Ньютон столь же безуспешно пытался ввести в науку свое понимание цвета, как до него это пытались сделать Парацельс и другие алхимики применительно к металлам.
В ходе своих собственных исследований я установил, что источником семи первичных металлов является то, что алхимики называют Философской Ртутью. Поскольку все явления тройственны по своей природе, реальное физическое единство или цельность для них не характерны. Иными словами, несмотря на свой вроде бы обособленный и простой характер, они состоят из трех составляющих, иначе они просто не смогли бы существовать. Итак, основная троица (триада) любого проявления, составляя видимое единство, представлена, на самом деле, философскими Серою, Ртутью и Солью. Что же касается положительного и отрицательного аспектов творения, то они являются изобретением человечества, облегчающим интеллигибельное описание явления. Ибо все наши умозаключения основаны на неких концепциях физической реальности. Поскольку, однако, они отнюдь не соответствуют абсолютной реальности, а представляют лишь изменчивые состояния, обусловленные непрерывными
