На бульваре Распай Пабло работает в обстановке тишины, тогда как атмосфера, царящая среди современных художников, далека от спокойствия. Осенний салон 1912 года в Гран-Пале, где снова представили свои работы кубисты, но не участвовали ни Пикассо, ни Брак, вызвал ожесточенную полемику: депутат от социалистов Жюль-Луи Бретон резко выступил в палате депутатов. Он обратился к правительству, заявив, что «совершенно недопустимо, что наши национальные выставочные залы служат для манифестаций, носящих настолько антихудожественный и антинациональный характер». Дуайен муниципального совета Парижа «возмущен» этой «бандой злодеев, которые ведут себя в области искусства подобно разбойникам».

Пикассо, хотя и не мог оставаться равнодушным к подобному скандалу, все-таки считал, что его это не касается. Однако среди вновь появившихся приверженцев кубизма он тем не менее заинтересовался Хуаном Грисом, своим соотечественником, которому помог при появлении его в Париже. Грис тоже использует папье-колле. Более того, в один из коллажей он включил даже кусок зеркала. Пабло оценил этот вызов. Он рассматривает Гриса как многообещающего художника…

Пикассо не выставляется в салонах, поскольку имеет гораздо лучшие возможности познакомить публику со своими картинами и продавать их с помощью Канвейлера. Пабло знает его уже в течение нескольких лет, но именно осенью 1911 года заключает с ним договор, и теперь Канвейлер занимается его работами, отправляет их за рубеж и выставляет там. Они встречаются с Пабло практически ежедневно, и Канвейлер обеспечивает Пикассо ценной информацией о реакции любителей искусства. Пабло настолько доверяет ему, что даже, когда они расстались с Фернандой, поручил Канвейлеру собрать все, что оставил на бульваре Клиши и в Бато-Лавуар на улице Равиньян — весьма деликатная миссия. Этот ловкий торговец знал, что делал. Доказательство? 18 декабря 1912 года Пикассо подписывает с ним контракт, по которому обязуется в течение трех лет отдавать Канвейлеру все, что создает, за исключением портретов и стенных росписей. Он может оставлять у себя также, но не продавать, не больше пяти картин и их предварительные эскизы. И очень важное условие для художника — только он сам решает для каждого произведения — завершено оно или нет… Это важная уступка Канвейлера, так как даже если Пикассо и небезразличен к прибыли, он никогда не поставит доход выше совести художника…

Они договорились и о ценах, учитывая размеры картин, как это тогда было общепринято. В 1913 году Канвейлер мог бы ему выплатить, согласно подсчетам[73], сумму эквивалентную 335 тысячам евро, причем в ту эпоху налог ка прибыль еще не существовал… Теперь Пикассо мог вообще не заботиться о средствах для существования. Окончательно завершился период Бато-Лавуар, когда каждый из гостей, по рассказам Фернанды, должен был довольствоваться только одним из четырех углов единственной салфетки, которая была у хозяев.

Гораздо больше беспокоило Пабло здоровье Евы. Уже довольно давно ее мучили приступы кашля, которые, казалось, разрывали ей грудь. Считали, что это хронический бронхит или ларингит. Не подозревал ли Пабло туберкулез? Возможно, так как в один из своих коллажей он включил вырезку из газеты о распространении эпидемии туберкулеза, который в то время, как считалось, был причиной одной седьмой всех смертей. И как признался позже, никогда не выбирал случайно тексты, которые использовал. Так, приклеивание вырезок с пацифистскими речами Жореса — это его способ, говорил он, выразить собственное отношение к этому вопросу…

23 декабря 1912 года Пикассо увозит Еву из сырого Парижа в солнечный Сере, а затем в Барселону; он хочет представить ее родителям. И, конечно, желает познакомить ее с городом своей юности. Но к тревогам о здоровье Евы прибавились опасения, которые вызывает дон Хосе. 73-летний отец Пабло выглядит на восемьдесят. Изможденный старик, с печальным взглядом, который ничего не ждет от жизни. Дочь Лола вышла замуж и покинула дом родителей. Несомненно, сын добился успеха, но он пошел по пути, противоположному тому, который советовал ему отец, и в определенном смысле это, может быть, хуже, чем если бы он потерпел поражение… Увидев дона Хосе в таком состоянии, Пабло решает, что им с Евой стоит побыть с ним дольше, чем они планировали ранее. В Париж они вернулись только в конце января.

Пикассо продолжает составлять коллажи из бумаги, а так как он всегда ищет что-нибудь новое, то придумывает «фальшивки» — папье-колле без бумаги, имитируя только краски, и это по-настоящему смелая техническая находка. Он счастлив…

10 марта 1913 года Пикассо отправляется в Сере — его беспокоит здоровье Евы, которая не очень хорошо себя чувствует. Увы. в Сере начинаются непрерывные дожди, и Ева заболевает ангиной. Пикассо, любивший отдыхать в компании друзей, приглашает Макса Жакоба, а зная его бедность, обращается к Канвейлеру с просьбой дать поэту деньги на дорогу. «Запишите это на мой счет», — добавляет он. Жакоб, который настолько обожает Еву, насколько терпеть не мог Фернанду, постоянно восхищается ею. Так, он пишет Канвейлеру, что она окружает Пабло заботой и выполняет утомительную работу по хозяйству. Что касается Пабло, то о нем Макс пишет только в хвалебном тоне. «В 8 утра Пикассо в темно-синей рабочей блузе подает мне какао с свежим круассаном. Я не перестаю восхищаться широтой его натуры, поразительной оригинальностью его вкусов, утонченностью его чувств, его незаурядным умом и в то же время скромностью, поистине христианской».

В конце апреля Пабло узнает, что его отец серьезно болен. Он спешит в Барселону. Его встречает рыдающая мать… Следуя за похоронным кортежем, он думал о том, насколько обязан отцу, которого любил и жестоко разочаровал, о том отчуждении, какое возникло между ними в последние годы, которое из-за собственной застенчивости, деликатности, сдержанности они так и не решились преодолеть; он очень сожалел о том, что так редко писал ему и так редко пытался выразить свою любовь… Как печально!

И когда он пишет Канвейлеру, что «вы не можете себе представить мое состояние», это не вызывает сомнения в его искренности, к тому же и Ева подтверждает это в письме к Гертруде Стайн. «Я надеюсь, — пишет она, — Пабло снова начнет работать, так как это единственное, что поможет ему справиться с печалью». А Макс пытается всеми силами поддержать друга и поднять его дух. Пабло, который очень любит Макса, отдает ему «королевские покои», одну из лучших комнат в доме Делькро, где ночную тишину могло нарушать только пение соловьев или кваканье лягушек в парке… Естественно, Макс был представлен Маноло, Тототе, Франку Авилану и всем другим друзьям.

Именно в Сере Пабло получает экземпляр сборника стихов Аполлинера «Алкоголи». Из Сере вся компания выезжает на корриду в Фигерас. К сожалению, 20 июня Пикассо вынужден покинуть Сере по состоянию здоровья. Что же случилось?

Как пишет Ева, «маленький брюшной тиф». Что же скрывается за этой «ложью во спасение»? Вероятно, состояние депрессии, вызванное переживаниями из-за потери отца.

Как бы то ни было, но его здоровье стало обсуждаться в столичной прессе. Хроникеры утверждали, что оно ухудшается, никогда не уточняя природы заболевания, — и желали скорейшего выздоровления. Так, имя эмигранта из Малаги появилось даже в очень популярном в Париже и за рубежом журнале «Gil Bias». Мог ли он вообразить нечто подобное всего два-три года назад?

Поправившись, Пабло тут же принимается за работу. В этот период он часто общается с Хуаном Грисом, который приезжал к нему даже в Сере. Канвейлер тоже заинтересовался Грисом. Но не вторгается ли Хуан на территорию Пабло, не начинает ли конкурировать с ним? Они соотечественники. Безусловно, он восхищается Пикассо, представляется одним из его учеников и даже написал прекрасный кубистический портрет Пикассо и представил его в Салоне независимых. Он называет Пикассо мэтром, но это несколько бестактно с его стороны, так как этот термин «старит» Пабло. Отношение Пабло к Грису становится каким- то двойственным: иногда его охватывает непреодолимая ревность, хотя осознание цены своему собственному таланту должно было бы помешать этому. На самом деле Пабло ставит в вину Грису две вещи: он слишком увлечен Матиссом, вечным соперником Пикассо, и, что еще хуже, он очень нравится Гертруде Стайн… Пабло даже устраивает Гертруде сцену: «Скажи мне, почему ты защищаешь его произведения, ты ведь не любишь его!» По утверждению Гертруды, Пабло бросил ей этот упрек «с яростью». В другой раз заявил Канвейлеру: «Вы ведь знаете, что Грис никогда не написал ничего значительного». И в то же время он помогает молодому художнику, так как в глубине души очень привязался к нему. Таков характер Пабло,