— Очень немногое. Сообщение прерывалось и потом совсем замолкло. Я помню его дословно: «Я Парус, я Парус, иду от Веги двадцать шесть лет… достаточно… буду ждать… четыре планеты Веги… ничего нет прекраснее… какое счастье!..»
— Но они звали на помощь, где-то хотели ждать!
— Конечно, на помощь, иначе звездолёт не стал бы расходовать чудовищную энергию на посылку сообщения. Что же было делать — больше ни слова от «Паруса» не поступило.
— Двадцать шесть независимых лет обратного пути. До Солнца осталось около пяти лет… Корабль был где-то в нашем районе или ещё ближе к Земле.
— Вряд ли… Разве в том случае, если превысил нормальную скорость и шёл близко к квантовому пределу[15]. Но это очень опасно!
Эрг Ноор коротко пояснил расчётные основания разрушительного скачка в состоянии материи по приближении к скорости света, но заметил, что девушка слушает невнимательно.
— Я поняла вас! — воскликнула она, едва начальник экспедиции закончил свои объяснения. — Я поняла бы сразу, но гибель звездолёта мне заслонила смысл… Это всегда так ужасно, и с этим невозможно примириться!
— Теперь до вас дошло основное в сообщении, — хмуро сказал Эрг Ноор. — Они открыли какие-то особенно прекрасные миры. И я давно уже мечтаю повторить путь «Паруса» — с новыми усовершенствованиями это теперь возможно и с одним кораблём. С юности я живу мечтой о Веге — синем солнце с прекрасными планетами!
— Увидеть такие миры… — прерывающимся голосом произнесла Низа.
— Но чтобы вернуться, надо шестьдесят земных, или сорок независимых, лет… Тогда это… полжизни.
— Да, большие достижения требуют больших жертв. Но для меня это даже не жертва. Моя жизнь на Земле была лишь короткими перерывами звёздных путей. Ведь я родился на звездолёте!
— Как это могло случиться? — поразилась девушка.
— Тридцать пятая звёздная состояла из четырёх кораблей. На одном из них моя мать была астрономом. Я родился на полпути к двойной звезде МН19026 + 7АЛ и тем самым дважды нарушил законы. Дважды потому, что рос и воспитывался у родителей на звездолёте, а не в школе. Что было делать! Когда экспедиция вернулась на Землю, мне было уже восемнадцать лет. В подвиги Геркулеса — совершеннолетия — мне засчитали то, что я обучился искусству вести звездолёт и стал астронавигатором.
— Но я всё-таки не понимаю… — начала Низа.
— Мою мать? Станете старше — поймёте! Тогда сыворотка АТ — Анти-Тья — ещё не могла долго сохраняться. Врачи не знали этого… Как бы то ни было, меня приносили сюда, в такой же пост управления, и я таращил свои полубессмысленные глазёнки на экраны, следя за качающимися в них звёздами. Мы летели в направлении Теты Волка, где оказалась близкая к Солнцу двойная звезда. Два карлика — синий и оранжевый, скрытые тёмным облаком. Первым сознательным впечатлением было небо безжизненной планеты, которое я наблюдал из-под стеклянного купола временной станции. На планетах двойных звёзд обычно не бывает жизни из-за неправильности их орбит. Экспедиция совершила высадку и в течение семи месяцев вела горные исследования. — Там, насколько помню, оказалось чудовищное богатство платины, осмия и иридия. Невероятно тяжёлые кубики иридия стали моими игрушками. И это небо, первое моё небо, чёрное, с чистыми огоньками немигающих звёзд и двумя солнцами невообразимой красоты — ярко- оранжевым и густо-синим. Помню, что иногда потоки их лучей перекрещивались, и тогда на нашу планету лился такой могучий и весёлый зелёный свет, что я кричал и пел от восторга!.. — Эрг Ноор закончил: — Довольно, я увлёкся воспоминаниями, а вам давно пора отдыхать.
— Продолжайте, я никогда не слышала ничего интереснее, — взмолилась Низа, но начальник оказался непреклонен.
Он принёс пульсирующий гипнотизатор, и от повелительных ли глаз или от снотворного прибора девушка уснула так крепко, что очнулась накануне поворота на шестой круг. Уже по холодному лицу начальника Низа поняла, что «Альграб» так и не появился.
— Вы проснулись в нужное время! — объявил он, едва Низа вернулась, приведя себя в порядок после электрического и волнового купания. — Включайте музыку и свет пробуждения. Всем!
Низа быстро нажала ряд кнопок, и во всех каютах звездолёта, где спали члены экспедиции, стали перемежаться вспышки света и раздалась особая, постепенно усиливающаяся музыка низких вибрирующих аккордов. Началось постепенное, осторожное пробуждение заторможенной нервной системы и возвращение её к нормальной деятельности. Спустя пять часов в центральном посту управления звездолёта собрались все окончательно пришедшие в себя участники экспедиции, подкреплённые едой и нервными стимуляторами.
Известие о гибели вспомогательного звездолёта каждый принял по-разному. Как и ожидал Эрг Ноор, экспедиция оказалась на высоте положения. Ни слова отчаяния, ни взгляда испуга. Пур Хисс, проявивший себя не слишком храбрым на Зирде, не дрогнув встретил сообщение. Молодая Лума Ласви — врач экспедиции — только чуть побледнела и украдкой облизнула пересохшие губы.
— Вспомним о погибших товарищах! — сказал начальник, включая экран проектора, на котором появился «Альграб», снятый перед отлётом «Тантры».
Все встали. Медленно сменялись на экране фотографии то серьёзных, то улыбающихся людей — семи человек экипажа «Альграба». Эрг Ноор называл каждого по имени, и путешественники отдавали прощальное приветствие погибшему. Таков был обычай астролётчиков. Звездолёты, отправлявшиеся совместно, всегда имели комплекты фотографий всех людей экспедиции. Исчезнувшие корабли могли долго скитаться в космическом пространстве, и их экипажи ещё долго могли оставаться в живых. Это не имело значения — корабль никогда не возвращался. Разыскать его, подать помощь не было никакой реальной возможности. Конструкция машин кораблей достигла уже такого совершенства, что мелкие поломки почти никогда не случались или легко подвергались исправлению. Серьёзная авария машин ещё ни разу не была ликвидирована в космосе. Иногда корабли успевали, как «Парус», подать последнее сообщение. Но большая часть сообщений не достигала цели: точно ориентировать их было невероятно трудно. Передачи Великого Кольца за тысячелетия разведали точные направления и могли, кроме того, варьировать их, передавая с планеты на планету. Звездолёты обычно находились в неизученных областях, где направления передачи могли быть лишь случайно угаданы.
Среди астролётчиков господствовало убеждение, что в космосе существуют, кроме всего, какие-то нейтральные поля, или нуль-области, в которых все излучения и сообщения тонут, как камни в воде. Но астрофизики до сих пор считали ноль-поля досужей выдумкой склонных к чудовищным фантазиям путешественников космоса.
После печального обряда и совещания, не занявшего много времени, Эрг Ноор включил анамезонные двигатели. Через двое суток они замолчали, и звездолёт стал приближаться к родной планете на двадцать один миллиард километров в сутки. До Солнца осталось приблизительно шесть земных (независимых) лет пути. В центральном посту и библиотеке-лаборатории закипела работа: вычислялся и прокладывался новый курс.
Надо было пролететь все шесть лет, расходуя анамезон только на исправление курса корабля. Иными словами, следовало вести звездолёт, тщательно сберегая ускорение. Всех тревожила неисследованная область 344 + 2У между Солнцем и «Тантрой», обойти которую никак не удавалось: по сторонам её до Солнца встречались зоны свободных метеоритов, кроме того, при повороте корабль лишался ускорения.
Спустя два месяца вычисленная линия полёта была готова. «Тантра» стала описывать пологую кривую равного напряжения.
Великолепный корабль был в полной исправности, скорость полёта держалась в вычисленных пределах. Теперь только время — около четырёх зависимых лет полёта — лежало между звездолётом и родиной.
Эрг Ноор и Низа, отдежурившие свой срок и усталые, погрузились в долгий сон. Вместе с ними ушли во временное небытие два астронома, геолог, биолог, врач и четыре инженера.
В дежурство вступила следующая очередь — опытный астронавигатор Пел Лин, проделывавший свою
