— Наше предложение очень хорошее, — заявил Седой, задумчиво глядя в огонь поверх сосиски. — Если вы его примете, будут другие — еще лучше.
— Но почему именно Крым? — спросила Василиса. — Целиком? Может быть, часть Крыма? Скажем, лесная зона…
— Мы леса насадим там, где сейчас степь, — заявил барсук. — А полностью… Нам ведь развиваться надо. На южном берегу пусть пока туристы отдыхают. Если только приплывут морем и капитальных построек сооружать не станут. Мы в море купаться не любим.
Специалисты по контакту машинально отметили выражение насчет «капитальных построек». Откуда бы барсуку это знать? Что он, техническую документацию когда-то читал? Или законы? Но вот говорит… Как и многое другое. Похлеще.
— Может быть, вам водопровод оставить? — поинтересовался Клотицкий. — Жилье какое-то…
Седой покачал свободной от прутика с сосиской лапой.
— Сплошной вред от ваших водопроводов и водоканалов. Вода — она ведь не просто так бежит. Она как надо бежит. Если не в болоте. А в болоте ничего хорошего нет. Водопровод — зло. Другое дело — акведуки. Каменные.
— Ага, — несколько ошалело кивнула Василиса. Прежде она об акведуках от барсуков не слышала. А теперь вспомнила римские акведуки, построенные с поразительной точностью и изяществом. Не барсуки ли там лапу приложили?
— Предложение по Крыму принимается? — поинтересовался Седой.
— Прин-нимается за основу, — заявил Клотицкий.
— За основу — тоже неплохо, — вздохнул барсук. — Тогда слушайте дальше…
— Слушаем, — отозвалась Василиса.
— Электричество, — пробормотал барсук. — От него придется отказаться.
— В Крыму? — уточнила Василиса.
— Нет. Вообще.
— Что? — изумился Литовкин.
— Когда вода бежит не по предначертанному пути — плохо. Электроны — еще хуже… Поэтому вам придется отказаться от линий электропередач и электронных устройств.
— Электроны? — ошарашенно переспросил Марцин. — Да что вы знаете об электронах? И об электронике? Что вы вообще о себе возомнили?
— И двигатели внутреннего сгорания… полностью исключить, — продолжил как ни в чем не бывало Седой.
— С какой стати? — воскликнула Василиса.
— Не даром, конечно, — солидно отозвался барсук. Но договорить ему не дали.
Грянул выстрел, второй, третий. Седой рухнул рядом с костром, выпустив из лапы прутик с сосиской. Литовкин кинулся к нему. Василиса зажала руками уши. Прагматичный Клотицкий упал на землю, прикрыв голову руками.
— В людей, в людей не попадите! — закричал кто-то из-за деревьев. — Мы их по-другому уберем!
Щелк — и Литовкин упал на землю рядом с Седым, спутанный метательной сетью с грузами на концах. Бух — и Василиса оказалась связанной в неудобной позе, с вывернутыми руками. Хлоп — и Клотицкий превратился в кокон, его связали дважды.
На поляну выбежал Харченко с автоматом в руках.
— Мочи барсуков! — закричал он.
— Никого нет! Вообще никого, — отозвался голос из леса.
— Ищите! Их здесь по меньшей мере пара десятков!
Василиса подняла голову и строго спросила:
— Что это значит, Леонид?
Харченко хмыкнул.
— Вспомнила, как меня зовут, красавица? Боюсь, поздно. Мы оказались по разные стороны баррикад.
— Бунт? — поинтересовалась Василиса.
— Рокировка. Мне спасение человечества и интересы своей страны дороже общих принципов гуманности, — сплюнул на землю Харченко. — Увы, вы хоть и люди, предали свой вид. Ваша смерть послужит делу обновления… Впрочем, хватит болтать! И так слишком много трепались.
Харченко снял с пояса какой-то предмет. Наручники? Щипцы? Нет… Что-то странное. Типа ритуального костяного ножа. Двух ножей…
Седой, захлебывавшийся кровью — в него попали две пули, — прорычал:
— Подонок.
— Молчи, животное, — огрызнулся Харченко. И щелкнул своим инструментом. Только тут все поняли, что это барсучьи челюсти на шарнирах.
— Вас закусают барсуки, — пояснил Харченко. — Загрызут. Трудновато было найти несколько подходящих чучел, чтобы извлечь челюсти. Но мы нашли. Теперь экспертиза покажет, что надо. Эй, Дежнюк! Быстро сюда. Пора разобраться с предателями.
— Позвольте вопрос. На кого вы работаете? — почти спокойно подал голос Клотицкий. — Наша смерть не сойдет вам с рук.
— Барсукам не сойдет, — ответил Харченко, главный вопрос игнорируя. — А человечество будет спасено. И людей из Крыма эти твари не вытеснят. Ладно, вы бы еще Кенигсберскую область собрались им отдать…
— Глупо! Все равно бы решение принималось референдумом, — заметил Марцин. — А барсуки обо всем расскажут.
— Кто им поверит после такого? — спросил Харченко и наклонился к Василисе. — Жаль портить такую прекрасную шейку, но интересы человечества выше личных привязанностей. Прощай, красавица!
Земля разверзлась под ногами Харченко. Несколько клиновидных серых теней метнулись к нему с деревьев. Хрип, вскрик — и воцарилось молчание. Очень недолгое молчание. Потому что спустя пару секунд лес наполнился грохотом выстрелов, криками, писками, ревом и проклятьями.
Харченко провалился в барсучью нору и исчез без следа. Вместе с ним исчезли барсуки, сидевшие прежде в засаде на деревьях. А люди полагали, что они по деревьям лазить не умеют… Хотя что стоит научиться, если мозги работают?
Канонада еще не отгремела, а Седой слабеющими челюстями уже перегрыз сеть, опутывающую Литовкина. Олег вынул из кармана складной нож, с которым как истинный любитель походов не расставался, освободил Василису и Клотицкого. Сорвал с себя рубашку, располосовал ее, попытался перевязать раны Седому.
— Без толку, — прохрипел барсук. — Я должен успеть сказать! Мы как-то плохо закончили разговор… Нас прервали.
— Может быть, не стоит? — спросила Василиса. — Вам нужно срочно оказать помощь. Спасти.
Барсук захрипел.
— Спасти меня не в вашей власти. А умирать все равно придется. Я и так прожил долго… Почти сто лет.
— Сто лет? — изумился Литовкин. — Но барсуки живут…
— Что вы знаете о барсуках? — фыркнул Седой. — И электричество… Вода… Автомобили, за которые вы цепляетесь! Что бы вы сказали, если бы платой за расставание с этими устройствами стали двести — триста дополнительных лет жизни для каждого человека? Может быть, все пятьсот. Понимаете, почему я говорил, что нужно спешить? Как обидно за тех, кто умрет в эти два-три месяца… Они могли бы жить еще сотни лет!
— Он бредит, — констатировал Марцин. — Барсуки могут бредить.