— Притворяться, что гладишь собаку, которой на самом деле здесь нет.

— Но ведь Корки здесь. Я не могу потрогать ее, но могу представить, каково это. Когда-то у меня была настоящая собака, и Корки реагирует так же, как она. Я и не думал, что виртуальная копия может приносить столько радости.

— Действительно, кто бы мог подумать?

Несколько минут спустя Френкель произнес:

— Мистер Беверман готов с вами встретиться.

Ларсон направился в кабинет, как будто шел осаждать крепость.

В постели Вина оказалась нежной и внимательной, и Ларсону хотелось вести себя так же. С Кристин все происходило совсем иначе. С ней, с ее идеальным телом фотомодели, он чувствовал себя сторонним наблюдателем. Человек отдельно — тело отдельно. Как будто все дело в теле.

— Было очень мило, — сказала Вина, лежа на его руке.

— Пожалуй.

Она прижалась к нему и поцеловала в шею.

— Могу я задать тебе личный вопрос?

— Конечно.

— Почему ты развелся с моей начальницей?

— Э…

— Можешь не отвечать. Порой я говорю глупости.

— Да нет, все в порядке, просто не думаю, что смогу это объяснить. Это надо прочувствовать на собственном опыте…

— Я понимаю.

— Надеюсь. Думаешь, я слишком унылый? Это одно из обвинений Кристин.

— Не знаю. По-моему, все в порядке.

— Мне тоже так кажется.

— У вас же нет детей, так?

— Да. Только Кори.

— Пудель?

— Ага.

Какое-то время они лежали молча, потом Вина спросила:

— Ты скучаешь по ней?

— Она сидит в соседней комнате.

— По ней — то есть по жене.

— Не то чтобы…

— «Не то чтобы, но все же скучаешь» или «нет, не скучаешь совсем»?

— Что?

— Ничего. — Вина уткнулась носом в его шею и вздохнула.

Позднее, когда Вина заснула, Ларсон осознал, что ему все-таки не хватает Кристин. Он скучал не по их ссорам. Не по ощущению постоянного стресса. Он скучал по ней самой.

Он вспоминал, как они лежали в постели. Как ходили на вечеринки — он и Кристин, и кто на его месте не сожалел бы о том ощущении превосходства, которое испытывает мужчина, сопровождаемый самой красивой из всех женщин на вечеринке?

И все же он думал о ней как о некоторой идее. Ему не хватало лишь некоторых аспектов, а не всей Кристин в целом.

В субботу Ларсон и Вина вывели Кори в парк. Ларсон перестал там бывать, после того как повстречал Де Вриза с копией Кори. Какое-то время казалось, что дубликатами пуделя обзавелась половина Нью-Йорка. Сегодня, впрочем, ничего такого не замечалось. Наверное, мода сменилась, и Корки удалили или попросту позабыли, как обыкновенную брошеную собаку.

— Всего лишь еще одно дурацкое сетевое увлечение, — заметила Вина. — Не понимаю, почему оно тебя так волновало.

— Я тоже не понимаю. Все эти копии… мне казалось, что они обесценивают мою собственную собаку.

— С чего бы?

— Не знаю.

— По-моему, единственная причина заключается в том, что ты сам хотел так думать.

— Наверное.

Кори тяжело переставляла лапы, угрюмо понурив голову и опустив хвост. Солнце и свежий воздух, очевидно, уже не радовали ее, как раньше. С каждым днем собака становилась все менее подвижной, и это беспокоило Ларсона.

Вина взяла его под руку.

— Надо бы отвести Кори к ветеринару, — заметил он. — В последнее время она приуныла.

— Сколько ей?

— Девять с половиной.

— Не так мало для собаки.

— Будет тебе, она не такая уж и старая.

Вина присела рядом с Кори, нюхавшей что-то невидимое. Затем погладила собаку по голове.

— Ты же хорошая девочка, правда? — спросила она. Кори подняла голову, но без привычного оживления.

Глядя на Вину, на ее волосы, так отличающиеся от ангельски-светлых локонов Кристин, он внезапно ощутил прилив нежности и любви.

— Эй, — сказал он, привлекая внимание Вины. — У меня сегодня отличный день.

— У меня тоже.

— И знаешь что?

— Что? — Она улыбнулась.

— Это из-за того, что я с тобой.

Ее улыбка потеплела.

— Значит, у меня сегодня просто прекрасный день, — сказала она.

Они пошли дальше, пересекая залитую солнцем лужайку. Неподалеку три девушки из группы поддержки в майках и коротких плиссированных юбках отрабатывали движения, наклоняясь и взмахивая руками.

Вина заметила, что Ларсон смотрит на них. Он просто не мог не обратить на них внимания: впрочем, дни, когда это называли изменой, уже миновали.

— Показушницы, — бросила Вина таким голосом, как будто ее это совершенно не занимало.

— Каюсь, я опозорен, — признался Ларсон.

— Знаешь, а ведь в школе мне довелось быть в группе поддержки.

— Серьезно?

— Да, и я все еще помню кое-какие движения. Смотри!

Она отбежала на пару метров вперед, и Ларсон тут же возненавидел себя за то, что его взгляд отметил отсутствие элегантности. Всего минуту назад он смотрел на нее, как на женщину, в которую начал влюбляться. Теперь же какая-то идиотская часть разума взялась за сравнения. Вина, одетая в черные джинсы и серую рубашку, попробовала перекувырнуться колесом, так что рубашка задралась, обнажив бледную кожу и жировые складки. Неумело исполненный трюк прервался на середине, и Вина, смеясь, упала на траву. Затем она села, широко расставив ноги, и, надув губы, словно ребенок, спросила:

— Ну как, тренер, я справилась?

— Еще бы…

В постели, месяц спустя, Ларсон сказал: