что? Мы наблюдаем на коже живота и груди едва различимое овальное пятно — вот, вот оно начинается, где пальцем показываю, вот граница! — овальное пятно темноватого оттенка и непонятного генеза. Напоминает пигментный след от солнечного загара. В коже изменений нет — ровная, эластичная. Но… — Палыч обиженно на меня покосился. — Пробу ткани он взять не дал. Больно ему там, щекотно ему…

— Не понял, — сказал генерал. — Ну пятно, ну и?

— Он им видит, этим пятном! — оживленно подхватил физик Кузьма. — Если, конечно, не брешет…

— Он не брешет, — покачал головой генерал и украдкой оглянулся на штукатурку возле батареи.

— Да не может такого быть! — с жаром заявил Кузьма. — Это сказки! Миф!

— Но он же видит, — напомнил генерал.

— Не может он видеть звук! — воскликнул Кузьма и начал загибать пальцы: — Во-первых, если бы он видел звук, то все предметы представлялись бы ему зеркальными. Потому что любой предмет звук хоть немного, да отражает. Даже куски поролона! А они — по его словам — разноцветные.

— Куски поролона? — удивился генерал.

— Предметы! — со значением поднял палец Кузьма. — Разноцветные!

— В зависимости от освещения, — мрачно вставил я. — В смысле — от высоты звука…

— Вот! — Кузьма многозначительно перевел палец на меня. — Брешет! Мы проверяли: воду он видит всегда синей. И в ультразвуке, и в инфразвуке, и на частоте музыкального камерто…

— Не вру! — обиделся я. — А действительно вижу любую жидкость синей. А человеческое лицо — всегда желтым. А почему — не знаю! У меня даже моча, пардон, синяя.

— Мочи мы набрали! — похвастался Палыч. — Нормальная моча, хорошего кукурузного цвета! Завтра биохимия будет готова…

— И? — сухо спросил генерал.

— Далее! — Кузьма энергично загнул второй палец и потряс кулаком. — Есть принцип звуковой локации, согласно которому невозможно различить объект, если он меньше половины длины звуковой волны!

— Но… — начал было я.

— Нет, брат! — покачал головой Кузьма. — Не проведешь! — Он повернулся к генералу. — Мы измеряли: он различает предметы куда лучше, чем можно было бы ожидать в тех звуковых диапазонах, в которых мы в лаборатории…

— Да! Вижу! — разозлился я. — И плевал я на вашу физику! Вижу, и все тут!

— Действительно, — удивился генерал, — различает же?

Кузьма помахал рукой, где два пальца уже были загнуты, а остальные торчали врастопырку.

— Сколько пальцев? — строго спросил он меня.

— Три, — сказал я.

— Вот! — Кузьма торжествующе обвел взглядом комнату. — А такие мелкие детали в звуковых волнах неразличимы.

— Но… — возмущенно начал я.

— Три! — Кузьма торжествующе загнул третий палец. — Он якобы хорошо видит сквозь стену, если за стеной шум! Но по законам физики он ни за что не смог бы различить отраженные контуры сквозь такую звукоизолирующую преграду, как стена! В лучшем случае, он видел бы стену как мутную преграду, а в ней размазанное пятно от источника звука! Но ни в коей мере не от других предметов, отражающих…

— Какие вы все умные! — обиделся я.

— Скажу более, — невозмутимо продолжал Кузьма. — Сколь-нибудь внятное зрение в звуковых волнах в принципе невозможно, потому что миллионы звуковых отражений от всех предметов накладывались бы одно на другое, и картина получалась бы совершенно неразборчивой. Не говоря уже о том, что угасание звуковой волны очень быстрое и на расстоянии пары метров…

— Отставить! — Генерал поднял ладонь. — Я все понял. Кузьма, так какой диагноз ставит физика?

— Ну… — Кузьма сразу потерял энтузиазм и поморщился. — Что-то он здесь темнит… Как-то он нас пытается дурить… Надо понять, как и чем.

— Ясно. — Генерал перевел взгляд на Палыча: — А что у нас говорит медицина?

— Ну… — Палыч неуверенно поскреб лысину. — Нельзя спешить с выводами… Надо взять анализ тканей… Сделать энцефалограмму зрительных зон мозга… Хорошо бы еще…

— Ясно. — Генерал повернулся к моему несостоявшемуся начальнику: — Никита, а у компьютерщиков какие идеи?

— В принципе, — задумчиво начал Никита, — медицина и физика говорят правильно… Но это правильно до тех пор, пока мы имеем дело с каким-то ухом, которое подключено к мозгу напрямую. А если предположить, что не напрямую? А если первичной обработкой звуковых сигналов занимается некий супермощный процессор?

— Компьютер? — уточнил генерал.

— Не важно, компьютер, или опухоль мозга, или что-то еще… Если этот процессор какими-то немыслимыми алгоритмами перерабатывает все сигналы от каждой точки этого пятна… Или чем он там видит звук… А затем этот процессор транслирует в мозг лишь визуализацию — то есть свою версию происходящего, картинку, которую сам построил и смоделировал…

— То? — Генерал вопросительно качнул головой.

— То этим вполне можно объяснить, почему его взгляд не теряется среди миллионов звуковых отражений, и почему вода представляется ему именно синей, и почему он различает изображение даже через стену…

— И почему? — живо спросил генерал.

— Да не может этого быть! — с жаром перебил Кузьма. — Законов физики никто не отменял! Учите физику, граждане, учите! Учение — свет!

Из его горла шла такая яркая волна, что я воочию убедился, что учение — действительно свет, особенно когда громкое.

— Отставить, — решительно начал генерал, но Кузьма, забывшись, снова его перебил.

— Вот! — завопил он и указал на меня пальцем. — Вот последний вопрос: звук-то идет со всех сторон? А он говорит, что видит только спереди! А сзади? Куда теряется звук? Может, у него в брюхе звуковой изолятор стоит? Нет там никакого изолятора! Спрашивается, почему звуки сзади не мешают ему видеть звуки спереди?

— И почему? — генерал с любопытством повернулся ко мне.

— Спасибо вам за все, Леонид Юрьевич, — вздохнул я. — Поздно уже, а у меня еще одна встреча очень важная. Пойду я.

— Как это знакомо! — всплеснул руками Палыч. — Так всегда в медицине и бывает! Объявится феномен, а как начнешь спрашивать у феномена подробности — так сразу «мне пора», «я спешу»… — Он задумчиво прижал свой нос указательным пальцем, постоял так, погрузившись в мысли, затем решительно цыкнул зубом, поднял палец вверх и начал: — Был у меня случай, еще когда под Казанью служил. У нас в госпитале солдатик пытался от службы закосить. Так знаете, чего