задания живым или нет.

Вернувшись к себе, Стеф устроился на балконе и углубился в документы: голограмма Дьевы, сведения о ее жизни на Ганеше и карта древней Москвы. Карта удостоилась лишь беглого взгляда — воспользоваться ею он мог только на месте. Другое дело голограмма. Стеф вглядывался в нее так, будто его возлюбленной была она, а не Джун, и запечатлел в памяти круглое скуластое лицо татарки и ничего не выражающие глаза.

После чего прочел ее биографию. К его удивлению, этот документ под грифом «ГОСТАЙНА. НЕ СНОСИТЬ ГОЛОВЫ» был написан професором Яном. Войдя во вкус полисайских денег, Ян начал работать на Яму как агент-доброволец, и его первым заданием было составить и аннотировать историю жизни Дьевы.

Поселенцы отправились в систему Шивы под водительством благочестивого индуса, который надеялся создать приют для всех, кто исповедует старые веры — мусульман, христиан, иудеев и буддистов вдобавок к своим единоверцам, — чтобы там, вдали от коррупции и безверия, навеки воцарились мир, справедливость и служение Богу.

«Реальные результаты этого благородного эксперимента, — писал Ян, — иначе как ироническими назвать нельзя». В процессе заселения системы были уничтожены три вида разумных существ, а дальнейшая история системы Шивы слагается из религиозных войн между людьми и ожесточенных сектантских свар.

Ахматова Мария родилась в глубоко верующей семье на Ганеше, третьей планете. Они были христианами, членами русской православной церкви, и истово ненавидели как своих соседей-иноверцев, так и растленные безбожные цивилизации остальных планет. Со временем она утратила веру в Бога, сделав своей религией судьбу человечества. Ее личная жизнь оставалась аскетичной. У нее не было ни любовников, ни любовниц, и имя, взятое ею в движении, созданию которого она много способствовала, на русском, ее родном диалекте, означает «девственница» — Дьева.

Она училась в академии, и там известие о технических достижениях, приведших к созданию червобура, подсказало ей великую цель ее жизни. Она вошла в группу людей, так или иначе связанных с академией, которые разработали план предотвращения Времени Бедствий, для чего требовалось вернуться в прошлое. Некоторые члены ее группы перевелись в Университет Вселенной в Уланоре, где вербовали сторонников, намереваясь создать, — а узнав, что он уже создан, — украсть червобур.

Дальше следовала часть, которую Яма отчеркнул красным. Теория Дьевы о возможности предупреждения Бедствий опиралась на устную легенду, бытовавшую среди русских христиан на Ганеше: будто человек по фамилии Разруженье, министр обороны древней России, в преддверии Бедствий отдал распоряжение о первом термобиоударе по Китаю, и это положило начало Времени Бедствий. Убийство этого индивида вполне могло предотвратить ту войну, а с ней и всю последовавшую цепь катастроф.

— Вот, значит, что! — пробормотал Стеф.

Ему показалось несколько странным, что Дьева, верующая в абсолютную ценность жизни, вернулась в прошлое убить кого-то. Но Ян в примечании напомнил, что подобное случалось прежде много-много раз: люди, веровавшие в свободу, бросали в тюрьмы противников свободы; те, кто веровал в жизнь, убивали всех, кто, по их мнению, ей угрожал.

Покончив с документами, Стеф перекусил, а потом бросился на кровать. Проснулся он от звонка масшины. Наспех умывшись, он занялся большим ящиком с нелепыми одеяниями, которые были изготовлены по эскизам профессора Яна, сделанным им по мозаикам московского метро.

В семь семьдесят пять административный плавнолет забрал Стефа с крыши и доставил его в квартал, слишком хорошо ему знакомый: скопление огромных безликих зданий. Они тянулись по ту сторону ступенчатого Дворца Правосудия и Центральной Каталажки, в подземных помещениях которой он изведал все прелести допроса.

На этот раз целью был пятиугольник Земли Центральной. Плавнолет спустился в колодец внутреннего двора, который остряки окрестили «Пупом Земли». Яма встретил Стефа, едва он сошел в сумрачный двор, выложеный черными восьмиугольными плитами, и провел его по узким коридорам мимо вооруженных темнооборотников в сводчатый зал, посреди которого в лианах толстых серых кабелей высился сверкающий аппарат.

— Вот он, значит, какой, — сказал Стеф, заинтересованный полным отсутствием у себя хоть какого- то интереса. В центре червобура помещался двухметровый куб с круглым отверстием в одной грани, назначение которого угадать особого труда не составляло.

Техи в синих халатах помогли ему надеть тяжелое пальто с широкими лацканами и большими карманами, сунули взрывной пистолет в правый карман, а в левый положили черный аккумуляторчик с маленьким контрольным ящиком. Кто-то засунул холодную металлическую кнопку в его левое ухо.

— Обрати внимание на систему контроля, — сказал Яма. — Возьми ее в руку. Вот так. Красная кнопка: дело сделано, верните домой. Оке? Белая кнопка: нуждаюсь в помощи, пришлите подкрепление немедленно. Черная кнопка: хватайтесь за задницы, Дьева своего добилась, и вашему миру капут… В систему встроен крохотный магнитпространственный передатчик, который в течение одной микросекунды испускает, так сказать, космический писк. Этот сигнал пересекает время точно так же, как пространство… не спрашивай меня, каким образом. Мы будем готовы его принять. А тогда вернем тебя, пошлем помощь или…

— Схватитесь за задницы. Понимаю. Но ведь это значит, что вы можете просто бросить меня там, сэкономив миллион.

— Верно, можем, но не станем. — Он улыбнулся. — За какой-то паршивый мильончик, к тому же не мой?

Они уставились друг на друга, и Стеф выжал из себя жалкую улыбку.

— Вот и ладно. Какие-нибудь проблемы?

— Да, — ответил Стеф. — И много. Я не говорю по-русски. Я понятия не имею, как мне отыскать Дьеву, даже если я попаду в Москву в нужное время. Я…

Яма взял Стефа под руку и повел к червобуру.

— Не волнуйся. Эта штучка у тебя в ухе будет все переводить. И о времени не беспокойся. Счетчик в аппарате зафиксировал дату, выбранную Дьевой: триста тридцать первый день две тысячи девяносто первого года. И мы пошлем тебя в тот же день и час в надежде, что она окажется где-то рядом. Но если нет, тебе придется ее отыскать.

— Как?

— Ну хватит, Стеф. Я расписывал командованию твою изобретательность. Мир, в который ты отправляешься, исчез в пылевом облаке. Так много ли можно знать о нем? Сориентируешься по месту.

Они остановились перед массивным сверкающим аппаратом.

— Я тебе жутко завидую, — произнес Яма придушенным голосом.

— Ты — рыцарь-паладин нашего мира, как Йотсисун, как Саладин, как Ричард Львиное Сердце.

И Яма обнял его.

— Береги себя, мой старый друг, и пришиби эту дерьмовую девственницу!

Секунду спустя техи подсадили Стефа в червобур и закрыли тяжелую дверь, смахивающую на девятилепестковую стальную ромашку. Яма отошел, утирая глаза. Наблюдать за отбытием явился Катманн, и Яма подошел к нему.

— Ну вот, у меня стало одним другом меньше, — сказал Яма. — Моя работа — сущий ад. Как идет подготовка вашей команды киллеров?

— Ускоренными темпами. Естественно, задание выполнят они.

— Не исключено, что Стеффене справится сам.

— Возможно, — кивнул Катманн, — а у меня есть шанс стать следующим Контролером Солнечной системы… Ну ладно, — добавил он, — арестовали еще нескольких «круксиков», и меня ждет работа в Палате.

Сидя в червобуре, как его проинструктировали — подняв колени, опустив подбородок, обхватив руками голени, потея в тяжелом пальто, ощущая ребрами пистолет, — Стеф попытался представить себе лицо Джун, но обнаружил, что и оно неспособно объяснить ему, почему он находится там, где находится. Приятное возбуждение, которое он испытывал утром, исчезло и сменилось предательским страхом. Он мог