то вторая в три или четыре раза глубже и абсолютно беспросветна. Она простирается за пределы отложений Хадара и Летоли примерно на шесть миллионов лет, устремляясь прямо в миоцен. Исследователь, идущий вспять по тропе развития гоминид, впервые встречается здесь с существами, которые уже не гоминиды. Где-то в этой второй дыре находятся формы, слишком примитивные для классификации в связи с вопросом о наших предках. Это окаменелости, которые начинают встречаться на дальнем конце «черной дыры» около 9-10 миллионов лет назад. Они принадлежат человекообразным обезьянам.
В промежутке, в самой «дыре», почти ничего нет. От всего огромного периода в шесть миллионов лет в Восточной Африке и Эфиопии сохранились только три фрагмента, предположительно относящиеся к гоминидам: плечевая кость из Канапои (немного больше 4 млн. лет), обломок челюсти с единственным моляром из Лотагама (5,5 млн. лет) и еще один моляр из Лукейно (6 млн. лет). Эти три окаменелости так фрагментарны, так ветхи, так затеряны в пустыне времени, что не могут ничего сказать о себе, кроме того, что подсказывает логика: в этот период в Восточной Африке развивался какой-то переходный вид от человекообразной обезьяны к гоминиду. Когда и каким образом это происходило, так же неясно, как неясны и сами эти окаменелости.
На уровне 9-10 миллионов лет на дальнем конце «черной дыры» снова появляются ископаемые свидетельства: ученым удалось найти в нескольких местах продуктивные слои такого возраста. Там они обнаружили человекообразных обезьян, несколько их типов. Будучи примитивными, они не соответствуют ныне живущим формам, но обладают признаками, как бы предвосхищающими современных антропоидов, хотя связь эта не настолько ясна, чтобы можно было сказать, какая именно из древних обезьян была предком орангутана, гориллы или шимпанзе. Одна из них — рамапитек — имеет зубы, как будто уже намекающие на эволюцию в сторону гоминид. Здесь мы встречаем первые признаки того загадочного увеличения моляров с утолщением их эмали, которое в конце концов достигает почти гротескной формы у поздних массивных австралопитеков.
Очевидно, что рамапитек и пара других обезьян со сходными особенностями зубной системы делали что-то такое, чего не могли делать остальные миоценовые антропоиды. Каким было это особое поведение и как оно соотносилось с поведением их предшественников или одновременно живших с ними обезьян — вот круг вопросов, интересующих англичанина Дэвида Пилбима, эрудита с тихим голосом, который преподает антропологию в Йельском университете и пытается разобраться в путанице проблем, связанных с миоценовыми антропоидами.
Работу Пилбима затрудняют плохая сохранность ископаемых остатков, их относительная редкость и нечеткая датировка. Они поступают с трех континентов и разбросаны во времени в пределах около 10 миллионов лет. Почти целое столетие собирали их специалисты и любители. Снабженные противоречивыми названиями, эти окаменелости осели в хранилищах дюжины музеев и были практически забыты. Другой йельский антрополог, Элвин Саймонс (ныне он работает в Университете Дюка), потратил немало сил, чтобы извлечь их оттуда. Он установил, что по меньшей мере две находки, фигурировавшие под различными названиями, можно отнести к роду Ramapithecus. Таким образом, в его распоряжении оказались сносные образцы как верхней, так и нижней челюстей и соответствующих зубов. В реконструкции Саймонса рамапитек отличался не только пресловутыми крупными молярами с толстым слоем эмали, но также небольшими клыками и гоминидоподобной дугообразной формой нёба. Не известно, ходил ли он прямо и каков был его череп. Подобно многим другим миоценовым человекообразным обезьянам, рамапитек представлен только остатками челюстей и зубами.
Если, как утверждает Оуэн Лавджой, чтобы знать окаменелости, надо жить среди них, то лучший пример тому — Дэвид Пилбим. Двадцать с лишним лет он поглощен изучением небольшой коллекции давно исчезнувших предков человекообразных обезьян. Пытаясь понять их, он изменяет свои прежние взгляды по мере того, как растет это понимание. В 1978 году с трибуны того самого Нобелевского симпозиума, на котором я впервые публично заявил об афарском австралопитеке, Пилбим прочел длинный и интересный доклад об антропоидах миоцена. Просто удивительно, сколько ценной информации он умудрился извлечь из этих древних фрагментов. Он крайне осторожный человек и все время подстраховывает свои выводы оговорками, что они могут оказаться ошибочными. Но он все-таки нарисовал картину, которая выглядит примерно так, как мы сейчас опишем.
Миоценовые человекообразные обезьяны появляются около 20 миллионов лет назад. Одна из древнейших форм — Dryopithecus africanus[18] — была найдена Луисом Лики на берегу озера Виктория. Другие подобные дриопитеку существа появились позднее, их находят в интервале от 18–17 до 9 миллионов лет. Они различались по форме и размерам тела и были широко распространены в Африке, Центральной и Южной Европе и Азии. Подобно всем человекообразным обезьянам, они обитали в лесах, и их ареал совпадал с зоной великих тропических лесов, которые опоясывали Землю в начале миоцена. Пилбим объединил несколько форм в одно семейство и назвал его «дриопитециды» по самому известному представителю группы.
Судя по общему впечатлению, эти существа несколько напоминали шимпанзе в крупных и мелких вариантах. Но это не были шимпанзе — они отличались по многим важным особенностям. Пилбим считает, что ранние дриопитециды на самом деле были ближе к низшим обезьянам, чем к современным антропоидам. И все-таки не следует отвергать предположения, что они были предками современных человекообразных обезьян. Некоторые из них даже как бы предвосхищают орангов, другие — горилл, третьи — шимпанзе. Но доказать это невозможно. Ископаемые остатки дриопитеков исчезают 8 или 9 миллионов лет назад. Промежуточные типы между ними и современными антропоидами неизвестны. После 8 миллионов лет нигде не найдено окаменевших костей человекообразных обезьян. Одной из причин этого могла быть малочисленность самих обезьян. В миоцене площадь тропических лесов стала сокращаться, вслед за тем сократилось и количество дриопитековых. Может быть, попав в далеко не идеальные условия среды, они стали испытывать неблагоприятные последствия предельно выраженной К-стратегии. Но, конечно, более важная причина, объясняющая редкость находок костных остатков лесных жителей — будь то обезьяны или кто-нибудь другой, — состоит в том, что они плохо сохраняются в тропических лесах. Слишком кислая почва вместе с бактериями «съедает» кости еще до того, как они начинают фоссилизироваться.
Во всяком случае, современные гориллы, орангутаны и шимпанзе возникают как будто ниоткуда. Сегодня они с нами, но вчерашнего дня у них нет, если не считать отдаленных черт сходства, намечающихся у дриопитековых. Пилбим полагает, что связь существует, он отразил это в составленной им схеме (с. 270), но счел нужным оставить в ней большой разрыв и не сделал попытки связать какого-либо конкретного представителя дриопитековых с тем или иным из ныне живущих антропоидов. Он ограничился выводом, что дриопитециды — это примитивные антропоиды, обладающие рядом общих черт, которые отделяют их от второй группы антропоидов миоцена. Пилбиму удалось вычленить и эту группу, которую он назвал «рамапитециды», так как к ней относится упомянутый выше рамапитек.
В чем же состоит различие? Оно очень простое, но необычайно важное. За исключением премоляров, имеющих сходство с обезьяньими, остальные зубы рамапитековых имеют своеобразное, уже не обезьяноподобное строение: крупные, покрытые толстым слоем эмали моляры, небольшие клыки. Они предвосхищают гоминид. Дриопитеки с зубами обезьяньего типа — предвестники современных антропоидов.
Так просто и в то же время так сложно. Двадцать лет исследований и перетасовок привели к созданию обманчиво простой схемы. Существенно в ней то, как Пилбим расположил различные типы, распределив их по горизонтали в соответствии со степенью близости к человекообразным обезьянам или к гоминидам. Так, существо, названное Limnopithecus, заняло в его схеме крайнее левое положение, так как это наиболее обезьяноподобная из всех миоценовых форм, a Ramapithecus благодаря наибольшему сходству с гоминидами оказался на правом краю — он явно претендует на роль нашего предка.
Главное, о чем говорит нам схема Пилбима, — это то, что разделение человекообразных обезьян на две группы произошло намного ранее 10 миллионов лет. Из-за скудости ископаемых остатков это казалось не столь очевидным, пока Пилбим не свел воедино материал, относящийся к разным регионам, пока он не отправился в Пакистан (где находится ряд наиболее продуктивных слоев с остатками рамапитеков) и не увеличил там свою коллекцию, пока не нашел несколько ископаемых костей еще одного представителя рамапитековых — Sivapithecus — и не счел нужным на основании особенностей зубной системы поместить
