отбор, поэтому лишь очень небольшое число явно некачественных статей может увидеть свет. В редакциях журналов сидят опытные люди, способные без труда отличить сенсацию от бреда. Публикуя статью сенсационного характера, они делают ее объектом критики, которую статья должна выдержать, если содержащиеся в ней оригинальные идеи действительно жизнеспособны.
Наше сообщение об Australopithecus afarensis попадало в разряд сенсаций — был открыт и описан новый вид гоминид и предложена новая схема генеалогии человека. Тем самым наша статья создавала серьезные затруднения для наших оппонентов. Вот почему, я полагаю, оба Лики так отнеслись к ней: она бросала вызов их давним представлениям об уникальности рода Homo.
Так думал Луис Лики. Он безжалостно отсекал любую конкурирующую окаменелость от линии Homo. В результате оказались отброшены все австралопитеки, затем Homo erectus и даже неандертальский человек. Хотя в семье Лики каждый в конце концов пошел в науке своим путем, все придерживались единого «семейного» взгляда на происхождение человека. Подобно отцу, Ричард Лики предпочитал искать древнего Homo и отсекать всех конкурентов, в том числе остальных гоминид: раз они не Ноmo, значит, не могут быть и предками Homo.
Этот подход стал очевиден для меня еще в 1974 году, когда Ричард вместе с матерью во время визита в Хадар, едва взглянув на «челюсти Алемайеху», сразу же отнес их к роду Homo. В предшествующих главах я подробно объяснил, почему в то время такой вывод казался вполне логичным. Это было связано и с состоянием наших знаний об ископаемых гоминидах, и с сенсационными суждениями о древности ранних представителей Homo, основанными на датировке черепа 1470, возраст которого, по утверждению Ричарда, составлял почти три миллиона лет. На месте Ричарда, будь я обладателем столь древней и уникальной находки, я наверняка тоже решил бы, что линия человека уходит в глубокую древность и что стадию предчеловека и проточеловека следует искать в еще более отдаленном прошлом. Не зная достоверных остатков австралопитековых, которые могли бы сравниться по древности с черепом 1470, я тоже был бы вынужден исключить этих гоминид из числа наших предков.
Ричард Лики стал всемирно известен благодаря находке черепа 1470. Это открытие укрепило его идеи об эволюции человека. Когда большую древность «1470-го» начали подвергать сомнению, Ричарду трудно было примириться с этим. Вместо того чтобы под напором все новых фактов, указывающих на неверность датировки, пересмотреть свои идеи, Лики стал упорно цепляться за прежнюю цифру в три миллиона лет. Хотя в конце концов ему пришлось от нее отказаться, он все-таки оставил за собой право на древнего Homo, не выступив с публичным признанием новых данных. Если ему удастся найти более древние ископаемые остатки того же типа, что и «1470-й», или каким-то образом реабилитировать прежнюю датировку последнего, его взгляды на эволюцию человека смогут сохраниться в неизменном виде.
С появлением Australopithecus afarensis эта возможность отпадала. Ведь если признать совершенно непохожее на человека, обезьяноподобное создание возрастом в три миллиона лет предком Homo, то что же делать с самим древним Homo, появляющимся, по мнению Лики, на уровне 2,9 млн. лет? Для него, явного человека, в этом узком интервале просто не хватило бы места.
Временные рамки могли быть раздвинуты только в том случае, если бы удалось как-то отнести ископаемых существ из Летоли и Хадара к роду Homo. Сделайте это, и древний Homo объявится вновь около 3,0 или 3,7 млн. лет. Я думаю, именно поэтому Ричард и Мэри Лики так ухватились за те особенности костей из Летоли и Хадара, которые, по их мнению, были признаками Homo, и игнорировали более примитивные черты. Я поступал так же, как и они. Но я имел возможность тщательно изучить всю коллекцию и не был связан какими-либо сверхценными идеями, поэтому мог легко изменить свое мнение. Да у меня и не было выбора: мне пришлось это сделать.
Продолжим ход рассуждений Лики. Если отнести к роду Homo более крупных особей из Летоли и Хадара, от которых лучше всего сохранились зубы и челюсти, то Люси надо было отделить от них — она настолько отличалась от человека, что никто не решился бы назвать ее Homo. На этом основании Ричард и Мэри заявили, что в Хадаре существуют два типа гоминид: человекоподобные особи и Люси.
Напомню, что вначале я тоже придерживался такого мнения, но потом отказался от него. Я глубоко сожалею, что оба Лики до сих пор впрямую не занялись теми проблемами, которые представляют наибольший интерес в палеоантропологии 80-х годов. Может быть, они еще это сделают. Во всяком случае, я не теряю надежды.
Летом 1979 года произошло неожиданное событие. Анализируя хадарские находки, мы с Тимом всегда исходили из того, что их возраст — три миллиона лет: такова была древность базальта из Хадара по данным Джеймса Аронсона. В августе Аронсон сообщил нам, что эта цифра изменилась.
Хочу напомнить, что Аронсон с самого начала считал древность в три миллиона лет минимальной. Однако он воздерживался от более определенных утверждений. Он хотел дождаться окончательных данных Бэзила Кука об ископаемых свиньях Хадара, прежде чем решать, относится ли базальт к периоду обратной полярности Маммот или к более древнему периоду Гилберт. В конце 1978 года Кук обнародовал свои данные. Его анализ показал, что возраст в 3,0 млн. лет слишком мал для базальта. Это послужило для Аронсона своеобразным стимулом. Использовав исключительно чистые образцы базальта, собранные Бобом Уолтером в 1976–1977 годах, он поставил серию из 16 опытов и получил удивительный результат — цифру в 3,75 млн. лет с возможной ошибкой ±100 тысяч лет.
Резкие сдвиги датировок обычно вызывают шоковый эффект. Однако на этот раз изменение возраста многое упростило. Хадарские находки, в морфологическом отношении близкие к находкам из Летоли, неожиданно оказались почти столь же древними. Что за фантастическое, ослепительно прекрасное сочетание! Хадарским челюстям, которые находились под базальтом, было около четырех миллионов лет! Люси и «первое семейство» — остатки, найденные выше базальтового слоя, — теперь датировались в 3,0– 3,5 млн. лет.
Это было чудесно. Но все имеет оборотную сторону. Теперь возникла другая проблема: разрыв в построенном нами родословном древе еще больше увеличился. На протяжении почти миллиона лет — между тремя и двумя миллионами — не известно никаких достоверных находок Homo. Что же происходило в это время?
Если наша схема верна, то любые находки, относящиеся к этому длительному периоду, окажутся промежуточными этапами на пути от афарских австралопитеков либо к Homo, либо к поздним австралопитекам. Но если появится нечто совершенно иное, нам придется снова браться за карандаш и чертежную доску.
Я не думаю, что это может произойти. Слишком хорошим оказалось соответствие. Теперь у всех находок из Летоли и Хадара был именно такой возраст, какого и следовало ожидать, судя по их примитивным особенностям. Нас это вдвойне удовлетворяло. Прежде всего подчеркивалось сходство двух коллекций, автоматически устранялись соображения вроде того, что материалы из Летоли и Хадара не могут быть идентичными из-за разницы в возрасте.
Кроме того, теперь появлялось время, необходимое для эволюционирования различных популяций исходного вида в разных направлениях, определяемых экологическими факторами. Так, одна линия сможет развиться от Australopithecus afarensis, почти обезьяны, до Homo habilis, несомненного человека. У представителей другой линии тоже будет больше времени, чтобы осуществить неизбежный процесс увеличения коренных зубов при переходе к грацильным, а затем к массивным формам. Пожалуй, теперь здесь найдется место и для древнего Homo, если Ричард Лики снова захочет отодвинуть его назад в прошлое, за пределы двух миллионов лет. Я согласен признать Homo на том временном уровне, где будут найдены доказательства его существования, но — свете современных данных — только как потомка афарских австралопитеков.
В конце концов все проблемы решаются сами собой, нужно лишь уметь выждать и продолжать добросовестно трудиться. 1978 и 1979 годы были для меня и Тима довольно сумбурными. Лишенные радости открытия, которая делала предыдущие полевые сезоны такими волнующими и запоминающимися, они были наполнены однообразной лабораторной работой, бесконечными разговорами, размышлениями, улаживанием отношений и треволнениями. Мы, двое неоперившихся юнцов, замахнулись на всю палеоантропологическую систему. По какому праву мы взяли на себя смелость решать столь грандиозные задачи?
