почетного поражения? Сам он в конце концов спасся, а его фалангиты большей частью погибли.
На все эти вопросы Полибий не дает ответа. Ролоф из всего вышеизложенного считает вероятным следующий вывод. Клеомен, увидев, что путь через долину, т.е. его путь отступления, для него потерян, ищет во внезапном натиске на неприятельскую фалангу единственный, хотя и слабый, шанс на победу или во всяком случае на почетное поражение. Если бы он дольше ждал за своим укреплением, он был бы заперт со всех сторон. Если бы он сразу направился вниз, в долину, то не вышло бы ничего, кроме беспорядочного бегства или - в лучшем случае - отступления без всякой дальнейшей надежды на успех.
Довольно вероятно, что все именно так и случилось, но все же, - как Ролоф сам резко подчеркивает, - это только гипотеза.
Так как Полибий не открывает нам никаких мотивов, то от нас ускользает ответ на принципиальный вопрос: как держится греко-македонская фаланга при обороне полевых укреплений? При обороне Эвы Полибий требовал, чтобы защитники встречали наступающих впереди своих укреплений. Здесь речь идет о легковооруженных, которые могут относительно быстро скрыться в убежище. Несмотря на это, у нас возникают сомнения, так как при большом количестве солдат такое отступление всегда затруднительно и может принести большие потери. Полибий сам знает об этих трудностях, но, не разъясняя ничего, просто не упоминает больше об укреплении, так что возникает подозрение, не применил ли он правил, относящихся к ведению боевых действий без укреплений, в том месте, где эти правила совершенно не подходили ввиду наличия укрепления. Только про Олимп, где тяжелые фаланги стояли за укреплениями, Полибий говорит, что укрепления были ликвидированы для того, чтобы дать выход войскам. Но и без дальнейшего ясно, что никакой другой возможности для наступления не было. Уже то, что не менее 5 000 легковооруженных сражались перед палисадами, понять трудно; а в то же время, чтобы выпустить фалангитов, палисады должны были пасть. Но если бы, как того требует самая природа укрепления, их захотели оборонять, а не разрушать? Было бы очень интересно иметь об этом достоверные сведения. Только тогда мы могли бы полностью оценить и понять боевой план Клеомена. К сожалению, Полибий и тут оставляет нас в неизвестности. Я думал бы так: если фалангиты не обороняли просто вал и палисады, как легионеры Цезаря обороняли вал при Алезии, то, очевидно, легкая пехота должна была оборонять укрепление, а фаланга - стоять в нескольких десятках шагов позади него в резерве. Тогда, если неприятель прогонит легкую пехоту, возьмет штурмом укрепление и при занятии его потеряет свой тактический порядок, то фаланга двинется вперед и быстрым натиском отбросит противника. На самом же деле при Селлазии легковооруженные части высыпают из-за укреплений, а фаланга, желая перейти в наступление, срывает свои собственные палисады, чтобы иметь выход. Таким образом, укрепления тактически вообще не имеют значения.
При этих обстоятельствах остается также неясным следующее: когда Полибий хвалил Клеомена за то, что его расположение годилось и для нападения, имел ли он в виду только возможность выступления в долине или также движение фаланги через разрушенные собственные укрепления? Едва ли можно себе представить, что Клеомен имел это в виду с самого начала. Во всяком случае, раз такая возможность имелась, то о ней могла идти речь у Полибия. Наконец, Полибий мог думать о наступательном ударе фаланги позади укреплений, когда неприятель, взяв их, будет еще находиться в беспорядке. Но и здесь мы не идем дальше предположений и возможностей.
Как Полибий, так и Плутарх говорят, что македонская фаланга своими тактическими особенностями сломила храбрость лакедемонян. Полибий, - который сначала сообщил, что вследствие узости местности глубина фаланги была удвоена, - говорит о 'весе' (массе) македонского боевого порядка; Плутарх говорит не только о массе, но и о способе вооружения, о 'характере вооружения и массивности фаланги гоплитов', давших македонянам перевес. Это замечание было бы очень интересным, если бы не вызывало сомнений в его источниках. В другом месте (гл. 11, ср. также гл. 23) Плутарх рассказывал, что Клеомен вооружил спартанских гоплитов сариссой и обучил их, т.е. ввел македонский способ сражения. Если лакедемоняне сами его приняли, то как они могли пасть именно под натиском своеобразного военного искусства македонян? В источниках отнюдь не сказано, что спартанцы понимали его недостаточно хорошо и что они недостаточно владели им, а просто указывается на различный подход к делу как на причину поражения.
В историю военного искусства это сражение тоже не внесло ничего значительного. Только в общих чертах мы можем из него заключить, насколько улучшилось искусство управления, сочетания родов войск и использования местности. С обеих сторон численность легкой пехоты, легко приспособляющейся к местности, очень велика. Но не в этом направлении пойдет дальнейшее развитие. Это выяснится при более позднем столкновении македонян с римлянами.
СРАЖЕНИЕ ПРИ РАФИИ (217 г.)
12. У Рафии Птолемей IV Египетский сражался с Антиохом Сирийским. Пехота Птолемея была немного сильнее (70 000 против 62 000), но у Антиоха был перевес в кавалерии (6 000 против 5 000) и в слонах (102 против 73). Рассказ Полибия (V, 86) очень прост, но вызывает некоторые возражения.
Сначала Антиох на правом крыле побеждает при помощи своей кавалерии и слонов; стоящие поблизости пельтасты Птолемея тоже попадают под этот удар. Причиной поражения египетских слонов Полибий считает то, что африканские слоны уступают индийским и не могут с ними тягаться; они пугаются их роста и силы, шарахаются от их голоса и даже от запаха. Современные естествоиспытатели совершенно отрицают такое различие75. Африканский слон не только не меньше, а, пожалуй, больше индийского, и обе породы совершенно не боятся друг друга, а прекрасно уживаются. Пожалуй, справедливым будет предположение76, что индийские слоны победили отнюдь не благодаря своим лучшим качествам, а благодаря искусству индийских корнаков, у которых оно передавалось по традиции, тогда как египтяне только переняли все у них и не имели опыта в дрессировке.
В то время как Антиох побеждал на том крыле, которым он сам командовал, на противоположном крыле, несмотря на слонов, приданных кавалерийским флангам обеих сторон, победила египетская кавалерия.
Тут Полибий делает упрек Антиоху в том, что он, желая укрепить свою победу, продолжал наступление. Ту же ошибку будто бы сделал Деметрий у Ипса, и нам она еще будет встречаться, например, у Нараггары (Замы) в 202 г. и у Молльвица в 1741 г. Мы могли бы без дальнейшего объяснить этим решительный исход боя при Рафии, если бы мы услышали, что, с другой стороны, одерживавшее верх крыло египетской кавалерии, вместо того чтобы впасть в подобную же ошибку, атаковало неприятельскую фалангу с фланга. Но об этом мы ничего не слышим; напротив, обе фаланги будто бы совершенно изолированно вели бой друг с другом, причем египетская победила сирийскую.
Самое существование, что мы узнаем из этого сражения, это то, что слоны применяются в связи с кавалерией, а не с фалангой, но что их влияние все же не является решающим.
СРАЖЕНИЕ ПРИ МАНТИНЕЕ (207 г.)
13. Точное топографическое описание поля сражения, сделанное Кромайером, ничего не изменило в дошедших до нас описаниях. Его военно-историческое исследование, сделанное на основании топографических данных, было очень удачным в двух местах, разъяснив некоторые пункты, которые я упустил из виду в 1-м издании этого труда. Но вместе с тем Кромайер дает совершенно неправильное освещение не только неправильными военными рассуждениями, но и повторными ошибками в переводе. Все это с превосходной ясностью и точностью отмечено в 'Проблемах греческой военной истории' Ролофа. Я могу не вдаваться в перечисление противоречий, а повторю только то, что писал в 1-м издании, выпуская или исправляя то, что выяснено или исправлено двумя вышеупомянутыми авторами.
Перед нами опять повествование Полибия, не дошедшее до нас полностью, и, кроме того, Плутарх, который почерпнул многое из затерянного другого труда Полибия о Филопомене.
По Полибию, Филопомен поставил ахейцев за рвом, причем оба фланга упирались в холмы. Несмотря на это, спартанцы под предводительством тирана Маханида двинулись против них. В этом сражении в открытом поле они впервые применили новое средство: Маханид выставил перед своей фалангой несколько катапульт для обстреливания неприятельской фаланги. Чтобы воспрепятствовать этому, Филопомен начал сражение высылкой вперед легкой кавалерии (тарантинцев) и других легковооруженных наемников.
Весь ход событий не совсем ясен. Филопомен занял оборонительную позицию с препятствием перед фронтом, и вдруг сам заставляет одно свое крыло идти через это препятствие77. Что же должно было
