намерения в этой войне, то их целью могло быть только включение в свои пределы Мегары.
3. С тех пор появились еще 'Хронологические данные к предыстории Пелопоннесской войны', соч. В. Кольбе (W. Kolbe, Ein chronologischer Beitrag zur Vorgeschichte des Peloponnesischen Krieges, 'Hermes', т. 34, 1889 г.).
Кольбе считает, что сражение при Сиботе произошло осенью 433 г. (я считал, что в мае 432 г.). Но отсюда не вытекают никакие выводы для иного понимания политики Перикла, чем понимаю ее я.
4. Бузольт в своем исследовании 'военного плана Перикла' (сборник к юбилею Людвига Фридлендера, составленный его учениками в 1884 г.) примыкает к тем, кто считает, что военный план принципиально правилен, 'но при его проведении недоставало решимости и предприимчивости'. Дело в том, что он упустил из вида занятие в первые годы войны неприятельских гаваней, как, например, Пилоса и острова Киферы. 'Энергичное вступление боевых сил в рамках военного плана могло бы, несомненно, сократить длительность войны и скорее утомить противника'. Это утверждение совсем не так 'несомненно'. Сам Бузольт в этом очерке справедливо подчеркивает больше, чем это делалось раньше, всю важность блокады Пелопоннеса. Если эта блокада не могла герметически запереть Пелопоннес, то все же она чувствительнейшим образом подорвала торговлю больших приморских городов и столь необходимый для них подвоз зерна, причем этот гнет должен был чувствоваться чем дольше, тем сильнее. Нигде не сказано, что если бы афиняне в первый же год сразу нанесли неприятелю весь тот вред, какой они смогли нанести в течение всей войны, они этим приблизили бы мир. Длительность боли, психологическое воздействие времени должны были прийти на помощь. Тут перед нами проблема, которая постоянно выплывает в военной истории. Когда государственный деятель и полководец, как Перикл, намечает военный план, который должен не опрокинуть противника, а взять его измором, то нет правил для того, сколько надо сделать в каждом году и в какой степени надо щадить свои силы. В стратегии сокрушения существуют какие-то исходные данные, например, боевая мощь противника. Там надо или пустить в ход все силы, какие только возможно, или по крайней мере столько, чтобы с уверенностью рассчитывать на победу. Если победы не будет, значит, была сделана какая-то ошибка. При стратегии измора масштаб гораздо субъективнее. Напрячь все силы сразу было бы неправильно и противоречило бы собственному плану. Что бы ни случилось, всегда может явиться критик и сказать, что должно было еще случиться то или другой событие. Причины, по которым в первые полтора года, пока господствовал Перикл, не случилось еще чего- либо, я изложил в указанной выше книге (стр. 116). На второй год он вместо оккупации Киферы, как этого требует Бузольт, предпринял более грандиозное дело, а именно - завоевание Эпидавра, что, правда, ему не удалось. То, что за этим ошибочным выступлением не был предпринят поход на Киферу, нельзя вменить в вину Периклу, так как он был уже отставлен от дел. Но это вполне понятно по причинам, приведенным мною в том же труде (стр. 130).
5. Слова Перикла о 'случаях на войне, которые не ждут' (Фукидид I, 142) главным образом относятся к противнику, который из-за недостатка средств и из-за непрочной связи с союзниками не мог использовать все случайности обстановки. Но отсюда как вывод вытекает обратное, а именно - что афиняне были в состоянии сделать это и должны были воспользоваться предоставлявшимся им случаем.
6. В приложении к упомянутой мною выше книге я обсуждал вопрос о значении Клеона. Постоянно появляются ученые, которые не могут понять, что человек мог одержать такую блестящую победу, как Клеон при Сфактерии, и быть во всех отношениях ничтожеством. Нигде нет большего, чем в военной области, соблазна поддаться искушению и объявить того, кто одержал победу, великим полководцем; а именно в этой области особенно важно не поддаваться обаянию славы и спокойно исследовать, заслужена ли эта слава и кому она должна достаться. Пример Клеона особенно удобен в этом отношении для выработки правильного суждения и критического подхода. Очень интересной, а иногда просто потрясающей аналогией к подвигам Клеона является победа демагога-генерала Л'Эшелль над вандейцами, о чем я советую прочесть в превосходной книге ген. Богуславского 'Война вандейцев против французской республики' (1894 г.).
7. После того как мы убедились, что в оценке Перикла и его боевого плана, а также в оценке Клеона точка зрения Фукидида является в основном единственной вполне правильной, мы вправе и даже обязаны верить этому автору и в остальных пунктах, где точное исследование, при нашем скудном знании фактов, невозможно. Именно на этом основании я и строил изображение той эпохи.
Обвинения, которые пытались выдвинуть против Фукидида как полководца, исходя из его собственных рассказов, не имеют никаких оснований и вытекают из неправильных тактических представлений критиков.
8. У Геродота (VII, 9) Мардоний говорит Ксерксу: 'Как я слышал, эллины по невежеству и по глупости ведут войну бессмысленнейшим способом. Объявив друг другу войну, они выбирают прекрасную и совершенно ровную местность, сходятся там и ведут бой; вследствие этого даже победители уходят с поля сражения с большими потерями; о побежденных я и не говорю: они все гибнут поголовно.
Им следовало бы как людям одного языка мирно улаживать споры. Если же воевать друг с другом абсолютно необходимо, то каждая сторона должна была бы отыскать для боя такое место, где ее труднее всего победить, и там уже состязаться с неприятелем'.
Старик Геродот, наверно, не сумел выразить то, что он думал или что ему было сказано: смысл этих слов, конечно, заключался в том, что каждый должен стараться использовать положение в своих интересах.
Ясно, что такие взгляды высказывались в Афинах времен Перикла.
* * *
9. При исчислении народонаселения Аттики я считал, что афиняне брали на службу во флот также и рабов. Низе (Niese) объявил этот взгляд 'совершенно неосновательным' и подробно изложил свои возражения в приложении к своему докладу в 'Histor. Zeitschr.', т. 98. Для наших статистических вычислений этот вопрос не играет роли, так как установлено, что, с одной стороны, личный состав флота в главной массе был из афинских граждан, а с другой стороны, известно, что неграждане большей частью были наемниками, так что во всяком случае для рабов не остается места. Никакого значения не имеет, назвать ли небольшой контингент неграждан 'наемниками' или 'наемниками и рабами'. Когда Бек (B^kh, Staatshaush. I, 329, 3-е изд.) говорит, что 'большая часть гребцов состояла из рабов', то он заходит слишком далеко; я выражался осторожнее (стр. 133): 'Когда в Афинах объявлялся призыв для похода, то мы должны предположить, что для службы во флоте всегда являлось много добровольцев, афинян или чужеземцев, или же брались рабы. Таким образом, надо считать, что в Афинах, не принимая во внимание походов 'всенародных', служба во флоте вскоре после Персидских войн стала чисто наемной'. По-моему, из этих слов совершенно ясно, что я не считаю рабов в афинском флоте чем-то существенным, а скорее считаю их подсобным составом, когда не хватало граждан и наемников, а следовательно, также и при тех экстраординарных случаях, которые легли в основу моих статистических вычислений. Низе слишком заостряет мои положения, когда он пишет: 'Дельбрюк в своей 'Истории военного искусства' (стр. 110) сказал, что афиняне регулярно привлекали рабов в экипажи военных судов'.
Низе подкрепляет свое мнение несколькими argflmenta ex silentio, которые, конечно, имеют значение, поскольку они возражают против мнения Бека, что 'большую часть гребцов составляли рабы', но не против меня, так как рабы у меня играют настолько незначительную роль, что можно при вычислениях не обращать на них внимания.
То, что в других греческих государствах рабов применяли в качестве гребцов, доказывалось много раз. Когда Низе уверяет (стр. 496, 501, 505), будто 'есть неоспоримые доказательства того, что рабы в Афинах... допускались на корабли только как слуги находящихся во флоте граждан', то он, к сожалению, не приводит этих доказательств, несмотря на то что его работа до отказа набита учеными цитатами. Даже возникает подозрение, что он сам был мало осведомлен о состоянии античной тиеры: нам и так трудно понять, как на таком судне вообще помещалось 200 чел., а тут еще и их рабы для обслуживания! Быть может, только у капитана и у штурмана были рабы. И вообще как это могло быть, что господа гребли, а рабы смотрели? Положительные доказательства того, что в афинском флоте рабы тоже были в составе судовых экипажей, мы имеем в следующих источниках: Фукидид (VII, 13, 2) пишет Никию из Сицилии домой, что есть люди, которые подкупают капитанов и сажают на свое место гиккарийских рабов, нарушая тем самым судовой распорядок ('есть и такие, которые, сами занимаясь торговлей, ставят вместо себя гиккарийских
