Если бы они захотели пройти сквозь саму фалангу, то вызванные этим беспорядок и промедление принесли бы слишком большой вред, не компенсируемый тем ущербом, который их стрельба причинила бы врагу. Чтобы спокойно обойти оба фланга, стрелки должны были бы начинать отступление в то время, когда фаланги находятся еще на расстоянии в несколько сот шагов друг от друга. Если неприятель совсем не имеет стрелков и ему навстречу посылают легковооруженных, беспрерывно обстреливающих его при его приближении, то это, конечно, может нанести ему существенный ущерб. Если же стрелки имеются у обеих сторон, то они будут главным образом обстреливать друг друга, а это не окажет никакого влияния на бой между фалангами, которому принадлежит решающая роль. Большое количество стрелков, обстреливая надвигающегося неприятеля наискось с обоих флангов гоплитской фаланги, могло бы еще оказать известное влияние на ход сражения. Но нигде, даже в последних греческих сражениях, мы не находим никаких следов подобной тактики.
Если, наконец, поставить лучников позади фаланги, то они могли бы стрелять оттуда незадолго до столкновения; но такая стрельба, без настоящего прицеливания, при крутой траектории выпущенных стрел, не могла бы принести больших результатов, в особенности если, как это обычно бывало, собственная фаланга скорым шагом шла навстречу неприятелю. Действительно, с подобным применением стрелков мы чаще встречаемся в теории24. Практически же оно проводилось в жизнь очень редко, например в сражении, которое Фрасибул дал 30 тиранам на улицах Перея (Ксенофонт, II, 4). Но здесь воины Фрасибула стояли лишь в 10 шеренг на возвышении и ждали неприятеля, подвигавшегося в гору фалангою в 50 щитов глубиною. Следовательно, выстрелы, направленные сверху в плотную массу противника, могли при этих особых обстоятельствах сослужить немалую службу.
Но, как правило, стрелки являлись лишь вспомогательным родом оружия. Настоящие же боевые войска греков в Персидских войнах состояли исключительно из гоплитов.
Несмотря на это, Геродот, говоря о Персидских войнах, считает на каждого гоплита по одному невооруженному (угХоф и причисляет их к войскам при подсчете боевых сил. Позднейшие греческие историки тоже часто упоминают о больших массах невооруженных, но не причисляют их к настоящим бойцам, - вполне основательно, как мы уже имели случай убедиться, так как с этим родом оружия почти совсем не приходилось считаться: роль его в бою была ничтожна. Здесь мы сталкиваемся с затруднением, с которым нам неоднократно придется встречаться и дальше, особенно в рыцарских войсках Средневековья. Строгое различие между бойцами и небойцами, которое кажется нам теперь чем-то само собой разумеющимся, в действительности бывает довольно трудно провести. Греческому гоплиту было очень тяжело нести свое вооружение, да еще за то короткое время, какое длился обычно поход, он сам должен был заботиться о своем пропитании. Большинство гоплитов были люди состоятельные и не совсем молодые. Поэтому им трудно было обходиться без помощника, служившего им оруженосцем, фуражиром, поваром, а в случае ранения - братом милосердия.
Каждый гоплит должен был иметь при себе какого-нибудь другого человека - будь то сын, брат, сосед или хотя бы надежный раб. Этот спутник не был совсем безоружен: он имел по меньшей мере кинжал на поясе или топорик, а, может быть, также и легкое копье. Если вставал вопрос о том, чтобы опустошить неприятельские земли, когда противник уклоняется от боя, то невооруженным было легче это сделать, чем тяжеловесным гоплитам. В бою часть из них могла зайти во фланг неприятельской фаланги, чтобы киданием камней и метанием копий затруднить врагу продвижение; другая часть могла идти за фалангой для того, чтобы немедленно подбирать раненых и подавать им первую помощь, а попавшихся в руки раненых врагов брать в плен или добивать. Итак, эти невооруженные не являлись просто обозными - на них лежали также известные боевые функции. Но все же получится искаженная картина, если их считать вместе с гоплитами при определении боевых сил. Гораздо вернее (как это большей частью делали сами греки) считать только гоплитов, а также всадников и стрелков, которых обозначить особо. Но в то же время не надо упускать из виду, что было примерно такое же количество обозных, несших известные второстепенные боевые функции.
Кавалерии греки совсем не применяли против персов.
Слабость фаланги гоплитов - в ее флангах. Если противнику удалось охватить фалангу хотя бы с одного фланга, в то время как фронт занят, то она погибла. Незначительное количество бойцов из крайних рядов едва ли смогло бы выдержать натиск неприятеля. В то время, когда они вынуждены остановиться и поворачиваться к неприятелю, они или заставляют этим остановиться всю фалангу, отнимая у всех задних рядов возможность выполнять свою основную задачу - напирать на передние ряды, - или же происходит разрыв фаланги, и враг захлестывает ее с фланга.
Очень наглядно это показано в описании одного сражения под Керкирой в 373 г.25. Спартанцы, осаждавшие город, отбили вылазку. Тогда из ворот города им во фланг ударил другой отряд керкирян, 'выстроенных в фаланги по 8 чел. в глубину'; лакедемоняне, - рассказывает дальше Ксенофонт, - 'решили, что фланг (то акроу, т.е. дословно 'острие') слишком слаб, и попытались повернуть кругом'. Последние ряды пробовали еще построиться покоем и образовать новый фронт. Неприятель, усмотрев в этом маневре начало бегства, надавил на них сильнее, перестроения провести не удалось, и одна часть за другой в самом деле бросились в бегство.
Особенно опасна для фаланги кавалерия, когда она, хотя бы даже очень слабо, атакует во фланг. Тогда сила фаланги может быть немедленно сломлена, так как она не сможет наступать, сохраняя порядок.
Вопрос о происхождении фаланги как тактического построения или, другими словами, о том, как развивался из умноженного единоборства бой единым тактическим целым, мы исключили из рамок этой книги и повели наше изложение от того времени, когда в греческих городах- государствах тактическое целое фаланги гоплитов уже несомненно существовало и успело доказать свою жизнеспособность. Но некоторые указания относительно предыдущего периода я все же хотел бы дать.
Многое указывает на то, что доряне, покорившие себе часть пелопоннесских земель, были первыми, которые не только признали важность крепкого единения бойцов, но стали также практически и с успехом проводить его в жизнь. В легендарных рассказах о Мессенских войнах в том виде, как они сохранились до нас у Павсания (VI, 8, 11), говорится, что лакедемоняне не преследовали неприятеля, потому что им важнее было сохранить свой порядок, чем убить того или другого из беглецов26. Почти совершенно одинаково звучат (Арнет, Мария Терезия - Arneth, Maria Theresia, V, 171) заметки императора Франциска I о военном деле пруссаков, написанные им для его брата Карла Лотарингского в 1757 г. 'Они (пруссаки) лишь редко умели извлекать значительные выгоды из выигранных сражений. Причина заключалась в том, что они ничего так не боялись, как внести беспорядок в свои ряды, и потому большей частью избегали стремительного натиска'.
Старейшее воспоминание о происхождении фаланги дает легенда, которую мы находим у Полиэна (I, 10).
Когда Гераклиды воевали со Спартой, неприятель напал на них однажды во время жертвоприношения. Но они не поддались панике и приказали выступить вперед своим флейтистам. Флейтисты дули в флейты и шли вперед, гоплиты же, подвигаясь в такт мелодии, образовали и сохранили в целости боевой порядок и победили.
Этот опыт научил лакедемонян, чтобы в бой их всегда вели флейтисты, и бог возвестил им, что они всегда будут победителями, пока будут сражаться с флейтистами, но не против них. При этом флейтисты означают не что иное, как тактический порядок; толпа отдельно дерущихся героев не марширует в такт, но своим беспорядочным шумом она заглушила бы даже флейты.
1. Плутарх (Ликург, гл. 22) и Фукидид (V, 70) также рассказывают, что лакедемоняне медленно шли в бой под ритм и мелодию многочисленных флейт.
Но из этого неправильно выведено заключение (Liers, S. 177), что спартанцы придерживались этого шага до самого момента столкновения, не делая подобно афинянам разбега. Приближение под музыку размеренным шагом безусловно сочетается с конечной атакой форсированным маршем, как того требует природа, или, если можно так сказать, психология вещей.
Также и Полибий (IV, 20, 6) сообщает, что в древности критяне и лакедемоняне вместо трубы ввели на войне au^ov KaipuS^ov (флейту и ритм), т.е. ровную, ритмическую игру флейты.
2. Если внимательно отнестись к песням Тиртея, то в некоторых отрывках, как уже вполне правильно отметил Ад. Бауэр (а. а. О. р. 242, 2-е изд., 304), можно найти указания на то, что перед певцом
