— Здравствуйте, Константин Алексеевич! Рад вас видеть! — по-штатски встретил лейтенант интендантской службы своего начальника отдела, подполковника. Как мне тогда показалось, Константин Алексеевич не придает значения тому, как к нему обращаются подчиненные. Но после убедился, что я не во всем был прав.

— Константин Алексеевич, предстоит большая отправка? — спросил Панский. Тот ему ответил:

— Об отправке чуть позже. Сначала покажи нам, товарищ Панский, что добавилось за неделю, с тех пор, как я был здесь, — потребовал начальник отдела.

Первое, что мне бросилось в глаза: главное церковное помещение, в котором по праздникам собиралось более пятисот прихожан, сейчас забито штабелями с разным военным снаряжением, медикаментами и продовольствием. Между штабелями предусмотрительно оставлены узкие проходы, позволяющие заносить или выносить тяжелые, громоздкие ящики.

Рассматривая штабель, в котором были ящики с толом, Красиков возмущенно спросил Панского:

— Товарищ Панский, почему вы взрывчатку храните в этом складе, в центре города, да еще в церкви?

Волнуясь, Панский сбивчиво объяснил:

— Вчера пришлось сюда сгрузить… Время было уже позднее… Водители грузовиков и солдаты упросили меня разгрузиться здесь. Но я временно оставил здесь эту проклятую взрывчатку. Простите меня, старого дурака, пожалуйста…

— Товарищ Панский, у нас уже был с вами разговор на эту тему. Тогда вы покаялись, даже побожились, что больше не нарушите правила хранения взрывчатки. И все нарушили. — Помолчав, он продолжал: — Получите строжайшее взыскание. Я не уверен, что руководство штаба оставит вас после этого в занимаемой должности! — Красиков произнес все это так возбужденно, что можно было не сомневаться в его решении просить руководство штаба принять именно такие строгие меры к нему, вплоть до отстранения от занимаемой должности.

— Константин Алексеевич, товарищ подполковник! Сегодня вечером я отправлю взрывчатку в загородный склад. А там она хранится изолированно от всего остального. — Панский произнес это так раскаянно, что нельзя было не заметить его мольбы о снисхождении к нему.

— Если узнает Матрена Федоровна, что вы храните в церкви взрывчатые вещества, она поднимет против вас верующих жителей города, тогда не только вам, но и мне несдобровать. Склад взрывоопасных веществ в центре города! Вы об этом подумали? — еще возмущеннее произнес это Красиков. Он продолжил: — Не сегодня вечером, а сейчас же, товарищ Панский, вызовите грузовик с охраной и отправьте взрывчатку в загородный склад.

— Есть, товарищ подполковник! — четко, по-военному отреагировал Панский на приказание начальника. Красиков продолжил:

— А теперь, товарищ Панский, слушайте задачу сегодняшнего дня: подготовьте к отправке на аэродром грузы вот по этим накладным, — он передал их Панскому. — Через два часа в ваше распоряжение прибудет десять грузовиков с командой солдат для погрузки и охраны всего этого в пути следования на аэродром. К семнадцати часам все обозначенное в накладных должно быть доставлено на аэродром при вашем личном сопровождении. Я и товарищ Гусев к тому времени будем там. — Распорядившись, Красиков направился к выходу, показав мне рукой, чтобы я следовал за ним.

Мы сразу поехали на аэродром. Там же базировался и авиаполк, обслуживавший наш штаб. Шофер, хорошо знавший маршрут, состояние дороги и вероятные места скопления автотранспорта, старался уложиться во время, отведенное Красиковым. Через полчаса мы уже были на аэродроме.

В диспетчерской аэропорта Красикову сообщили: три транспортных самолета для рейсов с посадкой и один без посадки готовятся к вылету в тыл врага. Красиков, в свою очередь, сообщил диспетчеру потребность в грузовиках для доставки грузов из Лебедяни на аэродром, численность команды для погрузочно-разгрузочных работ и охраны грузов в пути следования. Диспетчер связался по внутреннему телефону с командиром роты аэродромного обслуживания, распорядился о направлении в Лебедянь грузовиков и солдат.

Убедившись, что подготовка к ночному полету в тыл врага самолетов ведется, грузовики и солдаты в Лебедянь уже отправлены. Красиков решил ознакомить меня с аэродромом.

Это было невспаханное поле, около квадратного километра. С трех его сторон были недавнишние лесопосадки, а с юга — большая дубрава протяженностью не менее километра. Через полчаса я увидел истинные границы аэропорта. А было это так. Вдруг из-за дубравы показался самолет «У-2». Световые сигнальные точки на поле обозначили взлетно-посадочную полосу и прилегающую к ней местность. Самолет приземлился. Как только из него вышли двое военных, он занял свое место в ряду «собратьев» на отведенной им стоянке, примыкавшей вплотную к дубраве в ее западной части. Поодаль от стоянки самолетов размещались автозаправщики, а еще дальше — грузовой и прочий автотранспорт полка. С востока на опушке дубравы размещались палатки штаба полка и его служб, а в центре опушки — палатки роты аэродромного обслуживания.

Лишь две палатки служб полка имели свои опознавательные знаки: медсанчасть — с красным крестом, столовая — круг с нарисованными в его центре ложкой и вилкой.

Как только приблизился обеденный час, в столовую потянулись работники штаба и аэродрома. Мы тоже пошли, чтобы подкрепиться. Дядя Миша, наш шофер, уже бывавший здесь много раз, ожидал нас. Как только переступили ее порог, почувствовали аппетитный запах из кухни. Заметив нас, к нам подошла заведующая столовой в белоснежных куртке и колпаке.

— Здравствуйте, Константин Алексеевич, дядя Миша и молодой человек, которого я вижу здесь впервые! — обратилась она ко всем нам. Красиков представил ей меня, сообщив, что я теперь буду бывать здесь часто. Она усадила нас за свободный стол. Обслужили нас быстро.

— Кормят здесь неплохо, — высказался дядя Миша, допивая компот.

— Это ведь столовая для летчиков. Поэтому и нам иногда перепадает редкая по теперешним временам вкуснятина, — пояснил Красиков не столько дяде Мише, сколько мне.

После обеда Красиков и я отправились в штаб авиаполка. Как я догадывался, Константин Алексеевич намерен познакомить меня с командованием полка, поскольку в дальнейшем я буду один приезжать сюда для отправки самолетами боеприпасов и снаряжения партизанским соединениям и отрядам.

Ровно в 17.00 к аэропорту подкатила колонна грузовиков из Лебедяни. Лейтенант Панский доложил Красикову о доставленных грузах для отправки в тыл врага. И тут же сообщил о перевезенной из церкви взрывчатке в загородный склад. Красиков воспринял последний доклад Панского молча, что говорило о том, что его мнение о степени наказания Панского не изменилось.

Как только на автодорожке аэропорта появилась колонна грузовиков, от автостоянки отделились три транспортных самолета и остановились рядом с взлетно-посадочной полосой. К каждому из них приблизилось по три грузовика для разгрузки. Солдаты приступили к загрузке самолетов, перетаскивая тяжелые и не очень тяжелые ящики из грузовика на крутящийся лентопогрузчик, увозивший их внутрь лайнера.

Десятая «трехтонка» подкатила к самой последней палатке их первого ряда, в котором размещалась рота аэродромного обслуживания. Солдаты начали перетаскивать ящики из грузовика в палатку. Красиков пояснил мне, что в этой палатке упаковываются вооружение и другие предметы в специальные мешки, которые сбрасываются с самолета на парашютах. Вспомнив, как такие мешки на парашютах осенью 1942 года сбрасывали нашей бригаде, я рассказал об этом подполковнику:

— Мне приходилось наблюдать, как сбрасываются грузы на парашютах в таких мешках. Это было под Хинелью. Тогда же к нам на парашюте спустился авиационный специалист для организации и оборудования в хинельской партизанской зоне аэродрома для посадки и взлета самолетов. Как только он был готов, советские самолеты приземлялись с грузами для нас, а обратными рейсами увозили раненых и больных партизан, детей и стариков.

— А как упаковываются в специальные мешки отправляемые партизанам грузы, ты не видел. Пойдем посмотрим, — Красиков направился в палатку, а за ним и я.

В палатке я увидел: все выгруженное из грузовика было аккуратно разложено по ее середине в виде неширокой линии от входа и до противоположной стороны палатки. С той и с другой сторон уложенных в