военных, прекратил занятия, подойдя к нам, представился:

— Товарищ капитан! С группой самообороны проводится занятие по штыковому бою. Командир группы лейтенант Чикаберидзе.

Исаев похвалил его за хорошую организацию занятия. Тронутый похвалой, Чикаберидзе тут же выпалил:

— Товарищ капитан, возьмите нас в свой отряд.

— Не возражаю принять в отряд таких молодцов, но это надо согласовать и с сельсоветом и с объединенным штабом брянских партизан. Ведь вы тоже партизанское формирование.

Такое согласие было получено. Петр Чикаберидзе и еще десять красноармейцев-артиллеристов, оказавшихся в окружении и пробравшихся в брянскую партизанскую зону, были зачислены в наш отряд. Так началась их новая, партизанская жизнь.

В тот же день Голубовку посетили командир и комиссар объединенных партизанских отрядов брянской зоны Емлютин и Бондаренко. Они сообщили об усилившейся подготовке противника к наступлению на брянскую партизанскую группировку и определили каждому отряду, прибывшему в южную часть Брянского леса, объект или населенный пункт для обороны. Нашему отряду предстояло «оседлать» дорогу под Суземкой, идущую на Брянск через лес, контролируемый партизанами. В райцентр Суземку прибыло крупное вражеское формирование с задачей очистить от «лесных бандитов» эту дорогу, необходимую гитлеровцам для перегруппировки войск и снабжения фронта боеприпасами и продовольствием.

Когда сгустились сумерки, мы заняли боевой рубеж. Основными силами отряда прикрыли хутор, расположенный на опушке леса, а в километре от него, на первую от леса высотку, выслали засаду — взвод под командованием Чикаберидзе. Его усилили тремя пулеметными расчетами и пятью автоматчиками из других подразделений. Всем срочно сшили маскхалаты из трофейных простыней.

Враги не заставили себя долго ждать. На рассвете Чикаберидзе увидел группу всадников, приближавшихся к высотке. Он послал связного к Исаеву. Не заметив партизанскую засаду, вражеские конники направились в хутор. Приблизившись к нему, немцы открыли огонь из автоматов. Бойцы группы Лепкова, замаскировавшиеся в подворьях, не раскрыли себя. Вражеские разведчики осмелели, подъехали к крайней хате, громко постучались. В калитку робко высунулся старик в рваной шубенке, в ветхих валенках. Один из конников спросил его на ломаном русском языке:

— Кте есть партизанен?

— В хуторе партизан нет, — ответил старик, пнув ногой лаявшую собачонку пытавшуюся защитить его от непрошеных гостей.

— Вгешь, стагый собак! — кричал гитлеровец. — Если обмануль, мы тепе гастгеляй… Пук, пук! — И он приставил ко лбу старика пистолет.

— Да нет же, нет у нас партизан. Вот те крест, — испуганно закрестился старик.

Эту роль мастерски сыграл партизан Корнюшин. Его худощавое, бледноватое лицо, борода, позаимствованные у хозяев хаты изрядно поношенные деревенская обувь и одежда, — все это убедило оккупантов, что перед ними больной старик.

О чем-то поговорив между собой по-немецки, вражеские разведчики пошли в глубь хутора. Через некоторое время они вернулись. Трое из них помчались обратно, в направлении Суземки. Остальные пятеро, остановившись у той же крайней хаты, спешились. Оставили на посту одного солдата, вчетвером направились к входной двери, громко постучали в нее. Теперь на стук вышла женщина. Широко раскрыв дверь, она выскочила во двор.

В темных сенях все четверо гитлеровцев были схвачены и связаны партизанами отделения Корнюшина из группы Лепкова. Они же сняли без выстрела и вражеского постового, выставленного у хаты.

— Эй, Сухих, подмени-ка немецкого часового, замерз бедняга, — весело скомандовал Лепков.

— Слушаюсь, товарищ командир! — Сухих быстро надел форму немецкого солдата и стал на пост на том самом месте, где две-три минуты назад стоял фриц.

А трое разведчиков противника, возвращавшихся из хутора в Суземку, миновали засаду Чикаберидзе, опять не заметив ее, помчались галопом, чтобы скорее доложить своему командованию результаты разведки.

Не прошло и часа, как в километре от засады появилось до сотни фашистских конников. Тотчас же снова помчался по извилистому оврагу конный связной к Исаеву. Тем временем враги приближались к засаде. Как только их конники прошли гребень высотки, в полукилометре за ними показалось около тридцати подвод с пехотой, по пять-шесть человек на каждой.

— Без команды огня не открывать! — скомандовал Чикаберидзе. И, успокаивая волнение бойцов, добавил: — Не уйдут, гады, всех здесь уложим!

— Это уж точно, товарищ лейтенант! — весело сказал командир пулеметного отделения Дмитрий Швецов.

Чикаберидзе, волнуясь не меньше других, наблюдал в бинокль за вражеской конницей, уже приближавшейся к хутору. И вдруг на нее обрушился откуда-то шквал огня. Только после боя Чикаберидзе узнал, что врагов, даже не успевших развернуться для боя, поливали свинцовым огнем бойцы групп Морозом и Лепкова.

Вражеские кавалеристы спешивались, а их перепуганные лошади бежали в лес.

Взвилась красная ракета — сигнал для Чикаберидзе. Все его пять пулеметов одновременно ударили по пехоте врага и по его обозу. Не выдержав мощного огня партизан, и конница, и пехота противника обратились в бегство. Их командиры пытались удержать своих солдат, но остановить их не могла уже никакая сила. До Чикаберидзе донеслось мощное «ура»: основные силы отряда начали преследование врага. Противник отступал не по дороге, а прямо по заснеженному полю, стремясь выйти из-под прицельного огня партизанской засады. Наблюдая за боем в бинокль, Исаев заметил это, подозвал меня к себе:

— Гусев, голубчик, проскочи по опушке к Темникову. Пусть выдвинет станковый пулемет вон туда, на бугорок. Надо, чтобы ни один фриц не ушел!

Я поскакал к Темникову на «штабной» кобылице. Через некоторое время пара резвых лошадей вынесла на этот бугорок расчет станкового пулемета, установленного на санях. И он начал разить фашистов, помогая засаде Чикаберидзе.

Взвод Чикаберидзе уничтожил до роты гитлеровцев, захватил три пулемета, десятки винтовок, автоматов, большое количество патронов и другие трофеи. Наиболее важными для Чикаберидзе были полтора десятка трофейных упряжек. Новички «приобрели» в этом бою себе транспорт. После боя Исаев похвалил Чикаберидзе:

— Молодец, грузинская твоя кровь! Ведь надо так хорошо замаскироваться, что противник дважды рядом прошел мимо засады и не заметил. Считай, лейтенант, что сегодня ты принял боевое партизанское крещение! — Он пожал Чикаберидзе руку и, обернувшись к стоявшему рядом Черникову, приказал:

— Начальник штаба! Подготовьте приказ: объявить благодарность командирам и бойцам, отличившимся в этом бою. Не забудьте отделение Корнюшина, пленившее четырех немцев.

В это время Корнюшин и еще трое партизан везли связанных пленных в штаб Емлютина.

После этого боя оккупанты больше не пытались прорваться в лес по суземской дороге.

В конце марта мы сдали обороняемый участок батальону из отряда Гудзенко и заняли поселок Нерусса, стоящий на берегу речки с таким же названием. Относительное затишье мы использовали не только для передышки, но и для того, чтобы привести в порядок наше хозяйство. Ожила кузница на окраине поселка: надо было перековать лошадей, подремонтировать летний транспорт, укрыть под навесы сани.

Наконец-то наступили теплые дни. Запоздалая весна брала свое. Быстро таяли глубокие снега, бурными ручьями уходила в низины талая вода. Кое-где из-под таявшего снега виднелись повозки, брошенные осенью отступавшими войсками. Почти неделю мы собирали и ремонтировали их. Одновременно с этим приводили в порядок оружие.

В отряде у нас был воентехник Иван Васильевич Травин, кадровый военный из окруженцев. Он родился и вырос в Ивановской области. Об этом можно было догадаться по его своеобразному «оканью»,