руководитель группы, Вы — сочинитель такой халтурной книжки?.. Я пишу Вам грубо, но я через Вашу голову говорю всем таким сочинителям, как Вы: одумайтесь, учитесь работать честно. Вы должны понять, что в наших советских условиях плохая работа есть бесчестная работа».

Другому литератору Горький пишет:

«Рассказы Ваши вызвали у меня такие мысли: как странно! Человек живет в государстве, где десятки миллионов людей, не щадя своих сил, создают новые формы жизни, где сотни тысяч молодежи обучаются в вузах и уже выделили из среды своей десятки очень крупных деятелей в области науки, где рабочий класс ежегодно увеличивает кадры администраторов, изобретателей… и живя в такой стране, среди такого народа, человек не видит в ней никого, кроме каких-то полуидиотов… Но способности у Вас есть и Ваша обязанность — всесторонне разрабатывать их»⁵³.

Честный, упорный, настойчивый, будничный, иногда мучительный труд — это, по убеждению Алексея Максимовича, основа литературного дела.

Горький был великим учителем литературного труда. Ф. Гладков, М. Шолохов, В. Шишков, В. Бахметьев, А. Фадеев, Л. Леонов, К. Федин, Вс. Иванов, П. Павленко, Н. Тихонов и много других писателей, составивших славу советской литературы, выросли под влиянием Горького, восприняли его как учителя в своем труде.

«Как бы строг ни был Горький в суждениях о литературе, — вспоминает К. Федин, — он вселял в писателя постоянно одно и то же сильное чувство: ты хозяин, ступай и управляй хозяйством, называемом литературой, оно — твое… Он учил вере в дело литературы, убеждая в его величии».

П. Павленко пишет о вечерах в доме Горького:

«Сидишь, пьешь чай, слушаешь Алексея Максимовича и вдруг ощущаешь, что ты — соратник Пушкина по профессии, что ты — в одном союзе с Тургеневым, Чернышевским, Львом Толстым, Чеховым, что ты — господи боже! — их законный наследник и продолжатель».

Ф. Гладков писал о своем большом разговоре с Алексеем Максимовичем. Горький вызвал его на этот разговор, заставив рассказать о своем детстве и молодости. Потом взял с него слово, что он все расскажет читателю, ничего не утаивая. «Не надо закрывать глаза на явления тяжкие и отрицательные, — а их много было в прошлом, и они были неизбежны, — но подчеркивайте положительные, жизнеутверждающие явления и ярко освещайте их». Ф. Гладков исполнил это обещание, и даже в часы сомнений и раздумий настойчиво звучал внушающий голос Алексея Максимовича: «Это очень важно, очень нужно». Так появились его повести: «Детство», «Вольница»⁵⁴.

Вс. Иванов рассказал, как Горький учил его, начинающего писателя. Горькому понравился его рассказ, присланный из Сибири. Обрадованный автор прислал ему целую «кипу» рассказов. Горький ответил, что рассказы слабые, что надо работать и учиться. После гражданской войны Вс. Иванов приехал в голодный Петроград к Горькому. Подошва у ботинок отскочила, и он примотал ее ржавой проволокой. «Надо вам ботинки поправить. Пищу — также, комнату… Но сначала расскажите хоть малость о себе. Что вы думаете писать?»

…Написав рассказы, я отнес их Горькому. Он возбужденно потер руки:

— А завтра приходите поговорить о рассказах.

Утром я пришел к нему… Я увидел сухое, слегка недоумевающее лицо, и круг, как бы мысленно очерченный им около себя.

— …Рассказы ваши необработаны, небрежны. Напечатать их нельзя. — И, помолчав, добавил: — А человек вы талантливый. Отчего это так?»

Вс. Иванов забрал рассказы. Он ошалело шел к себе домой. Казалось, все кончено. Потом вспомнил: «Ведь он сказал — рассказы не обработаны. Значит, надо работать, искать, трудиться». Он писал, почти не отрываясь от стола, трое суток. На четвертые сутки хлебные запасы кончились. Но и рассказ был окончен. Назывался он «Партизаны». Автор попросил у Горького хлеба.

«К вечеру я получил следующее письмо:

«Как это у вас хлеба нет, друг мой! Вы должны аккуратно получать в Доме ученых. Там же надо вам починить сапоги».

Утром автору принесли из Дома ученых сапоги. А через день ему передали ордер: «Выдать пару сапог Всеволоду Иванову». А еще через неделю, когда он шел мимо мраморной лестницы в Доме ученых, его сверху остановил голос Алексея Максимовича:

— У меня, Иванов, есть для вас в кабинете одна вещь. Обождите!

И он вынес мне пару сапог.

— У меня уже трое сапог, Алексей Максимович, — умиленный, сказал я. — Мне хватит надолго!

— Ничего, сгодятся, берите: отличные рассказы пишете»⁵⁵.

Так Горький поздравил Вс. Иванова с началом литературной деятельности.

Характерны слова Горького, обращенные к одному молодому писателю:

«…Не приучайте себя к пустякам, если Вы в силах делать серьезное дело. Работайте больше, читайте и наблюдайте людей, раздражайте себя. Вообще, уж если Вы взялись за искусство, не щадите себя!

Тут необходимо, чтобы сердце трепетно было и страстно»⁵⁶.

У Алексея Максимовича не было упрека более горького и тяжелого, чем поверхностное, легкое отношение писателя к своей работе.

«…Несерьезное, поверхностное отношение Ваше к литературной работе объясняется тем, что Вам очень дешево далась известность», — пишет он автору, слишком спешившему к славе.

«Нет сомнения, — пишет он литератору, в котором чувствовал равнодушие и невнимание к работе, — Вы даровитый человек, но — извините — плохой работник, — слишком торопитесь сделать и, видимо, не чувствуете наслаждения делать».

«В общем же — дерзайте! — пишет он начинающему автору, разобрав его первые рукописи. — Но — учитесь! Это прежде всего и — навсегда, до смерти».

«Вы спрашиваете: как писать? — отвечает он другому корреспонденту. — Пишите так, как будто Вы — свидетель на вековом суде правды с кривдой, а судья — Ваш лучший друг, в справедливость его Вы безусловно верите и скрыть от него ничего не хотите, даже — не можете».

Эти проникнутые глубокой мудростью мысли Горького относятся ко времени писания им его самого значительного произведения — четырехтомной эпопеи «Жизнь Клима Самгина».

Она охватывает почти полвека в истории России, и Горький писал ее именно так: как свидетель — и какой великий, какой многоопытный и многознающий свидетель! — на вековом суде правды с кривдой.

И такова была его страстная воля к труду, что он любил говорить о бессмертии человека, «творца всех чудес».

«Было бы разумнее и экономнее, — писал он автору этих строк, — создавать людей вечными, как, надо полагать, вечна вселенная…»⁵⁷.

Ему мало было долголетия человека, он требовал неограниченного во времени бытия, не потому ли, что силы его собственной жизнедеятельной страсти были неиссякаемы.

Алексей Максимович писал С. П. Подъячеву:

«Я редко пишу Вам только потому, что у меня совершенно нет времени переписываться для своего удовольствия. Вы представить не можете, как много приходится мне писать. Вот вчера я получил 17 писем, сегодня — 14, и добрый десяток их требует обстоятельных ответов. Разумеется — я не жалуюсь, ибо: «Взялся за гуж — не бай, что не дюж». Но мне нужно писать статьи, хочется написать