обществом, он так клеймил этих утешителей и примирителей:
«Я не знаю более злых врагов жизни, чем они. Они хотят примирить мучителя и мученика и хотят оправдать себя за близость к мучителям, за бесстрастие свое к страданиям мира. Они учат мучеников терпению, они убеждают их не противиться насилию, они всегда ищут доказательств невозможности изменить порядок отношений имущего к неимущему, они обещают народу вознаграждение за труд и муки на небесах и, любуясь его невыносимо тяжкой жизнью на земле, сосут его живые соки, как тля. Большая часть их служит насилию прямо, меньшая — косвенно — проповедью терпения, примирения, прощения, оправдания…»
И он вскрывал «мещанские» тенденции в публицистике Достоевского и Л. Толстого.
Ленин не раз впоследствии вспоминал с одобрением эти статьи.
Либерал Н. Бердяев, позднее «вехист» и махровый контрреволюционер, в журнале «Полярная звезда» назвал «Заметки» Горького «хулиганством в самом подлинном и глубоком значении слова».
Ленин в статье «Победа кадетов и задачи рабочей партии» поместил такую выноску:
«Г. Бердяев! гг. редакторы «Полярной звезды» или «Свободы и Культуры»! Вот вам еще тема для долгих воплей…. то бишь долгих статей против «хулиганства» революционеров. Называют, дескать, Толстого мещанином!! — кель оррер, как говорила дама приятная во всех отношениях»[34].
Когда Ленин прибыл из эмиграции, Горький был в Москве. Но вскоре он приехал в Петербург, и здесь состоялась первая встреча Ленина с Горьким 27 ноября 1905 года.
Предстояло собраться на заседание ЦК. Решили устроить его на квартире, где жил Горький.
Это было заседание, на котором обсуждались вопросы о подготовке вооруженного восстания, о газете «Новая жизнь» и об издании в Москве большевистской газеты «Борьба».
В. Десницкий, участник заседания и свидетель встречи Ленина и Горького, вспоминает:
«Горький много рассказывал о московских событиях и настроениях, о похоронах Баумана, о «черной сотне», о вооружении рабочих и студентов, о настрое» нии интеллигенции, картинно описывал уличные сцены. Владимир Ильич слушал с неослабным вниманием. Его особенно, как и всегда, интересовали те мелочи, конкретные детали, факты, слова, которые давали свежее, непосредственное впечатление действительности. Здесь впервые узнал он Горького как рассказчика и с первого раза оценил громадное значение его наблюдений и заключений о людях и событиях.
— Учиться у него нужно, как смотреть и слушать! — нередко говорил о Горьком Владимир Ильич…»28.
«Новая жизнь» выходила в течение пяти недель в боевой обстановке. Из двадцати семи номеров газеты пятнадцать было конфисковано и уничтожено. Полиция отбирала ее у газетчиков и даже у купивших ее, запрещала продажу газеты в киосках и магазинах. Почта по приказу охранки задерживала рассылку газеты подписчикам, истребляя номера, не принимая денежных переводов в газетную контору.
Тем не менее тираж «Новой жизни» доходил до восьмидесяти тысяч экземпляров.
2 декабря она была запрещена совсем.
Но последний номер был выпущен по соглашению с наборщиками и печатниками 3 декабря нелегально, с призывом «к революционной борьбе с самовластием».
Еще до запрещения «Новой жизни», с 27 ноября, удалось организовать для Москвы при содействии Горького газету «Борьба», сыгравшую значительную роль в развитии декабрьского восстания.
6 декабря Московский Совет рабочих депутатов, руководимый большевиками, объявил на 7 декабря всеобщую политическую забастовку, с тем чтобы добиваться превращения ее в вооруженное восстание.
7 декабря Горький уехал в Москву в сопровождении двух рабочих, данных ему для охраны.
Из Москвы он писал К. П. Пятницкому: «Ну-с, приехали мы сюда, а здесь полная и всеобщая забастовка. Удивительно дружно встали здесь все рабочие, мастеровые и прислуга… У Страстного…[35] строили баррикады, было сражение. Есть убитые и раненые — сколько? — неизвестно. Но, видимо, много. Вся площадь залита кровью. Пожарные смывают ее»29.
При широком содействии Горького шло вооружение боевых групп. Во время восстания его квартира была своего, рода боевым центром, одним из опорных пунктов восстания, и охранялась дружинниками[36].
В очерке «Митя Павлов» Алексей Максимович рассказывает, что сормовский рабочий Д. А. Павлов привез из Петербурга большую коробку капсюлей гремучей ртути и пятнадцать аршин бикфордова шнура, обмотанного им вокруг себя.
Такие же коробки с запалами из гремучей ртути привозили другие дружинники. Специалисты в квартире Горького учили боевиков делать македонские бомбы.
10 декабря Алексей Максимович писал К. П. Пятницкому:
«…Сейчас пришел с улицы. У Сандуновских бань, у Николаевского вокзала, на Смоленском рынке, в Кудрине — идет бой. Хороший бой! Гремят пушки — это началось вчера с 3-х часов дня, продолжалось всю ночь и непрерывно гудит весь день сегодня… Рабочие ведут себя изумительно. Судите сами: на Садовой- Каретной за ночь были возведены 8 баррикад… Сейчас получил сведение: у Николаевского вокзала площадь усеяна трупами, там действуют 5 пушек, 2 пулемета, но рабочие дружины все же ухитряются наносить войскам урон… Вообще — идет бой по всей Москве!»30.
Колебания войск московского гарнизона приводили царские власти в бешенство. Солдаты проводили митинги, собрания, на которых выдвигали свои требования. Но самое большее, на что шли солдаты, — это отказ от стрельбы в рабочих.
Остановилось движение на всех железных дорогах московского узла. Но железную дорогу между Петербургом и Москвой дружинникам не удалось перерезать, и правительство выслало из Петербурга 16 декабря Семеновский полк с артиллерией.
Ввиду превосходства противника в вооружении Московский комитет большевиков совместно с Московским Советом рабочих депутатов принял решение — 19 декабря прекратить вооруженное восстание.
В ходе восстания рабочие проявили чудеса героизма, показали рабочим России пример, как нужно бороться за свободу и счастье.
В прокламации, которая ходила по рукам в гектографированном виде, Горький писал:
«Пролетариат побежден. Революция подавлена», — с радостью кричала реакционная пресса. Но радость преждевременная: пролетариат не побежден, хотя и понес потери. Революция укрепилась новыми надеждами, кадры ее увеличились колоссально… Русский пролетариат подвигается к решительной победе, потому что это единственный класс, морально сильный, сознательный и верующий в свое будущее в России. Я говорю правду и эта правда будет подтверждена честным и беспристрастным историком»31.
Во время организации Московского восстания Горький не прерывал своей публицистической и редакторской деятельности.
В «Новой жизни» 16 и 27 ноября он начал новый цикл статей «По поводу», в № 1 большевистской газеты «Борьба» он поместил сказку «И еще о чорте», представлявшую памфлет на Ивана Ивановича, либерального интеллигента.
Журнал «Жупел», в котором Горький принимал близкое участие, поместил его рассказ «Собака».
Ненапечатанный рассказ «Зрители» говорит о дружине, героически борющейся и погибающей.
В журнале «Адская почта» Горький помещал сатирические «Изречения и правила», подписывая их старым псевдонимом — Иегудиил Хламида.
В журнале «Жало» поместил «С натуры» и «О Сером».
Серый — мещанин, который мечется между Красным и Черным.
«Он любит только жизнь теплую, жизнь сытую, жизнь уютную, и ради этой любви треплет свою душу, как голодная уличная женщина дряблое тело свое. Он готов рабски служить всякой силе, только бы она охраняла его сытость и покой».
Так Горький клеймил либерала-мещанина.
