очень плохое: единичные простые глазки в отличие от сложных фасеточных не дают возможности распознавать форму предметов (насекомое отличает ими только свет от тьмы). Почти слепой самец находит самку, только натолкнувшись на нее во время своих брачных пробежек внутри гнезда; вдали же от него «донжуан» оказывается существом жалким и беспомощным. Он не способен передвигаться по мало мальски пересеченной местности, спотыкается, опрокидывается, а отсаженный на лабораторный стол бедняга не знает, куда идти, и в панике топчется на одном месте. Разительный контраст с остроглазыми быстроногими быстрокрылыми самцами многих других насекомых, способными учуять самку за многие метры и километры и преодолеть их в считанные минуты.
Может быть, крылатые самки разыскивают на воле своих супругов сами? Однако следует иметь в виду, что крыльями они (во всяком случае в лаборатории) пользуются крайне редко, лишь в случае испуга, причем, как я уже писал, способны с помощью крыльев совершать лишь коротенькие прыжки. Правда, в пробирке (а стало быть, и в гнезде) они иногда обступают самца, если он рядом, но мне кажется маловероятным, чтобы самки пускались ради этого в дальние путешествия за пределы ячеек. Может быть, расселение самок происходит другими, пассивными путями, например ветром, как семена одуванчика? Единственное, что можно смело утверждать: самцы в расселении не участвуют. Кстати, об этом свидетельствует и светлая пещерная окраска самца домоседа, вернее отсутствие пигментной окраски покровов, через которые желтовато просвечивают внутренности. Точно так же обесцвечены покровы желтых луговых муравьев Лазиус флавус, почти никогда не выходящих наружу, многих подземных личинок и других обитателей темного царства.
Итак, имеющиеся наблюдения позволяют сделать вывод: встреча самца с самкой, большей частью близкородственных, происходит только в гнезде хозяина, где поселились мелиттобии. Такого нет ни у других наездников, ни у муравьев, ни у высших животных.
Странны и своеобразны эти едва заметные козявки. Но ритуал, который я сейчас опишу, снова заставляет провести параллель с повадками высших животных — рептилий, птиц, млекопитающих. Это брачные турниры самцов мелиттобии, часто переходящие в жестокие драки и иногда кончающиеся смертью одного из вояк. Одним из первых свидетелей этого явления был неутомимый наблюдатель перепончатокрылых С. И. Малышев: «Первый окрылившийся самец медленно роется среди куколок; берет в лапки то одну из них, то другую. Со вторым самцом он встречается недружелюбно; один постоянно старается держаться в стороне и прячется, а другой его преследует при всяком удобном случае. Не проходит и суток, как появляются результаты враждебных отношений: один из самцов с откушенным брюшком и лапками, а часто и без головы валяется в стороне, победитель же единовластно производит свой осмотр куколок. Но вот окрыляется третий самец; снова преследование и снова борьба с роковым исходом. Подобные факты повторяются много раз, обыкновенно до появления самок, так что мне с недоумением пришлось констатировать непримиримую ненависть, точнее ревность, у таких крошечных существ».
Правда, смертельные исходы случаются куда реже, если в сосуде появляется много взрослых самок. Но все равно и тогда частенько приходится видеть, как два потешных соперника, столкнувшись ненароком, норовят куснуть друг друга или положить «на лопатки». Однако встреча в таких случаях кончается позорным бегством одного из «рыцарей», но, как видно, не столько из за страха быть искусанным, сколько из за переполняющей его любовной страсти которая отвлекает от сражений. И оба соперника тут же начинают свои нескончаемые ухаживания за самками, каждый в своей зоне (в разных концах пробирки). В перенаселенной же мелиттобиями чашке Петри удается одновременно наблюдать по нескольку любовных пар и ни одной драки. Смертельные поединки свойственны лишь молодым «рыцарям».
Когда мне удается демонстрировать своим знакомым с помощью бинокуляра брачные турниры мелиттобии, впечатление они производят на зрителей потрясающее.
Тайна сныть-травы
Все же наиболее вероятный способ завоевания пространства мелиттобиями — это расползание самочек от места рождения пешим ходом. При своей громадной численности такая орда способна осваивать метр за метром, пока одна из счастливиц не почует вожделенное тепло шмелиного гнезда или запах пчелиных ячей. Но особая удача ее ждет, если это будет не единичное гнездо, а колония. Ведь многие дикие одиночные пчелы (галикты, листорезы, антофоры, дизиподы) селятся оок о бок, образуя на небольшой площади целый пчелиный город. Часто они гнездятся в полых сухих тростниках, которыми кое где и сейчас кроют крыши домов и сараев. Население такого тростникового города благоденствует и множится, а человек обычно и не подозревает, скольким полезным насекомым он дал кров, кроме себя, хотя, может быть, и видит иногда «мух», вьющихся у застрехи.
Множество диких пчел гнездится, как правило, и в старых бревенчатых стенах. К несчастью для пчел, камышовые и соломенные крыши, да и деревянные дома уходят в прошлое, и насекомые, среди которых множество ценных опылителей растений, лишаются удобнейших мест гнездования.
В современных кирпичных и крупнопанельных зданиях с крышами из железа и шифера им, увы, жить негде. В них могут существовать только люди, не подозревающие, как много они потеряли оттого, что лишились возможности хотя бы видеть в окошко «старосветский» уголок освещенной солнцем бревенчатой стены, буйный лопух у ее подножия, бабочек и пчел на лиловых шишках этого лопуха и кусок чистого синего неба над всем этим.
Но я опять отвлекся. Мне хотелось упомянуть всего навсего об одном сарае, крытом таким вот старым тростником. Кровля эта, по свидетельству С. И. Малышева, представляла любопытную картину. «Я напрасно старался найти обитаемые гнезда одиночных ос или пчел: всюду виднелись свежие следы опустошения, произведенного мелиттобиями, и, следовательно, главная причина, сделавшая крышу необитаемой для одиночных ос и пчел, лежала в чрезвычайном размножении мелиттобий», — писал Сергей Иванович.
Стало быть, расселение этого наездника происходит особенно успешно и быстро в пчелиных «городах», население которых он губит подчистую. И тем не менее многие пчелиные и осиные колонии в старых зданиях, на обрывах, у дорог абсолютно не заражены. Допустимо ли такое, чтобы сюда за десятки лет не проникла одна мелиттобия? Вообще, каковы причины, сдержи ающие размножение и распространение этого наездника в колониях пчел и шмелей и вообще по земному шару?
Больных мелиттобий мне видеть не приходилось. Хищники на такую мелюзгу не обращают никакого внимания. Паразитов из мира членистоногих у крошек мелиттобий нет совсем. Вот и думай, отчего мелиттобия не уничтожила до сих пор всех пчел на земле и что именно препятствует им размножаться выше некоей строго установленной нормы. Это одна из многих тайн экологии.
То, какие совершенные способы расселения насекомых придумала мудрая природа, я хочу показать на примере другого, столь же малоизвестного насекомого с которым мне тоже пришлось иметь дело. Я уже говорил о том, что многие наездники, мухи и другие насекомые очень любят лакомиться нектаром зонтичных растений. В наших краях, окрестностях города Исилькуля Омской области, раскидистые зонтики сибирского борщевика в иные дни буквально истекали нектаром, особенно в тех уголках леса, где мало насекомых. И мы даже нередко лакомились им, прикладываясь языком к ароматным липким соцветиям. А вот другие зонтичные — дягиль, морковник, сныть, хотя нектара дают и меньше, но для насекомых куда привлекательнее.
Дикие зонтичные нектароносы — незаменимая кормовая база для наездников нескольких семейств, чьи личинки паразитируют в телах насекомых вредителей. От количества нектара зонтичных, таким образом, косвенно зависит урожайность многих сельскохозяйственных культур.
Чтобы разобраться в этом получше и разглядеть, где и как у зонтичных образуются, хранятся и выдаются насекомым капельки сладкого угощения, я набрал как то целый букет цветущих зонтиков разных диких растений, чтобы затем хорошенько разглядеть цветки в бинокулярный микроскоп.
В лаборатории поставил банку с букетом на стол, снял головку микроскопа со штатива и, действуя
