еще не было.
— Я вас не понимаю.
— Рана была нанесена
Анаис сосредоточила внимание на дороге. Если ее догадки верны, то это… Нет, не может быть. Это чистое безумие.
— Вы хотите сказать, что вечером кто-то проник в Институт судебной медицины и изуродовал лицо трупа?
— Именно это я и сказал.
— Где расположен институт?
— В Рангее, близ Тулузы.
— Каков характер раны?
— Убийца вскрыл нос Бонфиса в продольном направлении и извлек носовую кость, а также четырехугольный хрящ носовой перегородки и хрящ крыла носа. То есть те твердые ткани, которые образуют форму носа.
Анаис не отрывала ноги от педали газа. Скорость помогала ей оставаться предельно сосредоточенной. В горле пересохло. Глаза горели. Но мозг действовал на все сто. Промедление с составлением отчета о вскрытии не имело ничего общего с проведением повторной экспертизы, осуществленной военными.
— Почему вы решили, что это дело рук того же убийцы?
— Кого же еще?
— Зачем они пошли на такой риск? Зачем им эти кости?
— Не знаю. На мой взгляд, это охотники. Они вернулись за трофеями.
— За трофеями?
— Во время Второй мировой американские солдаты отрезали у убитых японцев уши и вырывали зубы. А из бедренных и берцовых костей мастерили ножики для разрезания бумаги.
Майор проговорил все это быстро. Складывалось впечатление, что он одновременно напуган и восхищен дерзостью преступников.
— В котором часу произошло это… э-э… вмешательство?
— Около восьми вечера. Тела увезли из клиники Байонны ровно в пять. Значит, их только что доставили в Рангей. Судя по всему, морг у них никем не охраняется.
Анаис силилась, но не могла поверить, чтобы люди, способные поразить мишень с расстояния в полкилометра, даже больше, то есть настоящие профессионалы, пошли бы на подобный риск ради пары косточек. Трофеи? Как бы не так!
— Кому было известно, что тела переправляют в морг в Рангее?
— Всем. Там расположен единственный в области Институт судебной медицины.
— В котором часу предполагалось начать вскрытие?
— Сразу после доставки тел. Не представляю, как злоумышленникам удалось проникнуть туда незамеченными.
— Какими инструментами они воспользовались?
— По мнению патологоанатома, охотничьим ножом. С зазубренным стальным лезвием.
— Вы допросили персонал?
Мартено разозлился:
— А чем, по-вашему, мы занимаемся последние три дня? Мы весь морг прочесали частым гребнем. Обнаружили массу органических микрочастиц, но для подобного места их присутствие неудивительно. Мы проделали все анализы, досконально изучили каждый образец. Ни одного постороннего отпечатка. Ни одного волоска, не принадлежащего трупу или кому-нибудь из сотрудников. Эти люди — призраки.
— А почему вы решили позвонить мне?
— Потому что я вам доверяю.
— А ваше начальство в курсе того, что вы мне звоните?
— Нет. Ни мое непосредственное начальство, ни судья из Байонны. Об этом не знает даже следственный судья, назначенный по делу об убийстве Филиппа Дюрюи.
— Ле-Галь? Он с вами связывался?
— Сегодня днем. Но Морисе я пока не звонил.
Анаис улыбнулась. У нее появился союзник.
— Спасибо.
— Не за что. Давайте договоримся: тот, кто узнает что-то новое, звонит другому. И наоборот.
— Идет.
Она нажала отбой. Перед глазами все так же бежали световые полосы. Рваные, дрожащие. Они производили на нее гипнотический эффект. Словно ей показывали стереоскопический фильм, составленный из беспорядочных, случайным образом смонтированных между собой кадров. Но в этой мешанине образов все время мелькала одна и та же картина. Одна и та же декорация. Бойня. Расчлененные тела и лужи крови на белом кафельном полу.
На этой бойне убивали людей.
Януш с Шампунем двигались к юго-западу, лицом к ветру. Лысый сказал, что знает за доками, между собором Мажор и кварталом Панье, одну стройку, где они найдут себе убежище на ночь. Но прежде он хотел забрать свои сумки, спрятанные в садовом контейнере неподалеку от богадельни Вьей-Шарите.
— У меня там все найдется — и перина, и одеяло! Устрою тебя по-царски!
Януш шагал за ним на автопилоте. Разговор с Ле-Гуэном стал для него последней каплей. Итак, до того как стать психиатром и нищим, он был художником, во всяком случае, имел какое-то отношение к искусству. Новая информация не только не продвинула его вперед — она погрузила его в хаос, лишенный центра притяжения.
— Далеко еще?
— Почти пришли.
У Януша осталось всего одно желание: заснуть и больше не просыпаться. Найдут одетый в лохмотья труп и похоронят в безымянной могиле. Одной из многих, на которых значатся всякие Крутые Пацаны, Старые Хрычи или Киборги.
Януш огляделся. Пейзаж вокруг неузнаваемо изменился. Исчезли широкие проспекты, вдоль которых они таскались днем. Теперь они шагали лабиринтом узких улочек, наводивших на мысли о городах Южной Италии — Неаполе, Бари, Палермо…
— Где мы?
— В Панье, браток.
Появилась табличка с надписью: «Улица Раскаявшихся Грешниц». Мелькнула лавчонка под вывеской «Сделай жизнь прекрасней». Януш вспомнил про сериал, собиравший у телевизора всех пациентов его отделения. Похоже, его действие разворачивалось как раз в этом квартале.
Несмотря на усталость, холод и страх, Януш почувствовал некоторое облегчение. Здесь царила атмосфера домашнего дружелюбия. На окнах сушилось белье. Светились во тьме фонари, словно далекие звезды. На стенах висели коробки кондиционеров, придавая фасадам южный, почти тропический вид.
Они пересекали площади, карабкались по горбатым улочкам, устремлялись в каменные коридоры…
— Пришли!
Шампунь указал на сквер. Быстро перелез через ограду и нырнул в кусты, за которыми притаились два зеленых контейнера, в которые садовники собирали опавшие листья и сухие ветки. Из контейнеров он извлек две большие картонные коробки.
— А вот и твоя постель, Жанно! Почти пуховая перина!
Шампунь сунул коробки ему под мышки. Они пошли назад, спускаясь по крутым, словно лестницы, улицам. Мистраль выдул из города прохожих. Бульвар Дам. Бульвар Шумана. Наконец они выбрались на шоссе, бегущее вдоль побережья. Дальше — только доки, а за ними — море. Но между доками и морем
