зажигалка. Она закурила самокрутку.

— Прям не верится, — после паузы хрипло выдавила она.

— В последние дни перед исчезновением в его поведении не было ничего странного?

Она пожала плечами. Спутанные пряди волос прилипли к ее изможденным щекам. Она курила, глубоко затягиваясь и выпуская паровозные клубы дыма, немедленно уносимые морским ветром.

— Патрик не больно-то много рассказывает…

— А раньше он никогда не пропадал? Не страдал потерей памяти?

— Нет.

— Так что у него возникли за проблемы?

Она молча сделала пару шагов вперед. У них под ногами ворчало море. Море шумно, с рокотом, дышало. Отступало назад, чтобы с удвоенной силой обрушиться на берег.

— Деньги, вот и все проблемы. Ничего нового. Патрик взял в банке кредит, чтобы купить лодку. Хотел сам себе быть хозяином. Только сезон выдался дрянной.

— В течение года бывает несколько рыбацких сезонов, верно?

— Я про самый важный. Октябрьский. Когда идет белый тунец. Ну а заработали мы только-только на жизнь и чтобы расплатиться с ребятами, которые нам помогали. А на кредит ничего не осталось…

— Каким образом вам удалось получить кредит в банке? Они ведь, наверное, потребовали первый взнос?

— Взнос я заплатила.

Фрер не смог скрыть удивления, и Сильви улыбнулась:

— Может, по мне и не скажешь, но у меня имеется кое-какая собственность. Вернее сказать, имелась. Домишко в Бидаре. Мы его продали и вложили деньги в лодку. Только не заладилось у нас. Поставщикам задолжали. Проценты банку выплачивали. Вам не понять.

В глазах Сильви Матиас принадлежал к классу миллиардеров. Он на нее не обиделся. Его переполняли эмоции, мешавшие связно мыслить. Волны били в берег, поднимая тучи брызг, серебрившихся на солнце. На губах Матиас ощущал привкус соли, в глазах плясали солнечные зайчики.

Женщина обернулась через плечо посмотреть, чем занят Патрик. Он уже запрыгнул на борт лодки и копался у нее на дне, очевидно, проверял состояние мотора. Она смотрела на него материнским взглядом.

— Он что-нибудь рассказывал вам о своей… о своей прежней жизни?

— Про жену, что ль? Он не любит языком трепать, но я про нее знаю. Это не секрет.

— Он с ней общается?

— Никогда. Они разругались вдрызг.

— Почему он не разведется?

— На какие шиши?

Фрер не стал углубляться в эту тему, о которой имел самое приблизительное представление. Женитьба. Брачный договор. Развод. Все эти понятия оставались для него чистой абстракцией.

— А про свое детство он когда-нибудь с вами говорил?

— Так вы и правда ничего не знаете, — с легким оттенком презрения ответила она.

— Чего я не знаю?

— Он убил своего отца.

Матиас сглотнул ком в горле.

— Его папаша собирал металлолом, — продолжила она. — Патрик ему помогал.

— В Герене?

— Не помню названия. Какой-то пригород. Там жила его семья.

— И что же произошло?

— Они подрались. Папаша пьяный был, на ногах не стоял. И упал в чан с кислотой. Они в нем ржавые железяки держали. Патрик его вытащил, но старикан уже дал дуба. Патрику тогда всего пятнадцать лет было. Лично я считаю, что это был просто несчастный случай.

— А дело расследовали?

— Без понятия. Во всяком случае, Патрика не посадили.

Это легко проверить. Догадка Матиаса находила свое подтверждение. Тяжелое детство. Семейная трагедия, оставившая трещину в подсознании подростка. И эта дыра все ширилась и ширилась, пока полностью не поглотила его личность.

— А что с ним потом стало? Он не ушел из дома?

— Он в Легион завербовался.

— В Иностранный легион?

— Он считал себя виновным в смерти отца. А преступникам одна дорога — в Легион.

Они добрались до края мостика. Не сговариваясь, повернули обратно и медленно пошли к причалу. Сильви без конца бросала на Патрика короткие взгляды. Рыбак, увлеченно копавшийся в моторе, казалось, забыл об их существовании.

— У Патрика когда-нибудь были трения с полицией? — снова заговорил психиатр.

— Да что вы такое городите? Если люди бедные, значит, они обязательно бандюги? Ну да, у Патрика бывали трудные времена, но по кривой дорожке он никогда не ходил!

Фрер задумался. Он пытался сопоставить ложные воспоминания Паскаля Мишелля с подлинными фактами биографии Патрика Бонфиса.

— Вы когда-нибудь бывали в районе Аркашона?

— Нет, никогда.

— Вам что-нибудь говорит имя Тибодье?

— Ничего.

— А имя Элен Офер?

— Это еще кто такая?

Фрер улыбнулся, давая собеседнице понять, что с этой стороны ей ничто не грозит. Женщина снова вытащила кисет с табаком и лист папиросной бумаги. Несмотря на расстроенный вид, она в несколько секунд ловко свернула новую сигарету.

— Он вам рассказывал про сон, который ему часто снится?

— Что за сон?

— Как будто он в солнечный день идет по деревне. Потом раздается взрыв, и на стене остается его тень.

— В первый раз слышу.

Вот и еще одно подтверждение. Сон начал сниться Патрику вследствие перенесенной психической травмы. Что там рассказывал Паскаль Мишелль? Он же Петер Шлемиль? Что-то о Хиросиме…

— Патрик любит читать?

— Не оторвешь от книжки. У нас не дом, а муниципальная библиотека.

— А какие книги он читает?

— Все больше по истории.

Фрер решил, что пора задать ключевой вопрос:

— Скажите, а в тот день, когда Патрик поехал в банк, он не упоминал, что у него назначена еще какая-то встреча? Он больше никуда не собирался?

— Послушайте, вы что — легавый? Чего вы меня все расспрашиваете?

— Я должен понять, что с ним произошло. Я имею в виду, что произошло у него в голове. Мне необходимо шаг за шагом восстановить события того дня, который для него закончился потерей памяти. Иначе мне его не вылечить.

Она ничего не ответила, только махнула рукой с зажатым в ней окурком, прочертившим во влажном воздухе красную дугу. Курила она жадно, глубоко затягиваясь. Они молча дошли до причала. Бонфис по- прежнему ковырялся в моторе. Время от времени над бортом лодки показывалась его голова. Даже с такого расстояния было видно, что на его лице замерло выражение безмятежного счастья.

— Мне придется еще раз приехать, поговорить с Патриком, — предупредил Фрер.

— Нет, — отрезала Сильви, швыряя в море окурок. — Оставьте его в покое. Вы много для него