Тогда, в ноябре 1996 года, обратно из Эйлата в Хайфу мы ехали вчетвером на автобусе долгим ночным рейсом. Автобус закладывал крутые виражи по горной дороге над Мертвым морем, и полная луна заглядывала в окна то слева, то справа. Бодрствующий Юлик неожиданно предложил мне послушать начало новой песни. Послушав его, я сказал, что мотив мне что-то напоминает. Это, впрочем, не помешало Юлику дописать песню, которую он с успехом показывал на всех наших концертах: «Дорогой длинною, да ночкой лунною, с Эйлата в Хайфу через Тель-Авив».
Что еще меня поразило в Израиле? Пожалуй, старики – свободные, как и дети, оживленно жестикулирующие и громко переговаривающиеся. Помнится, на одном из концертов один почтенного возраста человек, сидевший в последнем ряду, начал громко жаловаться, что он плохо слышит. «Садитесь в первый ряд, – предложил я ему, – и будет хорошо слышно». «Нет, – возразил он, – я хочу, чтобы мне было слышно здесь». Старики здесь не боятся быть такими, какие они есть, – шумными, наивными, размахивающими руками, смешными и беспомощными.
Несмотря на растущую военную напряженность, дни, проведенные в Израиле, напомнили мне о чувстве собственного достоинства. Том чувстве, которое с детства тщательно вытравливалось во мне и моих сверстниках под пионерские барабаны и комсомольское хоровое пение, под победные марши сталинских парадов и пьяный мат глумящейся толпы. Нас не учили любить, учили только ненавидеть – классовых врагов, инородцев, абстракционистов, сионистов, уклонистов – всех, на кого в очередной раз направлен указующий перст. Жизнь моего поколения невозвратно потрачена в этом больном ненормальном обществе, пораженном паранойей всеобщей ненависти. Но я рад, что хотя бы в конце пути увидел мир, где, возможно, будут жить не ненавистью, а любовью.
Помню, в ноябре 2000 года в Натании я проснулся ночью от яркой вспышки, за которой последовал глухой раскат. Как раз накануне закончилась конференция Лиги арабских стран, угрожавшая Израилю войной. Через минуту – новая вспышка и новый удар. «Артобстрел», – подумал я, мгновенно вспомнив свое блокадное детство. И только шум хлынувшего затем дождя заставил меня понять, что это гроза.
В шумном портовом городе Хайфа на склоне горы Кармель, где стоит монастырь кармелитского ордена, построенный еще крестоносцами, и у подножия которой находится гробница Ильи Пророка, я увидел в парке большой странного вида храм, не похожий ни на синагоги, ни на христианские церкви, ни на мечети. Храм этот увенчан золотым, нестерпимо полыхающим на солнце куполом и хорошо виден с моря на фоне зеленого склона. Поставлен он здесь приверженцами одной из самых молодых на нашей планете конфессий – «бахаи», которая провозглашает единство всех верований, поскольку Бог един, и всеобщую любовь между людьми. Последователи этой религии одинаково поклоняются Христу, Магомету, Будде и Иегове. Необычный этот храм стоит в огромном тенистом парке, посаженном прихожанами: каждое новое дерево здесь – форма молитвы.
В удивительном этом парке, как в дендрарии, сошлись вместе растения Запада и Востока, Севера и Юга, демонстрируя возможность мирного и дружного сосуществования. Среди причудливого лабиринта дорожек, на клумбах, засаженных яркими и диковинными цветами, возвышаются бронзовые изваяния экзотических животных и птиц, населяющих нашу планету. Негромкое пение птиц и шелест густых ветвей струятся над немноголюдным парком. Не странно ли, что уникальный этот храм, декларирующий любовь, так же как и храмы трех древнейших религий, встал именно здесь, на крошечной, истерзанной кровавыми междоусобицами земле Израиля, где когда-то зародилась человеческая цивилизация? Видимо, недаром слово «адам» на иврите означает «человек».
С Израилем связано немало удивительных историй, которые пересекаются с трагической историей Холокоста и героической историей борьбы за эти святые для евреев места. Одна из них закончилась на вершине горы Кармель, за стенами монастыря кармелитов. Речь идет о героическом человеке – Освальде Руфайзене. Еврейский мальчик, который родился в Польше, вместе с родителями в 39-м году бежал от фашистов в Белоруссию и в 41-м году, будучи молодым человеком, прекрасно зная немецкий язык, когда немцы захватили городок Мир, пошел работать переводчиком в немецкую полевую жандармерию, выдав себя за немца. Он не был похож на еврея. Работая в полевой жандармерии, Руфайзен помогал партизанам и спасал евреев от уничтожения. Так, в местечке Мир, неподалеку от Минска, накануне акции уничтожения, когда фашисты должны были убить большое число евреев из гетто, которое находилось в старинном замке, он вывел в безопасное место триста человек, после чего сам вынужден был бежать. Руфайзен укрылся за стенами монастыря кармелитов, принял христианство и уже после войны приехал в Израиль, где в течение многих десятилетий был монахом кармелитского монастыря. Самое интересное, что, уже будучи национальным героем Израиля, Руфайзен несколько лет судился с правительством этой страны, для того чтобы получить израильское гражданство, поскольку по вероисповеданию был католиком. Его многолетняя дружба с кардиналом Каролем Войтылой, который затем стал Папой Римским, привела к тому, что Ватикан официально признал государство Израиль.
На вершине горы Кармель, в монастыре кармелитов я со съемочной группой фильма «Атланты держат небо» встретился с монахами, которые еще помнят Освальда Руфайзена. Они показали нам его келью, и мы побывали на его могиле. Немало материалов о брате Даниэле, таково было монашеское имя Руфайзена, хранится и в музее «Яд ва-Шем». Ему посвящена книга известной писательницы Людмилы Улицкой «Даниель Штайн – переводчик». Повествование отличается от реальности: у Улицкой он погибает в автомобильной катастрофе, а на самом деле он умер своей смертью. «Такой святой человек не мог погибнуть от насильственной смерти», – заявил старый кармелитский монах, показавший нам его келью. Он рассказал, что при погребении Руфайзена в 1998 году над ним читали и христианские поминальные молитвы, и кадиш. А над гробом плакали не только евреи, но и десятки христиан-арабов.
Похоронили Руфайзена на христианском участке огромного кладбища в нижней части Хайфы на берегу моря. Нам с трудом удалось отыскать его заброшенную могилу, неприбранный вид которой внушает грусть и обиду. Католический крест на мраморной плите разбит. Сама плита покрыта пылью и мусором, и на ней лежит маленький туристский красно-белый польский флажок с орлом.
В Хайфе в 2008 году мне довелось встретиться и побеседовать с крупным израильским религиозным философом и писателем, русскоязычным раввином, магистром математической логики Еврейского университета в Иерусалиме Менахемом-Михаэлем Гитиком. Тогда как раз вышел мой документальный фильм под названием «В поисках идиша». Через весь сюжет фильма проходят размышления разных людей о судьбе этого языка, о возможности его восстановления в жизни евреев, о возможности его дальнейшего существования. Вот что об этом мне рассказал Гитик: «Идишская культура стала частью идентификации евреев, в которой они очень нуждались после революции в России. Еврейский народ в этом смысле не обделен, и силы народа, приложенные к этой культуре, дали совершенно удивительные всходы. При этом идишская культура, конечно же, не только советская. Но и ее не обошла яростная антирелигиозная пропаганда двадцатых годов. Что касается завтрашнего расцвета языка идиш и идишской культуры, то, скорее всего, он никогда не наступит. И причина тому – Адольф Гитлер. Убиение почти семи миллионов евреев (цифра шесть весьма и весьма неточна), по сути, уничтожило носителей этой культуры. Не может существовать культура только за счет ее творцов! Как и на рынке, обязательно должен быть спрос. А если спроса нет, то при всем желании, при всем качестве продукта то, что не имеет спроса, не имеет будущего. В то же время идишская культура, конечно, никогда не исчезнет как источник, как вдохновение. Она – уникальна, поскольку вобрала в себя весь опыт, накопленный еврейским народом, и даже не столько в
