Всесоюзной конференции по исследованию верхних слоев атмосферы в апреле 1956 года. – Должен сказать, что по известным причинам нас будут интересовать, в связи с перспективными работами, высоты до 800 километров… Говоря о перспективах, нельзя не остановиться на одном из самых злободневных вопросов – это полет человека в ракете. В настоящее время эта задача становится все более и более реальной… Мы могли бы подойти наиболее близко к вопросам нашей ближайшей перспективы, таким, как вопрос о спуске аппаратуры и, наконец, человека с искусственного спутника Земли…

1956 год. Еще не создана ракета «Восток», еще не запущен даже простейший искусственный спутник, а Королев уже говорит о полете человека в космос как о «ближайшей перспективе»! Не потому ли с таким вниманием относится Главный конструктор и к биологам, специалистам в области авиационной медицины, которые все чаще стали появляться на стартовых площадках.

В письме от 22 июля 1951 года Сергей Павлович писал Нине Ивановне, как он гулял с Дезиком и Цыганом – двумя собачками, подготовленными к высотному полету. Первый такой полет состоялся через неделю. Собачки в специальном герметическом контейнере помещались в головной части геофизической ракеты В-1А, созданной в КБ Королева в 1949 году. До этого старта ракета приметалась для подъема аппаратуры на высоту до 110 километров. Дезик и Цыган благополучно вернулись на землю. С этого времени начались регулярные «биологические пуски». Ученые-биологи и медики формировали самые различные «экипажи». В полетах участвовали бактерии, фаги, тканиевые препараты, грибы, различные растения, семена и проростки пшеницы, гороха, кукурузы, лука, любимцы генетиков мухи-дрозофилы, мыши, крысы, морские свинки и, конечно, собаки – традиционные и верные помощники ученых. Собака как лабораторное животное получила особо широкое признание после работ великого русского физиолога И. П. Павлова, который в знак благодарности поставил памятник лабораторной собаке. Так что полеты наших дворняжек были продолжением давних научных традиций. Во время одного из симпозиумов в США советских ученых спросили, почему СССР запускает в космос собак.

– Собака лишь друг человека, – говорили американцы. – Мы вот запускаем шимпанзе, которые гораздо ближе нам. Это, можно сказать, родственники…

– Что делать, – с улыбкой отвечали наши медики, – все зависит от сердечных привязанностей: одни больше заботятся о родственниках, другие – о друзьях…

Королев внимательно следил за этими работами, радовался успеху ученых, переживал гибель двух собачек во время пуска 28 августа 1951 года. Опыты с живыми организмами давали уникальную информацию, которую нельзя было получить в земных лабораториях. Сергей Павлович понимал, что полет человека невозможен без этого, пусть во многом еще чернового анализа состояния сердечно-сосудистой системы и дыхания живого организма в условиях ракетного полета, без отработки методики физиологических исследований в состоянии невесомости. Биологические эксперименты проводились в течение многих лет. В мае 1957 года они были продолжены на новой одноступенчатой геофизической ракете В-2А, созданной в КБ Королева. Эта мощная ракета могла поднять рекордный для того времени полезный груз, равный 2200 килограммам, на высоту 212 километров. Она уже стучалась в двери космоса: эта высота лежала где-то между апогеем и перигеем орбит будущих пилотируемых «Востоков».

Геофизическая ракета В-2А. Ракета В-5В предназначалась для геофизических, астрофизических и медико-биологических исследований.

Интересно, что тогда же были опробованы все методики возвращения животных на землю. В одном случае собаки опускались вместе с герметичным контейнером, то есть так, как впоследствии приземлялись в своих спускаемых аппаратах пилоты «Восходов» и «Союзов». В другом случае на животных надевали высотный скафандр с прозрачным гермошлемом, и опускались они отдельно от контейнера на индивидуальном парашюте, то есть так, как приземлялись после катапультирования пилоты «Востоков».

Таким образом, ракетные пуски, которые проводились по программам Академии наук, помимо своих насущных специальных целей, преследовали и большую далекую цель: обеспечение полета человека в космическое пространство. Успех этих программ во многом определялся самоотверженной работой больших коллективов исследователей, руководимых крупнейшими учеными нашей страны. Особенно много сил и энергии отдали этой работе академики Анатолий Аркадьевич Благонравов и Василий Васильевич Парин. У этих людей были разные научные интересы, но общее отношение к делу, общая заинтересованность в общей работе, увлеченность ее перспективами.

Благонравов в юности мечтал стать корабелом, поступил на кораблестроительный факультет Петербургского политехнического института. Но корабли строить ему не довелось: так случилось, что не корабль, а пушка стала главным интересом его жизни. В 1916 году Анатолий Аркадьевич заканчивает Михайловское артиллерийское училище (то самое, начальником которого был Александр Дмитриевич Засядко и которое окончил Константин Иванович Константинов), затем Высшую артиллерийскую школу, затем артфакультет Военно-технической академии. Он становится крупнейшим ученым-механиком, специалистом в области вооружения, автором капитальной монографии «Основание проектирования автоматического оружия». В 1946 году Благонравов был избран президентом только что созданной Академии артиллерийских наук. И когда в конце 40-х годов благодаря ракетам Королева работы по исследованию высших слоев атмосферы стали разворачиваться широким фронтом, Благонравов с радостью возглавил эти исследования. С 1959 года он был председателем Комиссии по исследованию и использованию космического пространства при Академии наук СССР.

Мне приходилось довольно часто встречаться и беседовать с Анатолием Аркадьевичем в конце 50-х – начале 60-х годов. Сухой, совершенно седой, с яркими голубыми глазами и удивительно красивыми руками с длинными холеными ногтями, Благонравов был собеседником немногословным, разговорить его было довольно трудно. Помню, как нелегко было уговорить его выступить со статьей в «Комсомольской правде». Статья эта была опубликована в мае 1960 года, почти за год до полета Гагарина, под довольно смелым по тем временам заголовком: «Кабина ракеты ждет человека».

Василий Васильевич Парин, напротив, был прекрасным собеседником, живым, общительным человеком, сразу располагавшим к себе своей доброй, открытой улыбкой. Уже через несколько лет после смерти Василия Васильевича – он умер летом 1971 года – попал я случайно на его родину, в глухую удмуртскую деревеньку Сюмси. Дом его родителей не сохранился. От былых времен остался разве что старый, екатерининских времен тракт, обсаженный древними березами. Когда-то по нему с запада на восток проезжал опальный Александр Радищев, а через много лет, – с востока на запад, – полный радостных надежд Василий Парин: ехал учиться.

Учился Парин сначала в Казани, затем в Перми, где и начал свою самостоятельную работу на кафедре физиологии мединститута. Его учителями были известные физиологи Б. Ф. Вериго и А. Ф. Самойлов, которые помогли ему очень быстро найти себя: уже в 27 лет Парин заведует кафедрой физиологии Пермского пединститута. Затем он работает в Свердловске, а перед самой войной переезжает в Москву. Директор 1-го Московского мединститута, заместитель наркома здравоохранения, первый академик-секретарь созданной при его активном участии Академии медицинских наук, директор Института нормальной и патологической физиологии АМН и, наконец, директор Института медикобиологических проблем – вот путь, который привел Василия Васильевича на космодром.