против призыва новобранцев. Первая часть обвинения была отведена судьей, но вторая осталась. Обвиняемым по закону о шпионаже грозили двадцатилетнее заключение и штраф в десять тысяч долларов.

Основанием для обвинения служили следующие материалы:

— статья Истмена о мужестве людей, выступающих против войны;

— подборка писем с введением Делла;

— белые стихи Джозефины Белл, посвященные анархистам;

— отрывки из статьи о росте психических болезней в армии с придуманным Ридом заголовком: «Свяжите смирительную рубашку для вашего парня-солдата»;

— рисунок Глинтенкампа, изображающий, как с живого солдата снимают мерку для гроба;

— рисунок Юнга «Дьявольский оркестр», изображающий, как, осыпаемые золотым дождем, пляшут под звуки оркестра, которым дирижирует Сатана, капиталист, издатель, политикан и проповедник.

Первый процесс над «Мэссиз» продолжался восемь дней в битком набитом зале. Реакционеры неистовствовали. Нанятые ими оркестры непрерывно играли под окнами суда патриотические марши, чтобы экзальтировать толпу, воинствующие молодчики с шовинистическими плакатами пикетировали здание.

По иронии судьбы и причинам, гораздо более глубоким, чем это думалось Риду в то время, из шести обвиняемых ко дню суда только половина продолжала разделять те убеждения, за которые их судили. Истмен, Делл, издатель Роджерс уже не осуждали войну. Джозефина Белл в счет не шла, так как против нее обвинение было снято по занятной причине.

Прочитав ее «поэму», судья спросил защитника:

— Вы называете это стихами?

— Так они названы в обвинении, ваша честь.

— В таком случае обвинение снимается.

Все восемь дней шел спор между обвиняемыми и обвинителями о конституционных правах. Рассчитывать на них, однако, не приходилось: в состав жюри входили буржуа, известные своим отрицательным отношением к социализму и пацифизму.

На одном из заседаний флегматичный Арт Юнг, которому надоели все эти разговоры, преспокойно заснул и пробудился только тогда, когда прокурор стал трясти его за плечо.

Арт раскрыл глаза и как ни в чем не бывало спросил:

— Что вам угодно?

Прокурор потребовал объяснить, что означает его рисунок. Арт сказал, что его рисунок не нуждается в объяснении. Прокурор, однако, настаивал: почему дирижирует именно Дьявол. Арт только пожал плечами:

— По определению генерала Шермана война — это ад. Естественно, что дирижирует там Сатана.

Первый процесс окончился ничем. Как ни подтасовывали состав присяжных, среди них нашелся один человек, отказавшийся признать редакторов «Мэссиз» виновными.

Вот какие новости узнал Джек в первый же нью-йоркский вечер. Самому ему пришлось рассказывать друзьям о том, что он видел, гораздо дольше. Однажды его спросили: чему в конечном счете его научила революция? Рид ответил:

— Я понял, что класс, владеющий частной собственностью, лоялен только по отношению к этой своей собственности и никогда не пойдет навстречу рабочему классу ни в чем. Что массы рабочих способны не только мечтать о счастье, но в силах превратить эти мечты в действительность.

Рид обнаружил, что, несмотря на шпиономанию, клевету о большевиках, особенно разнузданную после заключения Брест-Литовского мира, люди труда в Америке жаждут узнать правду о русской революции. Буквально на другой день после приезда он написал статью в первомайский номер «Колл», а затем в «Либерейтор». В этих статьях он разоблачал бредовые измышления желтой прессы о зверствах большевиков, подчеркивал, что Советы борются с германскими империалистами так же, как и со своими собственными.

Но статьи эти никак не могли удовлетворить Рида. Клятва, которую он дал перед лицом съезда Советов, требовала от него большего. Он решил по примеру русских большевиков выступать на рабочих митингах и собраниях с рассказами о революции.

Первое публичное выступление Рида состоялось уже 9 мая. В течение следующих двух недель он прочитал пять лекций; причем не только в Нью-Йорке, но и в Вашингтоне и Бостоне. На этих лекциях побывали тысячи людей, и каждый из них унес с собой частицу ленинской правды.

1 июня Рид должен был говорить в Филадельфии. Но когда он приехал в город, оказалось, что власти запретили собрание. Возле закрытых дверей зала толпилось около пятисот возмущенных горожан. Что ж, Рид понимал, что раньше или позже ему попытаются заткнуть рот, и был готов к этому. Он стал говорить прямо на улице. Появилась полиция. Дюжий молчаливый сержант ловко выбил из-под ног Джека ящик, служивший импровизированной трибуной.

Рид протестующе заявил, что он не нарушил никакого закона. В ответ его мгновенно вбросили в полицейскую машину и доставили в участок. Это был его первый арест после возвращения. Через год он потерял им счет.

За «нарушение порядка» на Джека наложили штраф — 1500 долларов. Прокурор увеличил сумму до 5 тысяч. К счастью для Рида, нашелся честный судья, который отменил штраф как незаконный.

С промежутками всего в два-три дня Рид выступил в Бронксе, Ньюарке, Бруклине, Детройте. В Бронксе послушать его пришло несколько тысяч рабочих, главным образом выходцев из России. Рид говорил два часа подряд и закончил свою речь по русски: «Да здравствует социалистическая революция!»

Лекции и речи отнимали много времени и энергии, но приносили подлинное моральное удовлетворение. И все же Джек сожалел, что не может приступить к осуществлению своей главной задачи — книге. До сих пор Государственный департамент, несмотря на все хлопоты, отказывался вернуть его бумаги. Луиза Брайант успела составить из своих очерков книгу — «Шесть красных месяцев в России», неглубокую, но яркую, а Рид… Чертовски плохо обстояло дело с деньгами двери редакций при его приближении плотно закрывались

9 июня Рид писал Стеффенсу

«Я произнес много речей о России, завтра выезжаю в Чикаго и Детройт, чтобы выступить там, начал большую серию статей для газетного синдиката. но газеты боятся к ним притронуться, некоторые мне вернули, когда их уже было начали печатать. Когда «Кольерс» взял статью и вернул назад, Освальд Виллард сказал мне, что журнал запретят, если он будет публиковать Джона Рида!

У меня контракт с Макмилланом на издание книги, но Государственный департамент отобрал все мои бумаги, когда я вернулся домой, и по сей день отказывается вернуть мне что-либо, хотя и обещает сделать это «после тщательного просмотра». Это тянется уже больше двух месяцев.

Я до сих пор не имею возможности написать ни одного слова для величайшей в моей жизни повести и одной из величайших во всем мире. Я заперт. Может быть, вы знаете что-либо относительно того, когда мои бумаги будут возвращены мне. Если я не получу их в ближайшее время, будет поздно. Макмиллан не издаст книгу.

Недавно я был арестован в Филадельфии за попытку произнести речь на улице, и в сентябре меня будут судить по обвинению в «побуждении к бунту, побуждении к грабежу и разбою и побуждений к мятежным суждениям».

…С моей почкой неладно… Мать ежедневно присылает мне письма с угрозой покончить самоубийством, если я буду продолжать позорить имя семьи. Мой брат на следующей неделе отправится во Францию. Я верю, что интервенция в Россию провалится».

Интервенция… 24 мая 1918 года в Мурманском порту бросил якорь крейсер американского флота «Олимпия». Бряцая снаряжением, на берег сошел батальон морской пехоты.

Теперь даже самые завзятые оптимисты считали, что вторжение в Россию крупных контингентов американских войск — вопрос дней. Протестующие попадали под действие все тех же законов о шпионаже.

Риду было по-настоящему больно и стыдно за родную страну, начавшую свою историю сто пятьдесят лет назад восстанием против иноземного владычества и дошедшую теперь до позорной роли