скандалов, в противном случае нам придется отказаться от ваших услуг.

— Отец мой, вы говорите о скандалах. Не знаю, чем я заслужил…

— Три дня тому назад агент полиции — к счастью, наш человек — застал в комнате непотребной женщины одного дворянина, вероятно вам знакомого, мертвецки пьяным.

Гектор опустил голову.

— Я не святой, — промолвил он смиренно, — я только жалкий грешник.

— Покаяться в грехах — значит уже наполовину их замолить. Но еще лучше — найти средство, которое помогло бы избежать их повторения.

— Какое же это средство?

— Жениться на богатой, сын мой, жениться по-христиански. Это принесет вам громадное состояние, которое вернет былой блеск вашему знатному имени. Сестра, несомненно, говорила вам о своих планах на этот счет?

— Говорила.

— Ну и что же?

— Сейчас, по-моему, не время этим заниматься.

— Почему?

— Посмотрим сначала, что получится с наследством.

— Одно другому не мешает, и миллионы Руссерана ничуть не хуже миллионов Сен-Сирга.

Граф де Мериа сделал недовольную мину и признался, что его не особенно прельщает перспектива стать зятем неотесанного болвана, которому какой-то рабочий раскроил череп; что он и его сестра рассчитывают, получив наследство кузена, занять положение куда более высокое, чем сейчас. Руссераны сгодятся на худой конец.

— Гектор, сын мой, — произнес иезуит, вставая, — хорошенько уразумейте, что мы должны постараться сосредоточить в своих руках все силы современного общества, дабы обеспечить себе триумф в будущем. Чтобы стать могущественнее всех, мы должны быть богаче всех. Когда царила военщина, церковь владычествовала над нею; теперь настало царство промышленников, мы хотим господствовать над ними, и мы их покорим.

— Я ничего не имею против, отец мой, и удовлетворюсь, если получу, как мы условились, четвертую часть состояния Сен-Сирга.

Священник возвел очи горе.

— Боже милостивый! — воскликнул он. — Зри: слуги твои, всем тебе обязанные, помышляют лишь о себе. В слепом себялюбии они забывают об интересах святого дела, о нуждах матери-церкви…

— Но неужели, преподобный отец, вы намерены завладеть всеми богатствами земли?

— Нет, сын мой, но по крайней мере держать их под своим контролем, что, пожалуй, еще важнее.

— Этого не так-то легко достичь.

— Нет, нет, Господь нам поможет. Все богатства принадлежат ему, а мы его наместники, должны олицетворять святое провидение.

— Нисколько не возражаю против ваших притязаний, преподобный отец, и, со своей стороны, если только разбогатею, окажу вам всяческое содействие. Я употреблю свои средства так, как вы пожелаете.

— Принимаю к сведению ваше обещание, сын мой. Давайте сейчас же наметим способы, как его выполнить.

— А если эти способы придутся мне не по душе?

— Вы вольны отвергнуть их. Но тогда, граф де Мериа, вы рискуете сойти с предначертанного вам пути и снова вернуться к ту грязь, откуда мы вас извлекли к вящей славе господней. Найдется достаточно знатных молодых людей, жаждущих вступить в ряды клерикальной партии, дабы восстановить свои утраченные привилегии. И, должен признаться, если бы не ваша сестра, чьи способности нам весьма на руку, мы уже давно отказались бы от ваших услуг.

— Поверьте, отец мой, я и не помышляю о том, чтобы покинуть вас, и не отделяю свои интересы от ваших. Наследство Сен-Сирга, половина которого достанется вам…

— Добыть это наследство совсем не так просто, как вы воображаете. Без нашей помощи вам его не получить.

— Я в этом убежден, отец мой, и поэтому готов во всем следовать вашим указаниям.

— Очень хорошо! — сказал иезуит с видимым удовлетворением.

В это время слуга приоткрыл дверь. В руках он держал письмо. Девис-Рот сделал ему знак приблизиться, взял конверт и поспешно вскрыл его, заметив графу, что ради служения Господу можно пренебречь суетными правилами светской вежливости.

Полученная бумага была рапортом Николя об аресте Анжелы. По мере чтения лицо иезуита прояснялось.

— Все хорошо, — сказал он. — Бог сохранил жизнь Руссерану, и сейчас он в наших руках. Теперь вам остается лишь жениться на его дочери.

— Какие капиталы будут служить гарниром к этой рыбке?

— Молчите, бездельник, — сказал иезуит, улыбаясь, — молчите! Все шансы на вашей стороне, постарайтесь добиться успеха. А теперь возьмемся за Сент-Сирга.

— За мной дело не станет, — ответил Гектор. — Сент-Сирг занимает главное место в моем сердце.

— Увы, добряк уже стар, его кончины можно ожидать со дня на день. Поэтому необходимо торопиться. Постарайтесь сами достать рукопись, о которой говорила госпожа де Вильсор. После этого предоставьте действовать вашей сестре.

— Я готов сделать все, что вы сочтете необходимым.

— Придется вам, сын мой, поступать в соответствии с обстоятельствами. Не забывайте: цель оправдывает средства.

— Что вы под этим подразумеваете, преподобный отец?

— По имеющимся у нас сведениям, деньги могут не прельстить владельца рукописи, и тогда…

— Понимаю. Родственник-защитник мстит за честь одной из героинь этого романа. Маленькая дуэль…

— Нет, нет, дуэль все испортит. Понадобятся свидетели, дело получит огласку. Ведь у прессы тысяча всевидящих глаз и сто тысяч злоязычных ртов. Надо придумать что-нибудь другое. Впрочем, — не спеша добавил Девис-Рот, — можете прибегнуть к силе, но только в крайнем случае. Поняли?

— Понимаю.

— Сейчас я познакомлю вас с одним ловким человеком. Вы с ним договоритесь, как действовать, чтобы добиться цели.

Священник позвонил. Вновь явился слуга.

— Попросите сюда подателя письма, которое вы мне только что принесли.

Гектор не мог сдержать удивленного возгласа, когда иезуит представил ему Николя. Со своей стороны, псевдожурналист не скрыл изумления при виде графа.

«Они знакомы, — подумал священник. — Тем лучше! Это делу не повредит».

Случай уже не раз сталкивал графа де Мериа и сыщика: они встречались и в церкви, и в других местах. Оба они были одинаково развратны и лицемерны, но не знали, что служат одному и тому же хозяину. Николя ухмыльнулся, Гектор поморщился.

По лицам своих агентов Девис-Рот следил за впечатлением, произведенным на них встречей. Для него это было не безразлично. Он дал им денег, объяснил, где найти Леон-Поля, адрес которого отыскал в толстом реестре, рекомендовал вести себя осторожно и благословил обоих пройдох. Едва дверь за ними закрылась, иезуит опустился в кресло и глубоко разочарованным тоном вполголоса проговорил:

— Боже, какими посредниками мы вынуждены пользоваться! Кто наши слуги? Продажные души, люди сомнительной репутации, скомпрометированные, погрязшие в разврате, предающиеся всевозможным порокам… Увы, увы! Вернутся ли те времена, когда огонь веры воспламенял сердца, над которыми мы властвовали, а пламя костров сжигало наших противников? Впрочем, — добавил он, тяжело вздохнув, —