Лишь Билей не стреляет, у него кончились патроны, но он вместе со всеми участвует в рукопашном бою.

Когда контратака гитлеровцев была отбита, я снова направился на высоту 534. Меня сопровождали капитан Дочкал и два советских офицера-артиллериста — капитан и старший лейтенант. По обеим сторонам траншей лежали трупы вражеских солдат, валялись неме­цкие каски, котелки, винтовки, ящики из-под патронов, автоматы и пулеметы. Жуткое зрелище, и я еще и еще раз повторяю: война — это страшно. Будь проклят, тысячу раз проклят и жестоко наказан тот, кто развязывает ее! И вывод один: фашизм и все то, что рождает захватнические, грабительские войны, должны быть с корнем вырва­ны и уничтожены. Да, вырваны и уничтожены!

Едва мы вошли в траншею на высоте, как вблизи начали рваться первые мины вражеских шестиствольных минометов. Кто-то схватил меня сзади и повалил на дно траншеи. Моя голова ткнулась в глину. На мне лежали два человека, и я не мог даже пошевельнуться. Несколько сильных взрывов, и снова тишина.

Как я уже говорил, со мной шли два советских офицера. Когда стали рваться мины, они прикрыли меня своим телом.

—   Что это значит, товарищи? — спросил я, как только встал на ноги.

—   Ничего, товарищ генерал. Просто вам нельзя погибать,— отве­тил советский капитан.

В тот день гитлеровцы еще четыре раза пытались сбросить нас с высоты 534. Фашистское командование настойчиво и беспощадно бросало в бой все имеющиеся в его распоряжении резервы. Трижды наши воины были вынуждены отступать, но каждый раз, собравшись с силами, снова отбрасывали противника. Когда же мы в третий раз заняли высоту, ослабевшие гитлеровцы уже не смогли подняться на ее гребень, и их четвертая контратака захлебнулась.

...Напряжение боев в Карпатах не ослабевало и в последующие дни. И не только в полосе наступления нашего корпуса, но и на всем фронте: каждую пядь карпатской земли, каждый населенный пункт приходилось брать с боем. Почти повсюду наше продвижение замед­лилось. Причинами тому были и труднопроходимая горная мест­ность, и то, что в первые дни наступления нам не удалось расширить брешь в обороне противника. Кроме того, гитлеровское командование подтянуло и своевременно ввело в бой свежие силы.

Если на второй день после начала операции 38-я армия, в составе которой действовал наш армейский корпус, имела двукратное превос­ходство в живой силе, а количество танков и самоходных установок у обеих сторон было примерно равное, то уже на седьмой день гитле­ровцам почти удалось ликвидировать наше превосходство в живой силе и добиться двойного количественного перевеса в танках и само­ходных установках. Необходимо также учесть и то обстоятельство, что немцы надежно укрепились и окопались в горах, тогда как наши войска были видны как на ладони. Помимо всего, соединения 38-й армии и части нашего корпуса не имели опыта ведения боевых дей­ствий в горах. Нам, как командирам, так и солдатам, пришлось про­йти трудную школу, чтобы научиться воевать в горно-лесистой мест­ности. Для сна времени не было совсем. Бои не прекращались ни днем, ни ночью. Атаки сменялись контратаками. Бойцы на переднем крае находились в постоянном напряжении.

Надежды, с которыми мы вступили в Карпаты,— через пять дней войти в Прешов — не оправдались. Расчеты на то, что операция будет проведена быстро и внезапно, также не подтвердились...

С тяжелыми боями советские и чехословацкие войска преодолели предгорья Карпат. Советским танковым частям удалось прорваться к действовавшему в тылу противника 1-му гвардейскому кавалерий­ скому корпусу. Приближался час перехода чехословацкой границы в районе Дуклинского перевала...

В то время нашим общим девизом было: «Преодолеть все труд­ности! Наступать, громить, уничтожать врага! Смело идти вперед, несмотря на его ожесточенное сопротивление! Вперед, и только впе­ред!»

Этот порыв охватил всех людей. Теперь не приходилось призывать идти в наступление. Не то что в первые дни Карпатско-Дуклинской операции, когда мы, преодолевая мощную оборону гитлеровцев, несли большие потери. Теперь все осталось позади. Мы стоим у поро­га родины. Солдатам, унтер-офицерам и офицерам не терпелось сту­пить на родную землю, узнать, что твориться в стране, которую они в свое время вынуждены были оставить. Таково было желание каж­дого воина. Но не все дожили до этих радостных дней. В каких-ни­будь ста метрах от границы героически погиб в горящем танке со своими боевыми друзьями Алексием и Агапенко мужественный тан­кист поручик Ясиок. Его место занял капитан Врана, добровольно приехавший к нам из Англии перед самым началом Карпатско-Дук­линской операции. Едва приняв командование танковым батальоном, погиб и он. Число павших росло: Ясиок, Врана, Агапенко, Алексий, Фукс, Маркович... и много других. Те же, кому до сих пор удавалось уйти от смерти, шли в бой за родную землю.

Продвигались мы медленно, но продвигались. Расстояние до границы все сокращалось. То и дело приходилось отбивать контратаки вра­га, вступать в рукопашные схватки.

Противник, тем не менее, не терял надежды. На одном из участков фронта в овраге скопилось до батальона гитлеровцев для очередной атаки.

На наблюдательном пункте командира минометного дивизиона надпоручика  (ныне генерала) Бедржиха задребезжал телефон.

—   Это   ты,   Франтишек? — спрашивает   командир   2-го   батальо­на. (Оба они с первых дней боев в Карпатах воевали вместе).— Ви­дишь впереди?

Еще бы Бедржих не видел! Он всегда умеет выбрать удобное место для наблюдательного пункта. И на сей раз противник перед ним как на ладони. Но... первая мина — недолет, вторая — перелет, третья — влево, четвертая — вправо. Тогда у надпоручика Бедржиха еще не все ладилось, он накапливал опыт. Еще раз рассчитал и передал с наблюдательного пункта данные на огневую позицию. Теперь шесть мин легли точно. За несколько минут первая минометная батарея Гросса накрыла своим огнем скопившихся гитлеровцев. Более 400 вражеских солдат и офицеров осталось лежать в овраге.

5 октября 1944 года. Разведка привела «языка». Пленный гитлеро­вец сказал немного, но и эти его показания содержали очень важные сведения. В частности, он сообщил, что немецкие войска, находящие­ ся за перевалом, изнурены до предела. Некоторые части противника начали отходить. Мы решили воспользоваться этим. Я приказал немедленно выслать разведку, чтобы проверить показания пленного. Если противник действительно начал отход, надо своевременно пе­рейти к преследованию. Наших воинов охватило радостное, приподня­тое настроение. В это время 1-я бригада находилась в польской дерев­не Зындранова.

—   Эй,   ребята,   поднимайтесь! — будил   уснувших   в   крестьянской хате   автоматчиков   четарж   Хмелик   из   роты   подпоручика   Билея.

Воины проснулись.

—   Этой ночью от каждого батальона пойдет в разведку по одной группе,— говорил Хмелик.— Надо собрать группу, которая разведает путь для вступления в Чехословакию. Кто желает?

Сразу взметнулось несколько рук — десятник Тырек, четарж Небе­ляк, десятник Почил, рядовые Кучерявы, Терегани, Гейда, Гоубела, Немрих, Мазур.

—   Э,    довольно,   довольно,    ребята,— махнул    рукой    Хмелик.— Остальные пойдут в следующий раз.

Группа разведчиков, возглавляемая четаржем Небеляком, вышла 6 октября в 2 часа ночи. До пограничного столба на Дуклинском перевале оставалось около двух километров. Расстояние небольшое, но пройти в сплошной темени два километра, когда в любой момент можно подорваться на мине, не так легко. Разведчики шли осторожно. Миновали вражеские дзоты, которые, к счастью, оказались забро­шенными. И вдруг в стороне раздались выстрелы. Разведчики залег­ли. Фашистский автоматчик продолжал строчить, но все обошлось благополучно. Только одна пуля раздробила древко Государственного флага Чехословацкой Республики, который разведчики несли с собой.

Рассвело. В мутной серой мгле справа виднелось асфальтированное шоссе, а впереди, у проселочной дороги,— полосатый пограничный столб. Сердца воинов учащенно забились: за столбом начиналась ро­дина.

Разведчики внимательно осмотрели окружающую местность. Как бы не напороться на мину, когда до родной земли осталось всего несколько шагов. Совсем недавно гитлеровцы установили на дороге